Дмитрий Аверкиев - Комедия о Российском дворянине Фроле Скабееве и стольничей Нардын-Нащокина дочери Аннушке
Варюша. В субботу, братец.
Фрол. Так. — В субботу же за вечерней мамушка — боярышни моей мамка то есть — про все мне и сдоложила. Я все смекнул и за дело. В монастырь; там разузнавать: кого пошлют, да возника как звать, да как ключника величать, и все такое, да лошади, мол, какие?
Лычиков. То-то ты отца и просил, вороных чтоб приказал заложить?
Фрол. Отгадал. — У игуменьи тож вороные — от ваших не отличишь, как раз под пару — а то мне хоть на саврасых венчаться. Еще спасибо твоему родителю, что отпустил.
Варюша. Ловко, братец.
Фрол. Ну, а тесть с тещей к Троице собрались*, богу молиться, ден десять в отлучке будут, — сегодня их, вишь, черт и несет — ну, значит нам лафа боярышню украсть.
Лычиков. Чего ж торопиться, коль на десять дён едут.
Фрол. Опять дурак. — Они как уедут, я на двор. А запоздай — кто знает? — тут-то может, черт игуменью и дернет за племянницей послать. Увезут в монастырь, жди — когда экая благодать опять привалит.
Варюша. Чудесно!
Фрол. И заметь: никто этого, кроме нас троих, не знает: ни боярышня, ни мамка, ни единая душа. Внезапно налетим. — Так вот оно, Савушка, как девок-те воруют. Для того тебе говорю, чтоб коли Варюху воровать придется, знал бы, как дело делать.
Лычиков. Э, мне что знать! Случится, ты же поможешь.
Фрол. И то. — Идем же. С возника платье стащить надо. (Идут.)
Лычиков (в дверях). А нам с Варей — никак нынче нельзя?
Фрол. Ну, иди. — Варюша, собери закусить что. (Уходят.)
Варюша. Ладно. — Господи, господи! чем-то все кончится!.. (Уходит в чулан.)
Перемена.
Сцена вторая
Действующие лица
СТОЛЬНИК НАРДЫН-НАЩОКИН, древний старик.
ВЕЛИК-БОЯРИН.
ФРОЛ.
СТОЛЬНИЧИЙ.
ДВОРЕЦКИЙ.
ПЕТР САВЕЛЬИЧ.
СТОЛЬНИЧИХА.
СТАРУХА.
АННУШКА.
МАМУШКА АКСИНЬЯ.
МАВРУШКА.
У Нардын-Нащокина.
Входят Нащокин и Дворецкий.
Нащокин. Что, Савельич, все ли готово?
Савельич. Готово-то все, только…
Нащокин. Что там еще?
Савельич. Велик-боярин, Иван Парамоныч, приехал.
Нащокин (с досадой). Сказал бы что сам ему сейчас.
Савельич. Сказывал, да «мне, говорит, ненадолго, — на одно, говорит, словечко».
Нащокин. Ох, от него добром не отвяжешься. Проси уж. (Дворецкий уходит.) Вечно-то не в пору приедет.
Входит Велик-боярин.
Велик-боярин. Свату низкий поклон, челом бью.
Нащокин (не скрывая неудовольствия). Ох, здравствуешь, Иван Парамоныч. Как господь носит? Садись. (Садятся.)
Велик-боярин. Слава богу, сват. Не в пору, кажись, приехал?
Нащокин. Не скажу, чтоб вовремя; ехать сам к Троице собрался…
Велик-боярин. Уж прости, друже, лихом не помяни. Дело-т важное, безотложное.
Нащокин. Сказывай, сват, скорей.
Велик-боярин. Есть у тебя, сват, в Новгородской волости поместье, и в том твоем поместьи приказчик у тебя есть Викул…
Нащокин. Слыхал, сват, слыхал. Бают люди, что есть.
Велик-боярин. А от той твоей от усадьбы недалече Фролово поселье стоит, Скабеева сына, Ивановича…
Нащокин. Стоит так стоит.
Велик-боярин. А Фроло-т этот, ведомый плут и вор меня надул ловко, сам за свою поимку с меня деньги взял, да и братишка его, Лаврушка…
Нащокин. Не раз, сват, про них от тебя же слышал.
Велик-боярин. Что ж, сват, по-твоему мне от эдаконького мальчонки в обиде быть, от Фролова братишки терпеть? Сказал Фрола на Москве, а Фроло-т дома сидит.
Нащокин. Аль мне до них, до Фрола с Лавром, дело есть?
Велик-боярин. А ты отпиши, приказчику своему Викулу отпиши: тех бы воров в усадьбе твоей не хоронил, а моему бы приказчику Федоту выдал, а он…
Нащокин (встает). Ох, сват, писано уж.
Велик-боярин (встает же). Ну, ну, сват, не сердись… Экая порода ваша Нащокинская горячая…
Нащокин. Аль, сват, не видишь: еду, колымага к крыльцу подана; другой бы от ворот подальше — не помешать бы, дороги не переехать, а ты с своими ворами да плутами прилез…
Велик-боярин. Иду, сват, иду. Прощай. (В дверях.) Так отпиши же.
Нащокин. Отпишу, прощай. (В двери.) Эй, кто там? Звать сюда боярыню с боярышней… (Один.) И пристал же! Который раз просит! Ищи ему невесть каких Фрола с Лавром… А мне до Фрола с Лавром что… не лошадьми, прости господи, барышничать!*
Из боковых дверей выходят: Стольничиха, Аннушка, мамка; из средних — Савельич.
Нащокин (жене). Ну, старуха, ехать пора — собралась ли?
Стольничиха. Собралась, старик, собралась…
Нащокин. Мамке наказ дала ли?
Стольничиха. Дала, отец, дала.
Нащокин. Ну, я еще прибавлю. Ты, Аксинья, слышь, — я вашу сестру знаю — как господа из дома, у вас тут кумушки да голубушки заведутся; то сама на пиру, то в терему дым коромыслом.
Мамка. У нас, государь, когда же?
Нащокин. Ты молчи, наказа слушай.
Мамка. Слушаю, государь, слушаю.
Нащокин. Тоже богомолок да торговок разных без нас в терем отнюдь не пускать. Пойдут: тары, да бары, разны товары, да и наболтают с три короба — от них и разврату завод. (Дворецкому.) Тебе, Савельич, наказ даден… ни на шаг не отступать. Микитка конюх вернется, — на конюшню: березовой кашей покорми; не загуливал бы, поучи. (Обоим.) Да еще обоим вам слово. Сказано было, еще повторю: от сестры игуменьи за Анной приедут — отпустить. — Поняли?
Мамка и Савельич. Поняли, государь, поняли.
Нащокин. Ну, теперь садитесь. Все присядьте. (Садится; по молчании.) Ну, помолясь богу, и в дорогу. (Целуя дочь.) Прощай, Анна. Ну, прощайте и вы (дворецкий и мамка к руке подходят).
Мамка (целуя руку боярину). Мы бы с боярышней тебя на крылечко провожать…
Нащокин. Не надо. Дальние проводы, лишние слезы.
Стольничиха (обнимая дочку). Ну, Аннушка, прощай. Ой, дочушка, чтой-то ты словно плакала, личико-то бледное… о чем заскучала?
Аннушка. Нет, матушка, ни о чем.
Нащокин. Ой, жена! Век тебя учу, порядку не знаешь. Раньше не могла на дочку поглядеть…
Стольничиха. Ох, уж этих порядков, отец, вовек не пойму.
Нащокин. А брато-т говорит: «В чужих-де землях все на порядке держится».
Стольничиха. Умен твой брат очень! А по-нашему: славны бубны за горами…
Нащокин. Ну, ладно уж. Едем. (Подходит к дочке.) Прощай, Анна; еще раз прощай. Чтой-то в самом деле скучновата, кажись? Учил тебя не скучать. С царевн бы пример брала. Татьяна-т свет Михайловна эк искусно книжку списала, и картины в ней писаны… Царе-т батюшка сестрой утешается. И ты бы — писать научена — книжку какую святую тож списала. А я бы гостям, как царь же, дочкой хвалился. А картины писать, мастера можно принанять — поучит. Ну, да полно, прощай (целует). А то вовек не кончим: мы, старые, поболтать любим. Едем, старуха, едем (идет, за ним дворецкий).
Стольничиха (обнимая дочку). Не кручинься, дочушка, авось тетка сегодня за тобой пришлет — все проедешься, порассеешься (целует). Иду, старый, иду! (Торопливо уходит за мужем в средние двери.)
Мамка и Аннушка.
Мамка. Что, царевна моя белая, призадумалась? О чем закручинилась?
Аннушка. Не знаешь! Ты-то не знаешь, о чем? — По нем все плачу, по нем! Видеть его хочу, слово молвить…
Мамка. Что, Аннушка, делать? Нешто я не хлопочу — сегодня чуть свет бегала — сестренка говорит: «Не знаю, с субботы, мол, и дома не бывал»…
Аннушка. Ох, хоть ее повидеть бы!..
Мамка. Кого еще?
Аннушка. Сестру его; с ней о нем поговорила бы, поплакала.
Мамка. Да как же ее повидеть?
Аннушка. Ох, старая! Догадки у тебя нет… Приведи ее, сейчас… пусть торговкой нарядится, кружевницей что ли… кружев будто продавать придет…
Мамка (догадалась). Стой! Да мы его самого кружевницей проведем!
Аннушка. Его — не надо; ее, сестру, проведи.
