Жан Ануй - Птички
Шеф в нерешительности.
Голос Кривого (из-за двери). Это я, мсье. У меня поручение от мсье Грацциано. Можете приоткрыть. Мсье Грацциано просил сказать вам, что он поклялся Мадонной, пока я не передам поручения, не трогаться с места.
Арчибальд (стонет, забившись в свое укрытие). Вот она, Сицилия! Мадонной! Я пропал!
Шеф отодвигает задвижку и приоткрывает дверь. В щель с поднятыми руками протискивается сильно подвыпивший и как нельзя более довольный своей ролью вестника античной трагедии Кривой. За ним с поднятыми руками Мария и Артур, которого «взяли», должно быть, в комнате для прислуги. Мария с выражением покорности судьбе усаживается в углу. Дверь вновь запирают. Кривой, Мария и Артур опускают руки.
Кривой. Мсье Грацциано уполномочил меня передать вам, что или ему выдадут мсье Арчибальда, или – в противном случае – он взорвет дом.
Шеф. Автоматом?
Кривой. Нет. Автомат у него висит через плечо, правая рука на затворе, но в левой пластиковая бомба.
Шеф. Пластиковая бомба? А где он ее взял?
Арчибальд. Да у него в помещении за лавкой целый арсенал! Нужно немедленно предупредить полицию! И пусть стреляют! Это же опасный террорист! На него же карточка заведена!
Кривой. Он сказал, что при появлении первой же полицейской машины в парке все взлетит на воздух. Это, шеф, навроде как в самолетах бывает. Так что делать нечего, кроме как заткнуться и помалкивать… Штука двадцать второго калибра. И не мне вам, Шеф, рассказывать, что это такое. Этого вполне хватит, чтобы ваша гнилая крыша рухнула и всех нас придавила. (Озабоченно.) Если хотите знать мое мнение, так и насчет стен тоже… Зависит, конечно, куда он ее бросит, Шеф. Не мне вам объяснять.
Ошеломленное молчание. Никто не осмеливается пошевелиться. Арчибальд, свернувшись в клубок за своим креслом, начинает тоненько, как ребенок, плакать. На галерее в ночных рубашках появляются невероятно возбужденные девочки.
Девочки. Папа! Папа! Это потрясающе! Мы спрятались в прихожей и все слышали! Он потрясающий, твой приятель Грацциано! Он сказал, что взорвет дом. А какой он красивый! Просто Чарли Бронсон! Еще уморительней, чем в кино! Скажи, папа, это правда, что ты спал с его дочерью? Она последнее время немножко задается, но, вообще-то, она наша подружка. Нам, папа, тоже нравится Цецилия!
Ни у кого из взрослых нет сил ни улыбнуться, ни заставить их замолчать.
Шеф (шепчет в тишине, мрачно). Я всегда говорил, что бордель может породить только бордель.
Кривой. Шеф, остается одно – диалог. В самолетах иногда так делают.
Шеф (выходит вперед). Я буду с ним говорить!
Кривой (кричит ему). В непростреливаемый угол, шеф! Он психованный. Вдруг он не очень верит в свою Мадонну.
Арчибальд (испуганно). Папочка, прежде всего будьте подипломатичней. Употребляйте только перифразы…
Шеф (с осторожностью приближается к двери и неожиданно рявкает.) Грацциано! Не валяйте дурака!
Затемнение.
Акт четвертый
Когда освещается сцена, должно быть видно, что прошло немало времени. Все, растрепанные, полуобезумевшие, сидят в креслах. Кто-то спит. Девочки лежат в обнимку на диванных подушках, положенных прямо на пол. Мария в кухонном переднике, положив руки на колени, неподвижно сидит в стороне на стуле. Вид у всех отчаявшийся. Тишина. Потом кто-то шепчет.
Кто-то (неизвестно кто). Который час?
Мелюзина. Прошло больше двух часов.
Кривой. Может, в слуховое окно попробовать вылезти?
Артур. А ты не слыхал, как щелкнул затвор, когда я сделал вид, что собираюсь его приоткрыть? Он держит под контролем всю анфиладу.
Люси. А через окно на первом этаже? На северную сторону. Связать простыни.
Артур (смеется). Что, есть доброволец? Что до меня, то я из-за этой идиотской истории подыхать не намерен.
Вдалеке слышен крик павлина. Пауза.
Дюплесси-Морле (подскакивает). Что это? Он?
Артур (спокойно). Нет. Это моя мать.
Шеф (гак же спокойно). Ошибаешься. На этот раз павлин.
Арчибальд (стонет). Нужно с ним еще поговорить!
Шеф (устало). Ему уже все сказали.
Дюплесси-Морле (неожиданно). Во всяком случае, считаю недопустимым, что Мелюзина и я, не имеющие никакого отношения к этой истории, задержаны здесь с угрозой для жизни. Хулиганы сводят счеты, но мы-то здесь при чем? Человек моего положения! Это скандал! Мы абсолютные нейтралы! Это как если бы во время войны задержали швейцарцев.
Шеф (устало). Ну, так обратитесь к своему консулу.
Мелюзина (пожимает плечами). Ты неостроумен, душенька.
Шеф (неожиданно, с досадой). Твой муж тоже. Он мне надоел… Плевал я на его деньги. Я на них всегда плевал. Уж больно летучая материя. И считаю неуместным ссылаться на них с такой настойчивостью в момент железнодорожной катастрофы. История, конечно, как говорит Артур, идиотская, но зато у нас здесь сейчас равенство. Настоящее.
Дюплесси-Морле (раздраженно). Позвольте мне позвонить префекту. Лично.
Шеф. Я не сомневаюсь в том, Дюплесси-Морле, что при ваших, высоких связях вы можете привести в действие даже план Орсек. Но при первой полицейской сирене мы взлетим на воздух.
Дюплесси-Морле (бросив косой взгляд на Арчибальда). Во всяком случае, хочу повторить, что есть ситуации, в которых настоящий мужчина должен знать, как ему следует поступить.
Арчибальд (мрачно, в своем углу). Хотел бы я на вас поглядеть в такой ситуации.
Шеф (встает и направляется к двери). Попробую еще. Может быть, он устал. Ему тоже все это должно показаться слишком затянувшимся.
Кривой (в полголоса). В непростреливаемый угол, шеф.
Шеф (у двери). Грацциано! Вы меня слышите? Это положение не может продолжаться бесконечно. Вот уж добрых два часа как мы сидим под дверьми: вы с той, а мы с этой стороны. У вас было время успокоиться и взглянуть на вещи более здраво. (Слушает.)
Арчибальд нервничает.
Арчибальд. Ну, что он говорит?
Шеф (отходит от двери удрученный). Ругается. (Внезапно впадает в гнев.) Кончится тем, что я тоже разозлюсь. Я никогда не разрешал своему издателю разговаривать со мной подобным тоном!
Арчибальд (с мольбой). Но, папочка, ваш издатель не был вооружен! Вы-то хоть не горячитесь! Если каждый не внесет в дело свою лепту, оно никогда не уладится.
Шеф (в ярости). Конечно, роль у него с этой пластиковой бомбой прекрасна! Но, в конце концов, ведь ваша оранжевая книжечка очень хорошо объяснила лицеисткам, как надлежит браться за дело. Или нет?
Арчибальд. Да. Очень хорошо. По правде сказать, по-голландски это было совсем уж непристойно. Можно сказать, что в отдельных местах я даже смягчил.
Шеф. Ему что, в голову не приходило, что юные читательницы могут эти советы применить на практике?
Арчибальд. Но не его дочь. Она никогда не заходит в лавку. Она никогда эту книжку не читала. Он ведь поместил ее в католическое учебное заведение. (Наивно добавляет.) Но должен заметить, что это не помешало ей быть кое в чем великолепно осведомленной.
Шеф (неожиданно восхищенный этой подробностью). Что доказывает ненужность обязательного образования. Нет, этот тип положительно меня раздражает. У него отсутствует логика.
Арчибальд. Он сицилиец.
Шеф (поднимается). Это не оправдание. По галерее еще можно пройти в комнаты. Я предлагаю лечь спать. Для Дюплесси-Морле Мария приготовит постель на биллиарде. При прочих равных лучше все же умереть во сне.
Арчибальд (в ужасе удерживает его). Папочка, нельзя прекращать с ним разговаривать! Если прекратить диалог, он способен перейти к действию!
Шеф (осененный идеей). Может быть, попробовать его напоить?
Арчибальд. Рискованно, а вдруг он во хмелю нехорош?
Шеф (Кривому). Леон!
Кривой (сквозь дрему). Да, Шеф?
Шеф. Спроси у него, не хочет ли он выпить.
Кривой (идет к двери). Мсье желают узнать у мсье, не желают ли мсье кгхм… чего выпить? А?
Шеф (ворчит). В третьем лице. За мной такого права никогда не признавали.
Кривой (оборачивается, с достоинством). Это я нарочно такой вежливый. Для политики. (Слушает.)
Арчибальд. Ну, что он отвечает?
Кривой. Не хочет пить.
Арчибальд (жалобно). А есть? Может быть, он есть хочет? Так, маленький перекусончик?
Кривой (у двери). Мсье, а мсье, может быть, мсье есть хотят? На кухне еще осталось немного холодного мяса и сыра, и если мсье позволят?… (Слушает; оборачиваясь.) Нет. Он говорит, что если кто-нибудь двинется из этой комнаты, он швырнет бомбу. И что ультиматум насчет выдачи мсье Арчибальда истекает ровно в три часа.
