Тосики Окада - Свободное время
Обзор книги Тосики Окада - Свободное время
Свободное время. Пьеса
Итак, с этой минуты начинается (начинаем?) свободное время.
1Женщина раскрывает на столе блокнот и начинает что-то писать.
В семейном ресторанчике из разряда сетевых есть одна девушка-официантка по фамилии Сайто, временная, конечно же, — такие в этом ресторане по будням почти ежедневно попадают в утренний график. По ее собственным словам, фамилия Сайто пишется иероглифами “запад” и “глициния”, но на значке нагрудном ведь только азбукой написано “Сайто”, поэтому обычному человеку, ну то есть просто посетителю ресторана, в общем-то, невдомек, какие там иероглифы.
По словам этой Сайто, утром в ресторане тишина, совсем пусто, только разве кто зайдет позавтракать, поэтому обычно заняться нечем и мысли бродят невесть где, того и гляди замечтаешься. Все-таки на работе, в мобильный телефон не заглянешь, и вот на днях, глупо конечно, но просто глазела на облака, которые попадали в поле зрения в окнах ресторана — то ли все равно было, куда смотреть, то ли это было самое простое. Летом ведь (а сейчас, между прочим, лето) облака, как это говорят, кучевые — они кудрявые и иногда, знаете, такой формы бывают, как следы бомбовых разрывов. И рассказывать-то неловко, но это чистая правда — Сайто порой сама бывает озадачена тем, что, хоть ей уже все двадцать пять, ее все еще может захватить подобное зрелище. Да это-то ладно, что плохого в том, чтобы ахать, будто ты зритель на представлении, думала она, продолжая внимательно вглядываться, ведь воодушевляет же кого-то картина фейерверка, а разве тут не то же самое? То же самое. Казалось бы, просто природное явление, не происшествие какое-нибудь, а вот затягивает — отчего это? Может, потому что необычно, а значит — все-таки происшествие? Ну, как бы то ни было, а задумываться ей случалось. Вот однажды еще подумала (это потом уже, в другой день), что в картинах природы больше реализма, что ли, да и масштаб совсем другой — вроде бы совсем что-то мелкое, но… И тут как раз возникает ощущение, что начинается (или начинаем?) свободное время. Да-да, вот и недавно, тоже на работе было: вроде бы для ресторана дело обычное, но смутно ощущаешь, что здесь это неуместно, — так нет же, пристали! Попросту говоря, ее кадрили, и так это было неожиданно, что Сайто смутилась.
Вообще-то, если задаться вопросом, что за место этот семейный ресторанчик и бывает ли там подобное отношение к официанткам, то ответ, по-моему, будет скорее “нет”, чем “да”. Я понимаю — в несетевых заведениях, в кафе каком-нибудь, но тут… Да, конечно, если выпадет очередь работать в субботнюю смену, то именно по случаю субботы дядьки средних лет, бывает, соберутся по нескольку человек, с обеда сидят за пивом и без конца окликают: “Сестренка, сестренка!” — прямо как в клубе знакомств. Но эти-то дядьки, мне кажется, в силу своего возраста не понимают тонкостей, и что семейный ресторан не такое место им невдомек, тут уж ничего не сделаешь. А на этот раз были обычные двое мужчин моего возраста или чуть постарше. Так и мелькнуло в мыслях: “Вы-то куда? Ведь знаете отлично, что у нас здесь за ресторан!”
По утрам изредка случается, что сюда забредут собутыльники, которые всю ночь просидели в близлежащих кабаках возле станции — если пили до самого утра, до пяти, то потом выбора нет, кроме как завалиться в круглосуточный семейный ресторан. Вот и эти двое мужчин — уж собутыльники ли, нет ли, не скажу — были, похоже, из этого разряда посетителей, они сидели друг напротив друга за столом у окна. Есть, знаете, такие столы на четверых возле окон…
За точно таким же соседним столом на четверых сидела одна женщина, и я у нее как раз принимала заказ. Эта женщина приходит регулярно, почти каждый день в это самое время — побудет с полчаса, а потом уйдет. Думаю, она сюда заглядывает перед работой, скорей всего так… А заказывает неизменно напиток за сто шестьдесят иен — можно выбрать что угодно, но она всегда пьет только одну чашку кофе. Я думала, что раз заказ всегда один и тот же, можно и не спрашивать, и так знаю, но все же спрашиваю: “Вы уже выбрали?” — и она, конечно же, опять выбирает “любой напиток за сто шестьдесят иен”. Приняв заказ, я уже иду прочь от ее стола, он под номером семнадцать, и, когда прохожу мимо соседнего стола номер шестнадцать — как раз за ним и сидят двое мужчин, — слышу, что ко мне обращаются, мол, “Простите, на минуточку…” Сперва я решила, что они хотят сделать заказ, но посмотрела на стол — а там уже что-то стоит. Наверно, еще что-то решили добавить, подумала я и говорю: “Слушаю вас!” Так вот представьте, они действительно просто со мной заговорили! Что-то вроде: “Вас Сайто-сан зовут, верно?” — “Да,” — говорю, а они: “Какими иероглифами записывается ваша фамилия?” — ну, все в таком роде… Мол, ваш иероглиф “сай” — тот, что чаще всего используется, обычное написание имени Сайто? А то, дескать, всякие разные есть Сайто, какие только иероглифы не встречаются для этой фамилии! Ну, я им самым невозмутимым тоном отвечаю, спокойно так говорю: “Нет, мои иероглифы “запад” и “глициния”, получается Сайто”…
2Про женщину, которая что-то записывает в тетрадь.
Она пишет что-то в дневнике, и если уж речь зашла о том, что именно пишет, то извольте узнать: “Есть один человек, с которым мы вчера вместе ужинали (мы уже несколько раз встречались), и вот после того, как вчера после ужина мы распрощались и разошлись в разные стороны, я посмотрела, когда последняя электричка, и оказалось, что на самом-то деле времени до отправления почти не осталось. Конечно, я перепугалась, ну и заспешила так, что даже бегом припустила — когда еще такое было! Как раз прибежала — и предпоследняя электричка только-только отошла. Вот хорошо-то, думаю, чудом на последнюю успела! Послала ему сообщение по мобильному и решила, что, пока есть время, посижу на скамейке. Взглянула, свободно ли там, и надо же, оказалось, нет свободного места! На скамье человек разлегся, пьяный, наверно. Это же с первого взгляда видно — пьяный дядька улегся на бок и занял всю скамью. Куцая вечерняя газетенка на животе вместо одеяла — не то чтобы он хотел согреть ею живот, а просто случайно так заснул, но ботинки снял почему-то. Уж все ли с ним в порядке, подумалось мне, но будить его особого желания не было. Вот такой пустячный случай, а больше вроде бы ничего примечательного”. Писавшая дневник женщина, быть может, намеревалась все это рассказать своему мужчине, такое вполне вероятно.
Версия, которая несколько отличается от изложенного выше.
Да, это я пишу, это мой дневник. Есть один человек, с которым мы вчера снова встретились и вместе поужинали. Ну и после ужина, когда уже расстались, на станции со мной случилось одно маленькое происшествие, то есть для меня это было происшествие. Под происшествием я подразумеваю неожиданную встречу, и вот уже прошла ночь, сейчас утро, и я пишу здесь, сегодня, об этом происшествии. Это все, ну, то есть про это про все, я собираюсь ему рассказать — и вот пишу. “После того как мы уже расстались, я посмотрела, когда последняя электричка, и оказалось, что на самом-то деле времени до отправления почти не осталось. Конечно, я перепугалась, ну и заспешила так, что даже бегом припустила — когда еще такое было! Запыхалась вся и как раз прибежала — а предпоследняя электричка только-только отошла. Вот хорошо-то, думаю, чудом на последнюю успела! Ну и решила, что посижу пока на скамейке, подожду. Взглянула, свободно ли там, и надо же — оказалось, нет свободного места! Это же с первого взгляда видно — пьяный дядька. Этот дядька улегся на бок и занял всю скамью, а куцая вечерняя газетенка прикрывает ему живот вместо одеяла. Да, такой вот дядечка, ну мужчина этот. И очень он на моего покойного деда похож, который с отцовской стороны, давно уже он умер, я в начальной школе еще училась, в младших классах, во втором, что ли, или в третьем… А он тогда умер. И вот так на него этот дядька похож, что мне правда на минуту даже показалось: дед! Вот такой пустячный случай, а больше вроде бы ничего примечательного”. Ей, наверное, хотелось все это рассказать своему мужчине, то есть хочется и сейчас, и вместо того чтобы рассказывать, она вот таким вот образом излагает, и получается замена разговору.
(Женщина уходит. У нее на работе — там, где каждый день она должна выполнять свои трудовые обязанности, — рабочий день начинается в восемь часов сорок минут. Поэтому ей приходится вставать на эти вот двадцать минут раньше, чем другим, у кого обычная работа, с девяти до пяти. Вот так-то, и вставать ей всегда очень тяжело. Хотя, конечно, рабочий день нормированный и кончается ровно на столько же минут раньше. Но все же на душе бывает очень муторно, особенно в начале дня, в таком примерно роде: “Вот, уже на работу надо идти, уже время из дому выходить…” Как проснешься, так эти мысли, изо дня в день, изо дня в день, но все-таки втайне и гордишься собой чуть-чуть — встаю же, иду… Вроде бы, скажете, это само собой разумеется, но ведь оттого, что работа ровно на столько же раньше кончается, особо не становится легче по сравнению с другими людьми, не имеющими нужды по утрам в такую рань подниматься, никакого вам “плюс уравновешивает минус”. Каждый день идти на службу… Вот и стала перед рабочим днем заходить по мере возможности в семейный ресторан — рядом со станцией есть один. Словно ежедневное задание — зайти в этот ресторанчик. Каждый раз постараться быть на станции на полчаса раньше положенного, чтобы устроить себе хотя бы тридцать минут свободного времени, это с недавних пор так повелось. Но иногда никак не выходит подняться утром на полчаса раньше, и со станции приходится прямиком идти на работу — в такие дни я ужасно собой недовольна.)
