Эдвард Радзинский - О себе (сборник)
Дон Жуан и Лепорелло идут от дома Анны.
Дон Жуан. Как я надеялся, что она устоит! Сколько веков я надеюсь — скучно!
Лепорелло (заискивающе). Я вам честно скажу, сударь. Когда вы говорили, у меня просто слезы стояли в глазах… Кстати, этот охламон припустился за нами… Вы его сразу зарежете?
Д. Ж. молчит.
Только я одного не понял, сударь, почему вы сказали ей, что, дескать, не вы Дон Жуан? Почему вы называли себя «он»?
Дон Жуан (яростно). А я не мог говорить от себя всю эту пошлость! Мне все время стыдно, Лепорелло.
И еще: мне жаль ее… Ах, как я хотел, чтобы она прогнала!..
Голос Командора, догоняющего сзади: «Немедленно остановитесь!»
(Продолжает, не обращая внимания.) Ну, вдумайся, три тысячи лет я не даю ей покоя, разлучаю с мужем, убиваю его, потом умираю сам, и она все это выносит из-за одной ночи!
Командор (догоняя). В последний раз — остановитесь по-хорошему!
Лепорелло (будто не слыша, Дон Жуану). Хорошо, хоть свидание успели назначить. Но учтите, до семи остается уйма времени! Так что я, пожалуй, позабочусь… Они вас будут тоже ждать, хозяин.
Д. Ж. Кто?
Лепорелло. Маркиза де Тариф… она еще вам понравилась… ну, толстая… Потом…
Д. Ж. (кричит). Зачем?!
Лепорелло. То есть как это зачем? Обычно, назначив свидание одной, мы с вами всегда бежали к другой. Конечно, если это не была всепоглощающая страсть. Но, как я понял, в этом веке таковой не будет? В этом эксперимент.
Д. Ж. молчит.
И потому, сударь, я считаю своим долгом позаботиться: уж служить, так служить. (Подпрыгнул от восторга.) Кстати, если вы уложитесь до трех с маркизой, можно посетить и Корину — у нее в парикмахерской смена только с шести. Не понимаю вашей задумчивости.
Д. Ж. Мне жаль его, Лепорелло.
Лепорелло. Кого?
Д. Ж. Командора. Все-таки немолодой человек. Я по себе знаю, как трудно в этом возрасте засыпать. Если бы к тебе заявился посреди ночи…
Командор (догоняет ). Документы! Живо!
Лепорелло. Интересно, кто так громко раскомандовался, будто он на совещании по багету?
Командор. Значит, это все-таки вы, Леппо Карлович?
Лепорелло (не отвечает ). Пооскорбляйте его всласть, сударь, а то он у нас горячий слишком. Ах, в тринадцатом веке вы его славно назвали — «гнусный старый змей», а в восемнадцатом, когда вы его проткнули, вы так остроумно выразились: «Старого учить, что мертвого лечить».
Командор. Да я уничтожу тебя, да я вышлю тебя на сотый километр! (Орет.) Немедленно сообщи мне фамилию этого… (жест на Д. Ж.).
Лепорелло (Дон Жуану). Просто и не знаю, как нас представить, сударь… Ведь не верит он в вас… И вообще, ваша милость, что с ним делать: в Дон Жуана — не верит, за розы — не платит, к прохожим ночью — пристает, да еще и тыкает!..
Схватил за горло. Командор вырывается.
Д. Ж. Отпусти его, не надо, я не хочу его убивать. Слышишь?
Лепорелло. Да что с вами, хозяин? (Отпустил Командора.)
Д. Ж. (Командору). Если у вас ко мне какие претензии — сообщите, и, может быть, мы все уладим и мирно разойдемся в этом веке.
Командор. Претензии! Вы… вы преследуете мою жену!
Д. Ж. Это ошибка.
Командор (заревел). То есть как ошибка!.. Когда…
Д. Ж. Ошибка именовать это словом «преследовать». Это называется «любить». Это большая радость и печаль одновременно.
Командор. Или ты идиот, или ты негодяй. (Закричал.) Я запрещаю вам! Торчать у моего дома! Я…
Д. Ж. К сожалению, это не в вашей власти. И это было ошибкой во все наши предыдущие встречи.
Командор. Да я вижу тебя в первый раз! Ты… ты…
Д. Ж. Вам надо понять: можно запретить переходить улицу при красном свете. Еще что можно? Ну, многое можно запретить. Но три вещи — дышать, думать и любить, — всего три вещи запретить нельзя. Если вы это поймете, все будет спасено.
Командор. Ну точно, идиот!
Д. Ж. На это трудно ответить. Много веков я размышляю над тем, что такое нормальный человек. Вот Лепорелло — нормальный. Почему? Потому что всегда интересовался нужными вещами: зарплата, где лучше пошить тогу, автомобиль, знакомство с центурионом и т. д. А вот вещи ненужные: река, облака, деревья…
Командор. Послушайте! Оттого что вы псих — мне не легче. Короче, я не уйду, пока вы не поклянетесь не преследовать мою жену. Я имею право на это, потому что я муж. Хоть вы идиот, но это вы понять можете — я муж.
Д. Ж. Поэтому я и беседую с вами. Слушайте, давайте все-таки не совершим непоправимых ошибок, и тогда мы избавимся от трагедий в этом веке! Вы — муж, и замечательно! Я с удовольствием буду вас уважать. Две тысячи лет назад я, по-моему, очень удачно написал о мужьях в Риме: «Главное, ты не забудь понравиться мужу подруги. Станет полезнее он, сделавшись другом твоим»…
Командор. Все! Надоело! Сейчас я дам тебе по роже!
Д. Ж. Как жаль! (Совсем тоскуя.) Этого я уже не смогу позволить. (Лепорелло.) Я сделал все, чтобы избежать…
Лепорелло. Да уж, слушать было противно!
Д. Ж. Как я тоскую! Только как же все это произойдет? (Бормочет.) Кинжал? Это для разбойников… Шпаги… у меня нет. Тогда сак же?
Командор (задыхаясь от ярости). Что ты бормочешь? Что «как же»?
Лепорелло. Как он тебя убьет, змей! Вот что! И не мешай думать хозяину!..
Командор. Вы… негодяи… я позову милицию. Я… вы… вы… вы… я… вам… вас… (Схватился за сердце.) Валидол… (Падает, умирает.)
Лепорелло. С приветом, Вася! Умер!..
Д. Ж. Несчастный.
Лепорелло. Вот это век! Не надо шпаг! Не надо крови! Все прилично. (Командору.) А все кричал: «Нету Дон Жуана!» (Пихнул ногой тело.) Ан — есть!
Д. Ж. Как жаль! Ему пятьдесят лет, не более.
Лепорелло. Не более?! В семнадцатом веке он считался бы стариком, а тут погляди — джинсы, теннисом занимался. Все молодился, оттого и надорвал сердчишко. Истинно утверждали в Риме: Становись стариком рано, если хочешь пробыть им долго».
На следующий день. Дон Жуан и Лепорелло.
Лепорелло. Сударь, двенадцать часов дня… Сейчас придет маркиза де Тариф. Д. Ж. Как? Уже двенадцать?! Невероятно летит время. Мне уже пятьдесят один! Бабочка живет день, и ей хватает… А я прожил… (Закричал.) Вранье! Бабочка живет день, и ей не хватает! Я живу три тысячи лет — и мне тоже мало! Мир! Ловушка для живого! Год! Тысяча! Сотни! Все сливается! Боже! Мне уже за пятьдесят, а жизни ведь не было! Я все тот же мальчик Парис! Пятьдесят! Это какой-то сон!.. Какая скука… Зачем! За что? (Орет.) А я не жил! Я не сил! Я не жил! И вот уже — «жил-был я»… (Он задумывается.)
Появляется Маркиза де Тариф. Одновременно начинает играть траурный марш. Лепорелло поднимает большой венок с надписью: «Ивану Ивановичу Командору от фотографии 13».
Лепорелло. И не забудьте про семь часов. (Удаляется.)
Маркиза де Тариф. Сколько решалась, прежде чем пойти, лапочка. А ты по правде меня любишь?
Дон Жуан. Только помолчи. (Он становится на ходули, обратив лицо к солнцу.)
Маркиза де Тариф. А почему мне молчать? Я говорить люблю! А почему ты на ходулях? Ух, ты сейчас на одного циркача знакомого похож! Да ты не волнуйся, у меня с ним ничего не было, чисто дружеские отношения. Скажи, мне идет эта прическа? Ты знаешь, как жалко, что ты меня не встретил, когда я с юга приехала. Я когда загораю, эффектная очень.
Д. Ж. Я прошу тебя — помолчи.
Маркиза де Тариф. А мы куда сейчас пойдем? Знаешь, чтобы было что вспомнить.
Д. Ж. Никуда, наверное.
Маркиза де Тариф. Почему?
Д. Ж. Потому что… мне жалко тебя.
Маркиза де Тариф. А чего это ты меня разжал елся? Что я — дефектная? Вон у меня подруга — так у нее ноги кривые, будто она на цистерне до Киева ехала — вот ее и жалей! А я сама кого хочешь пожалею! Я вон китов голубых в субботу по телевизору жалела. Их мало осталось, и они не могут воспроизводиться. Вот плывет голубой кит по океану и ищет голубую китиху, а ему навстречу — все не те! Все не те!
Д. Ж. Молчи, прошу… (Бормочет.) Какой позор! Как хорошо светит солнце. Ветер в травах… Я воспринимал мир несправедливо. Я думал: страдать, болеть и умереть… Я думал — это злое устройство, ловушка для смертных… И вот я уже достаточно постарел, чтобы полюбить жизнь… «Молодость обманула, юность увлекла, а старость успокоит…» О, радость жалеть… О, радость страдать… (Вытер слезы.)
