Марша Норман - Прачечная на перекрестке
АЛЬБЕРТА (завершая ее фразу). Дурак и подлец.
ДИДИ. И чего я с вами разболталась? Вы ведь все равно не поймете, что это значит, когда вас обманули.
АЛЬБЕРТА. Хорошо, у вас хотя бы есть деньги.
ДИДИ. Зачем?
АЛЬБЕРТА. В крайнем случае, вы можете пожить у матери, пока не найдете квартиру.
ДИДИ. Ну уж кому-кому, а ей скажу в последнюю очередь.
АЛЬБЕРТА. Мне кажется, вам было бы хорошо устроиться на телефонную станцию.
ДИДИ. А как он будет питаться? За все время, что мы вместе, он один раз решил себе сделать яичницу. Яйцо выскользнуло — и прямо в раковину. Но так как больше яиц не было, он сгреб его и взахлеб проглотил. (В такой несколько странной манере выражает мысль, что она ему нужна).
АЛЬБЕРТА. Что, сразу целиком?
ДИДИ. Я люблю, когда он приходят. Обязательно подхватит меня и кружит в воздухе…
АЛЬБЕРТА. Он что, целое яйцо проглотил? (Скептически).
ДИДИ. Вы хуже моей матеря (сердито). Он будет известным гонщиком, и я хочу быть рядом с ним.
АЛЬБЕРТА. Чтобы он поливал вас пивом? (С отвращением).
ДИДИ. Да, пусть поливает пивом. (Отчужденно).
АЛЬБЕРТА (проверяет одну из сушильных машин. Понимает, что сказала лишнее). Он мог прийти и не включить света. Если хотите, можете пойти и проверить. Я посмотрю за вашими вещами.
ДИДИ. Хотите отделаться от меня, а?
АЛЬБЕРТА. Совсем не хочу.
ДИДИ. Тогда чего вы сами здесь торчите? Идите за порошком, чтобы отмыть рубашку. Вы не только не хотите со мной разговаривать, вы даже не даете мне вымыть вашу рубашку. Что, мои руки слишком грязные, чтобы касаться сорочки вашего Герберта? Не знаю, может я и неряха, но во всяком случае не заразная.
АЛЬБЕРТА. Я просто не хочу ее стирать.
ДИДИ. Совсем не поэтому. Просто ваш Герберт такой расчудесный! И вы его так любите! И так аккуратно стираете его белье! Я, конечно никогда не сумею так опустить рубашку в машину, как это делаете вы! А если пятно не отмоется, и Герберт будет недоволен. Не дай бог, вы поссоритесь, и это разрушит ваш идиллический мир, где все так мило и спокойно, и все только и делают, что возделывают сад и при этом нежно воркуют. Нет, вы или себе все врете, или мне. Нет такого идеального человека, чтобы нельзя было вымыть его рубашку! Нет! А по вас можно подумать, что он святой! Или — мертвый, я вы молитесь на его рубашки!
АЛЬБЕРТА. Что мне нужно сделать, чтобы вы оставили меня в покое?
ДИДИ. Он что, правда, умер? (Чувствуется, что ей не по себе).
АЛЬБЕРТА. Да.
ДИДИ. Ну и дура же я.
АЛЬБЕРТА. Вы…
ДИДИ. Ну, скажите, скажите. Скажите мне что-нибудь ужасное.
АЛЬБЕРТА (медленно, но без злости). Вы просто не знаете, когда надо помолчать.
ДИДИ. Хуже. Я не знаю, как это сделать (ненавидят себя за то, что сделала).
АЛЬБЕРТА. Вы — совсем не глупенькая, детка. И не разрешайте никому говорить вам этого, о'кей? (Снимает очки и трет глаза).
ДИДИ. Простите, миссис Джонсон, я что-то такое натворила! Вы, наверное, давно мечтали, чтобы вот так сюда приехать, чтобы никто не мешал постирать… постирать его вещи… А я ворвалась и все испортила.
АЛЬБЕРТА. Я действительно, довольно долго сдерживала себя, не могла на это решиться…
ДИДИ чувствует себя крайне неловко. Она хочет что-то спросить, но с усилием сдерживается.
Герберт умер прошлой зимой, как раз накануне дня рождения.
ДИДИ. Это вы тогда ему купили грабли?
АЛЬБЕРТА. Он был такой любопытный, я вам говорила: ему всегда ужасно хотелось знать, что я делаю на кухне. А я как раз готовила его любимый пирог. И попросила вынести мусор. А он не хотел отходить и говорит: «Давай подождем, пока у него вырастут ноги».
ДИДИ. Какие ноги?
АЛЬБЕРТА. Я о нем думать забыла, пока не поставила пирог в духовку! Решила, что он в гараже, возится со своим парником. Вышла и кричу: «Герберт, ты с каким кремом хочешь — сливочным или шоколадным?» И вдруг увидела. Он лежал на дорожке, весь в мусоре… капустные листья, щи… Сердечный приступ…
ДИДИ. Вы вызвали…
АЛЬБЕРТА. Я подняла его голову и все гладила, пока не очистила от мусора. Чего там только не было — шелуха, кофейная гуща, скорлупа…
ДИДИ. Вы сразу поняли, что он умер? А не просто так? (Осторожно).
АЛЬБЕРТА. Он ударился головой, когда падал. Кровь была липкая и теплая. Такая теплая, что я никак не могла встать, хотя понимала…
ДИДИ. Простите.
АЛЬБЕРТА. Я совсем не хочу, чтобы вы были одиноки. Я, наверное, не так выразилась…
ДИДИ. Похоже, я не стану от этого менее одинокой.
АЛЬБЕРТА. Да, я о том же.
ДИДИ. Я иногда, когда смотрю телевизор, ставлю перед собой зеркало. Небольшое. Там ничего нет, только мое отражение, но все-таки еще одно живое лицо.
АЛЬБЕРТА. Одиночество не так страшно, как вы думаете. То есть это, конечно, неприятно, но в жизни есть веши и похуже.
Машины для стирки белья останавливаются.
ДИДИ (смотрит как АЛЬБЕРТА вынимает из машины сухое белье и нюхает его). Мне лучше перейти на фасоль и свинину.
АЛЬБЕРТА (спиной к ДИДИ). Когда убирала подвал, неожиданно нашла мяч, который мы брали на побережья. И не могу — не могу сейчас его сдуть… Там (оборачивается к ДИДИ)…осталось его дыхание. (Видит, что ДИДИ огорчена). Все готово, можно выжимать, а то пересохнет. Вы меня, надо сказать, озадачили, когда спросили про ботинки…
ДИДИ. Какие ботинки?
АЛЬБЕРТА. Помните, я говорила, как Герберт был одет? Серый костюм…
ДИДИ…белая рубашка, красный галстук с серебряной, полоской…
АЛЬБЕРТА. Я храню рубашку, в которой он умер, но я никогда не думала, в каких ботинках его похоронили.
ДИДИ. Думаю, в раю они ему не понадобятся. (Пауза). Вы покупали ему только черные носки?
АЛЬБЕРТА. Это он так решил. Чтобы легче было подбирать по парам.
ДИДИ. Правда?
АЛЬБЕРТА. Да нет. Может, по цвету и легче, а садятся — все равно каждая пара по-своему. Теперь приходится подбирать по длине. Да и вообще, зачем я этим занимаюсь, непонятно, правда? (Продолжает подбирать).
ДИДИ. Я бы с удовольствием избавилась от всех белых носков: Джо. (Поднимает их все над урной, но затем начинает раздумывать, насколько это правильное решение).
АЛЬБЕРТА (идет за последней сеткой белья). Диди…, а у вас горит свет. (Смотрит в окно). Дома. Все окна горят.
ДИДИ. Не может быть.
АЛЬБЕРТА. Посмотрите сами.
ДИДИ идет к окошку.
ДИДИ. И вправду горят.
АЛЬБЕРТА. Я же вам сказала.
ДИДИ. Что же мне теперь делать?
АЛЬБЕРТА. Не знаю.
ДИДИ. Может, побежать домой? Спросить у Джо, как он поиграл в шары после сверхурочной работы? Послушать, как он будет заливать, что выиграл, когда вовсе не играл, и не было никакой сверхурочной… Что-то мне не хочется играть в эти игры. Пойду-ка лучше поиграю в боулинг. Пусть поскучает.
АЛЬБЕРТА. Вам лучше идти домой, пока у вас не вышел весь пар. Так ему этого не спускайте. Нет, конечно, это ваше дело, если вы без него не можете обходиться. Но все-таки лучше этого так не оставлять.
ДИДИ. Да, но что я ему скажу? «Джо, если ты не перестанешь меня обманывать, я не буду с тобой разговаривать», так что ли? Он только этого и ждет.
АЛЬБЕРТА. Не важно, что вы ему скажете. Важно, чтобы в этот момент вы не забыли о главном.
ДИДИ. О чем это?
АЛЬБЕРТА. Лучше быть в обществе собственного отражения, чем человека, который может залпом втянуть сырое яйцо.
ДИДИ смеется.
Но это не так легко.
ДИДИ (осторожно). Вы когда-нибудь будете стирать ту рубашку?
АЛЬБЕРТА. Которая в капустном супе? Наверное, нет.
ДИДИ. А-а.
АЛЬБЕРТА. Может быть, через месяц… или на следующий год. Мне надо разделаться с инвентарем. Он в хорошем состоянии.
ДИДИ. Да, он еще может пригодиться. Ну вот! (Оставляет белье и идет к доске объявлений. АЛЬБЕРТА упаковывает белье в корзинку). Я же вам говорила, что здесь в округе ни одного огорода не сыщешь! Может, лучше оставите себе? Скоро как раз время вскапывать землю. Забыли?