Мерле Карусо - Вживленные в Эстонию
Я как следует нашкодила здесь, устанете про все слушать.
Кади. Я здесь уже довольно давно. Больше двух лет. Сказали — месяц только, но теперь уже я привыкла.
Вначале дала воспитателям себе на голову сесть, теперь уже нет. Огрызаюсь, всегда повод нахожу, чтоб тут же прекословить. Подальше их посылаю. Потом друг у друга прощения просим.
О детдомовской семье и сказать ничего не сумею. Вещи, все, что есть, тут же тебе поломают. Иногда те, кто постарше, обижают, иногда и нет, да и защищаться я уже научилась, как следует.
Каур. Мальчик, побитый жизнью, признавался: «Между тем, сильно меня били». Потому, что… ну, не знаю, я всегда прекословил, нервы так сдали, что не знаю впрямь. Я такой был, что, если кто ко мне пристает, то я всегда НАПАДАЮ на него. Потому вот. По-всякому ко мне придираются — Очкарик, и не знаю, что там все еще. В сущности, не всегда же я вот первым начинаю. Они заладили, что я начинаю, я начинаю… В Хайба ненавидят меня почти… все. Здесь, в деревеньке, они меня за психа считают, но я не псих. Я вообще никого не хочу калечить. Лишь бы другие меня не трогали. Потому.
Это уже третий год, как я здесь.
Аннели. Была у меня тут ссора одна, некоторые ребята, тут, в детдоме, о моей маме плохо отзывались. И об отце тоже. (Вздыхает.) Тогда я как бы внимания не обращаю. Говорю им: а вот хорошо тебе, если и к твоей матери тоже станут так же цепляться, как бы ты сам поступил? Ничего не отвечают.
С мальчишками мне играть не хочется, а с девчонками хочу. Больше всего, ну, прямо до ужаса, я одного мальчишку боюсь. Если воспитательницы нет, а он приходит в нашу семью — чего-то там, скажем, делать ему нужно, я сразу же в комнату ухожу, не хочу я.
Кади. Тут психолог один был, она писала, мы говорили, иногда рисовали тоже. Хорошая тетка была. У нас уроки терапии иногда тоже бывали, музыка тихо играла, и мужик там, с таким приятным тихим голосом, разговаривал. А я себе взяла за моду всякий раз уснуть, когда он говорит.
Рээлика. Я хочу быть вместе с более старшими девчонками, потому как, если я вожусь с соплячками, то и сама дурею, такие идиотские фокусы начинаю выкидывать…
Я дерусь с подругой. В основном она сама виновата. К моему брату придирается. Брат ее стервой обзывает, а она кулаками на него, братик мне пожалуется, а потом я на нее налетаю. Сильвер не говорит «стерва», не умеет еще выговаривать, он говорит «сьева».
Юри (вздыхает). Я бы снова хотел жить у сестры, но и здесь тоже очень хорошо. Теперь они верят, что я больше не убегу, я же клялся зятю, что больше не стану убегать, если только возьмут меня обратно. А они еще не знают — взять меня обратно или нет, им и со своими-то детьми трудно. Но мне можно к ним в гости ходить. Я и этому рад, что могу погостить у них. В Рождество я ОБЯЗАТЕЛЬНО даже схожу к сестре. Я им и подарок хочу приготовить.
Думаю, я здесь, в детдоме, до конца буду.
Аннели. Не могу я быть дома. Там, ну, там сил никаких нет… Раньше тут кто-то говорил, вроде, мать с отцом и не хотят меня обратно забрать. Потому-то я здесь в детдоме. Если бы, ну, (вздыхает), отчим ушел бы, вообще бы больше не появлялся, вот тогда было бы хорошо вернуться к матери. С отцом этим там жить просто невозможно.
Кади. Дома я была не больше трех-четырех дней подряд. Самый меньший срок — шесть с половиной часов. Вначале, когда я там пробыла всего несколько часов, возвращаться было очень уж трудно. В автобусе всю дорогу тихо ревела, потом отключилась, а когда на место прибыла, уже ничего не помнила. Даже не вспоминала совсем. Будто и не ходила домой.
Эркки. Однажды я бабочку видел, сказал Рейго, причем голова при ней была.
Компьютеры
Эркки. Компьютеры едут, едринь-едринь, сказал Рейго.
Юри. Когда я сегодня запустил компьютер, то для того, чтоб ПОИГРАТЬ. Вчера тоже запускал, почту свою просматривал. Друзей, с кем переписываться, я в чате или в jpii нахожу. С одним уже целый год чатимся. Я ему говорю, что мы поссорились, поскольку он мне такое письмо написал… Ну, спасибочки!
И говорить об этом письме не хочу. Мы на чат заходили ведь просто полялякать. Получил я мейл, мол, когда придешь на сайт или еще куда; ну, пришел я, и она тоже, говорю: здрасьте, она тоже: здрасьте! Потом сказали: ну, пока! И разбежались.
Рээлика. Так с кем же ты говорил, с мальчиком или девочкой?
Юри. С обоими.
Рээлика. Да с кем же ты разговаривал целый год?
Юри. И с мальчиком, и с девочкой. Он же среднего рода, не соображаешь, что ли! Ему 50 лет. (Звонко смеется.)
Рээлика. А сколько он думал тебе лет?
Кади. Я входила в сеть на сайт конопли. В нашей детдомовской семье один парень выращивал коноплю. Сейчас в том горшке кактус какой-то растет. Принес эту коноплю в мою комнату, в мой шкаф, а я еще подумала, откуда это вдруг взялся, поскольку горшок-то у меня в одно время пропал. Одно растение они у него застукали, все это время, в натуре, у него под настольной лампой стояло, грелось под ней.
Рээлика. Я вхожу в сеть, вроде как… ну, поиграть и в чат тоже захожу, поболтаю, с кем попадется, вообще-то я им всегда говорю, что мне 15, я прикидываюсь другой девчонкой. Потом еще заскочу в хот, смотрю свою почту. С одним мальчиком познакомилась в хот-чате, так с ним до сих пор и лялякаем, только теперь вот по электронной почте. Потом у меня еще пару одноклассниц, с которыми мы общаемся, ну, и пара прежних соседей тоже. У вас есть вопросы?
Юри. А она кто, эта другая девочка?
Рээлика. Так, одна, из детского дома. Я пользуюсь ее возрастом, иногда и именем тоже.
Юри. Почему ты пользуешься ее именем?
Рээлика. Потому что сама я слишком маленькая, и, ну, у нее есть телефон, и она хочет этих друзей себе. Я обычно друзей себе таким макаром не собираю, пусть тогда лучше для нее.
Юри. А у тебя их много?
Рээлика. Да… Просто не хочу я себе друзей заиметь таким компьютерным путем, ведь, кто знает, на следующий раз захотят уже и повстречаться, или еще чего, а там уже и… ну, не знаю, ведь всякое может случиться, или там, ну, не знаю я…
Писала я иногда, что из Хайбы. Некоторым призналась, что я отсюда.
Аннели. Я за компьютер сажусь, чтоб поиграть, и письма мне тоже присылают, ну, и в этих хотах и мылах я, естественно, тоже бываю. Запускаю… затем напишу имя одно и пароль, потом уже и письмо заодно тоже. Ну, и временами чатимся, конечно же.
Кади. Я захожу в чат. Иногда, коли не лень, и письма свои просматриваю, иногда и нет, никто в ответ не пишет, вот и у самой тоже охота пропадает. Играю, разумеется. У меня в одном своем файле… был… а теперь уже больше нет, Вейко стер.
Рээлика. А почему ты решила, что это Вейко стер, ведь играют же все?
Кади. Нет, у меня свой файл.
Рээлика. Но ведь и я тоже играю в твоем файле.
Эркки. Оттуда миг бросает взгляд, сказал Рейго.
Кади. Книг читаю мало. Одна книга, которая мне понравилась, называлась «Белый клык». Там говорится об одном волке, который потом стал домашней собакой.
Юри. «Верное сердце Фрама» — эта моя любимая книга. Про одного волка.
Эркки. Точно ведь, волки в трусах ходят, сказал Рейго.
Вспышки памяти
Юри. Это было, когда я еще только учился ходить. Была у нас такая большущая коробка, битком набитая игрушками. Мама оттуда всё посреди комнаты вывалила, а я у своей кроватки сидел. Тогда мать и говорит: пойду-ка я на кухню, а ты, мол, иди, поиграй. Только ты не ползи, потому как пол грязный. И тогда я подумал — ну, а как, как же мне добраться до игрушек? Мама рассказывала, что, когда она вошла в комнату, то я и пошел, встал и направился к игрушкам, упал на них, стал играть. Потом уже научился и побольше ходить.
Рээлика. Я себе, по собственному разумению, карманные деньги сделала, будто их мама дала. Какие-то бумажки пополам разрезала и написала на них — 500. Совсем козявка еще была. Мама из дому ушла, на работу, кажется, и забыла закрыть дверь балкона. У нас очень такой низкий балкон был. Я прыгнула вниз и отправилась, по собственному разумению, в магазин за конфетками. Взяла мишку или зайчика, или чего там, да подошла к прилавку, деньги на стол, все как положено. Потом… ну, охранник схватил, повели меня в свое какое-то там заднее помещение… уж и не помню, чего они мне наговорили, наконец, тот охранник сказал: да ладно, я сам заплачу.
Кади. Я маленькой просто ужасная была. Вижу, к примеру, дырочку, пусть даже самую малюсенькую, просовываю свой маленький пальчик и превращаю ее в большую дырищу.
Рээлика. Я знаю, у меня было такое маленькое ватное одеяло, под которым я спала, оно стало мне мало, и я его выбросила на помойку, потом мать меня за это еще как следует отшлепала, что я одеяло-то выкинула. А потом… Да, еще — то одеяло, что мне как бы немного велико было, его я снизу пополам порезала, чтоб пальчики на ногах высовывались, лишь бы получить себе новое одеяло. Тогда мать сказала: все, будешь теперь под этим одеялом спать, так вот.
