Кшиштоф Кесьлевский - Декалог
Цыганка. Погадать?
Яцек. Нет.
Не замедляет шага, но цыганка не сдается.
Цыганка. Скажу, что было, что будет.
Яцек. Нет.
Цыганка. Дашь сотенку для ребеночка, скажу, что тебя ждет хорошего.
Яцек не отвечает.
Цыганка. Вижу дальнюю дорогу. Все тебе расскажу.
Яцек. Нет!
Цыганка — если это возможно — подходит еще ближе и говорит вполголоса.
Цыганка. Чтоб у тебя жизнь сломалась.
20
В угловом баре Аля изображает цыганку.
Аля. Дай, погадаю… всю правду скажу.
Петр протягивает ей руку.
Петр. Говори, только чистую правду.
Аля изучает его руку.
Аля. Много слов вижу… Много умных слов. Много побед…
Петр. А жизнь?
Аля. Для стольких слов и стольких побед нужна долгая жизнь.
Петр. А любовь, а мы с тобой?
Аля. У тебя длинная сильная линия счастья… Двое детей…
Петр. Когда?
На заднем плане мы видим Яцека. Он заходит в кафе, встает в очередь, подойдя к прилавку, разглядывает пирожные в витрине.
Яцек. Чаю…
Буфетчица. У нас нет чая.
Яцек. А что есть?
Буфетчица. Кофе.
Яцек. Тогда кофе. И пирожное. Вот это, с маком.
Показывает пальцем и протестует, когда буфетчица хочет взять другое. Нет, он точно показал, какое именно. С пирожным и кофе идет к окну, откуда виден стоящий у «Бристоля» милиционер. Греет руки о горячую чашку, неторопливо, но жадно ест пирожное. К «Бристолю» подкатывает милицейский микроавтобус. Милиционер садится в него, Яцек отставляет чашку. Озирается — никто не обращает на него внимания, сидящие в другом конце зала Петр и Аля тоже не глядят в его сторону. Яцек под столом вытаскивает из дорожной сумки уже знакомый нам моток веревки. Веревка не толстая, но, вероятно, прочная, скрученная фабричным способом из нескольких тонких.
Яцек аккуратно обматывает ею кисть руки: чтобы вся веревка уместилась, нужно сделать не меньше дюжины оборотов. Внезапно он чувствует на себе чей-то взгляд. Две девушки разложили на подоконнике школьные пеналы и меняются розовыми ластиками. Одна из них смотрит на Яцека, застенчиво улыбается, и Яцек отвечает ей улыбкой. Мы впервые видим его улыбающимся. У него красивые зубы; жесткое выражение светлых глаз смягчается. С минуту они глядят друг на друга, потом девочки вежливо кивают Яцеку на прощанье. Яцек хочет помахать им рукой, но, вспомнив о веревке, ограничивается кивком и продолжает медленно, старательно наматывать веревку на ладонь.
В противоположном конце зала Петр разговаривает с Алей.
Петр. Бывают минуты, когда чувствуешь: все возможно. Все пути открыты…
Аля. Знаешь, что мне кажется? Что люди будут тебя любить. Так, как я сейчас.
Петр сглатывает слюну. С нежностью смотрит на свою девушку, неуверенный, заслужил ли такие слова. Яцек намотал на руку уже почти половину веревки. Видимо, посчитав, что достаточно, осматривается в поисках ножа. Обнаруживает нож на краю столика рядом с горкой грязной посуды. Берет его и свободной рукой под столом перерезает веревку. Остаток прячет в дорожную сумку. Выходит из бара.
21
Руку, обмотанную веревкой, Яцек держит в кармане. Идет вдоль гостиницы «Европейская».
В это же самое время синий «полонез» сворачивает на Замковую площадь. Какая-то женщина пытается его остановить, но водитель показывает пальцем: стоянка там.
Яцек сворачивает в маленькую улочку позади гостиницы. За углом стоянка.
Синий «полонез» пересекает Замковую площадь.
Яцек подходит к стоянке; перед ним только одна женщина. Почти сразу же подкатывает «фиат»; женщина уезжает. Со стороны Замковой площади приближается синий «полонез». Когда он уже почти подъехал к стоянке, из-за угла выходит мужчина и подросток лет шестнадцати. У мальчика какое-то странное, отсутствующее выражение лица.
Мужчина. Вы, случайно, не на Нижний Мокотов?
Яцек. На Волю.
Садится и громко, потому что радио продолжает играть, приказывает.
Яцек. На Нижний Мокотов.
Таксист. А тот куда хотел?
Яцек. На Волю. Машина трогается.
22
Петр. Только это одно я хотел бы знать…
Умолкает. Аля смотрит на него с удивлением.
Аля. Что-то случилось?
Петр. Нет. Я только подумал, что все может быть не так просто.
23
Таксист. Нижний Мокотов?
Яцек. Бедроники. На Стегнах.
Таксист. По Вислостраде?
Яцек. Давайте.
Сзади останавливается маленький «фиат» и нетерпеливо мигает фарами.
Таксист. Спокойно. Нервы надо лечить.
«Полонез» съезжает вниз по улице, на одном из перекрестков водитель тормозит.
На полосе, по которой они едут, спиной к машине стоит человек; в руке у него шест. «Полонез» останавливается прямо за ним, но человек и не думает уходить. Таксист слегка нажимает на клаксон, мужчина с шестом оборачивается. Это тот самый модой человек, которого мы видели у костра и в коридоре больницы, — тот, который везде. Он смотрит водителю и Яцеку прямо в глаза; Яцеку от этого взгляда становится по себе. Молодой человек отрицательно качает головой: он своего поста не покинет. Возможно, впрочем, этим жестом он хочет выразить нечто совсем другое. Таксист ждет, пока не освободится встречная полоса, и объезжает мужчину с шестом.
Таксист. Опять чего-то, мать их, перестраивают.
«Полонез» едет по Вислостраде.
Яцек. Можете закрыть окно? Холодно.
Таксист поднимает стекло. Яцек смотрит на свои низко опущенные, чтобы водитель мог их увидеть в зеркальце, руки. Кисть, обмотанная веревкой, слегка посинела, кожа между витками вспухла. Машина замедляет ход и останавливается на пустынной этот час Вислостраде. Яцек с тревогой смотрит на водителя: неужели что-то заметил? Таксист машет рукой: с тротуара на мостовую опускается цепочка тепло укутанных малышей. Ведущая их воспитательница благодарно улыбается.
Таксист. Культуру иногда надо проявлять, а?
Машина трогается, Яцек снова разглядывает свою посиневшую руку. Пробует ослабить веревку, но для этого нужно всю ее размотать, чего он делать не хочет. Поднимает глаза.
Яцек. Здесь налево.
Таксист. На Бедронку лучше прямо.
Яцек. Мне удобнее с той стороны.
Машина сворачивает налево. Когда она приближается к перекрестку, Яцек командует.
Яцек. Теперь направо.
Машина поворачивает направо.
24
«Полонез» медленно едет по грязной ухабистой улице. В глубине справа виден одинокий домик. Яцек перематывает часть веревки на другую руку так, чтобы с полметра оставались свободно висеть; оба конца веревки крепко намотаны на кисти рук. Все это Яцек доделывает почти не глядя; закончив, говорит.
Яцек. Остановитесь. Дальше там не проехать.
Таксист. А я и не собирался.
Тормозит. Яцек перебрасывает веревку через его голову и, опустив руки, изо всех сил тянет ее книзу. Машина, проехав несколько метров, останавливается. Яцек не рассчитал: веревка впилась водителю в рот. Громко играет музыка. Видны испорченные зубы и искривленное лицо таксиста. Яцек понимает, что промахнулся, ослабляет захват, таксист мгновенно вцепляется в веревку, старается ее оттянуть. Он силен, но действовать ему неудобно. Яцек, напрягшись, упирается коленями в спинку переднего кресла, затягивает веревку на шее таксиста; под веревкой остается ладонь водителя. Свободной рукой он пробует схватить Яцека за руку, но безуспешно: Яцек сидит, откинувшись далеко назад.
Таксист протягивает руку вперед и нажимает на клаксон. Тем временем Яцек пытается, не ослабляя веревки, привязать ее к подголовнику кресла водителя. Тот вырывает вторую руку, веревка на мгновение провисает, Яцек ее натягивает, голова водителя запрокидывается, он хрипит, глаза выкатываются из орбит, он слабеет, но не отрывает руки от клаксона, понимая, что это — единственная надежда на спасение. Наконец Яцек какими-то нелепыми узлами привязывает веревку к подголовнику и выскакивает из ревущей машины. Возится с молнией своей сумки, молния не открывается, в конце концов он ее рвет и вытаскивает металлическую трубу. Машина перестает сигналить, водитель, собрав последние силы, старается вырвать из-под веревки подголовник. Яцек открывает переднюю дверцу со стороны пассажира, примеривается, бить неудобно, но он все же наносит водителю два удара — в грудь и по руке, которой тот заслонился.
