Теннесси Уильямс - Орфей спускается в ад
Склонившись вниз, злобно вглядывается в полумрак лавки: смерть, отыскивающая намеченную жертву.
ДЖЕЙБ. Уу-у, стервы!.. Уу-у, стервы!.. (Ухватившись одной рукой за ствол пальмы, поднимает другую руку, в которой зажат револьвер, и стреляет вниз.)
С испуганным криком Лейди бросается к неподвижно стоящему Вэлу, чтобы прикрыть его своим телом. Цепляясь за перила, Джейб делает еще несколько шагов вниз и стреляет снова; на этот раз он попадает в нее. Громкое, судорожное: «А-а-а!..»; он стреляет еще раз; она снова громко выдыхает: «А-а-а!..»; все еще прикрывая Вэла, поворачивается, чтобы взглянуть на Джейба; на лице ее печать всех тайн, всех страстей жизни и смерти; в горящих неистовым светом глазах — всеведение, готовность все отринуть и все принять.
(Снова нажимает спусковой крючок, но курок только щелкает, и, отшвырнув пустой револьвер к ногам Лейди и Вэла, спускается вниз и ковыляет мимо них к выходу, хрипло выкрикивая.) Я покончу с тобой!.. Я покончил с твоим папашей, а теперь и с тобой покончу! (Открыв дверь, выходит на улицу, все так же хрипло крича.) На помощь! Приказчик грабит лавку! Он застрелил жену и теперь грабит лавку! На помощь! Приказчик убил мою жену!..
ВЭЛ. Неужто он…
ЛЕЙДИ. Да!..
Оба полны теперь какого-то странного, почти торжественного достоинства. Она поворачивается к нему, смущенно улыбаясь, как улыбаются обычно, не сумев, как следует, выразить словами то, что хотели сказать.
Он смотрит на нее пристальным и серьезным взглядом, поднимает руку, словно желая остановить ее, но она чуть качнув головой, показывает на призрачное сияние ее воображаемого сада и, нетвердо шагая, идет туда. Вступает музыка.
Лейди заходит в кондитерскую и обводит ее долгим взглядом, каким прощаются обычно с милыми сердцу местами, где больше уж никогда не бывать.
ЛЕЙДИ. Представление окончено… Обезьянка сдохла…
Музыка все громче, она заглушает звучания смерти.
Внезапно музыка обрывается.
За большим окном появляются очертания фигур нескольких мужчин.
Один начинает выламывать дверь, другие направляют сквозь стекло свет карманных фонариков.
ВЭЛ. Куда же?.. (Поворачивается и бежит сквозь мерцающую тусклым светом кондитерскую. Звук захлопнувшейся за ним там двери и треск ломаемых досок входной двери.)
В лавку врываются несколько мужчин, темнота наполняется их хриплыми криками:
— Держись к стене! У него оружие!
— Давай наверх, Пес!
— Джек, в кондитерскую!
Яростный рев на улице: «Вот он!.. Хватай!.. Аа-а, попался, сука!..»
— Веревку!.. Ищи веревку!
— Где у них тут скобяной отдел?.. Веревку надо!..
— А вот у меня тут кое-что почище веревки!
— Что там у тебя?
— Что там у него такое?
— Паяльная лампа!!
— Господи!..
Секундная пауза.
— Пошли, что ли, какого черта мы тут околачиваемся?
— Постой, проверю, работает ли она!..
— Погоди!.. Погоди!..
— Глядите!!
Темноту прорезает вспышка синего пламени, и в отблесках его в кондитерской возникает фигура Кэрол.
Возбужденно свирепые выкрики мужчин сливаются с яростным гудением огня; склонившиеся над огнем, освещенные его бешеной синей струей, их физиономии кажутся лицами демонов.
— Вот это да-а!
— Работает!..
Они выбегают из лавки. Доносятся беспорядочные выкрики. Взревели отъезжающие машины, шум их быстро затихает вдали. Почти полная тишина; слышно только, как вдали лает собака.
Появляется старый колдун, в руках у него охапка одежды; осмотрев вещи, он роняет их одну за другой на пол — все, кроме куртки из змеиной кожи. Держит ее в вытянутой вверх руке и что-то быстро и возбужденно бормочет беззубым ртом.
КЭРОЛ (негромко, мягко). Что там у тебя, дядюшка? Подойди, я взгляну.
Негр подходит к ней.
А-а!.. Его куртка из змеиной кожи. Я дам тебе за нее золотое кольцо. (Медленно снимает с пальца кольцо.)
Где-то вдалеке неистовый крик боли и ужаса. Она напряженно вслушивается, и когда тот замер, понимающе кивает.
Непокорные и дикие оставляют, уходя, свою чистую шкуру, свои белые зубы и кости. И эти амулеты переходят от одного изгнанника к другому, от одного к другому, — как знак того, что владеющий ими шествует своим непокорным путем…
Издалека доносится еще более неистовый крик ужаса и муки.
И — замирает.
Кэрол набрасывает на себя куртку, словно ей зябко и она хочет согреться.
Кивнув негру, протягивает ему кольцо. Идет к двери, но на полпути останавливается, увидев входящего шерифа.
ШЕРИФ (направив в лавку луч карманного фонарика). Ни с места! Никому не двигаться!
Она проходит мимо шерифа, будто не замечая его, и скрывается за дверью.
(В бешенстве.) Ни с места! Стой!
За дверью звенит ее смех.
Он бросается за ней с яростным криком.
Стой! Стой!
Тишина.
Негр стоит посреди сцены с поднятым взором и загадочной улыбкой.
Медленно идет занавес.
Примечания
1
Последующий монолог следует трактовать как откровенно экспозиционный, произнося его с внутренней силой, приковывающей внимание зрителей, и адресуя непосредственно им.
2
My feet took a walk in heavenly grass.
All day while the sky shone clear as glass.
My feet took a walk in heavenly grass,
All night while the lonesome stars rolled past.
Then my feet come down to walk on earth,
And my mother cried when she give me birth.
Now my feet walk far and my feet walk fast,
But they still got an itch for heavenly grass.
But they still got an itch for heavenly grass.
Перевод — Борис Городецкий
3
Итальянское ругательство
4
Предыдущая сцена несколько затянута, и играть ее поэтому следует в очень быстром темпе: это поможет также обозначить различие между сценой Лейди и Вэла и следующей за ней групповой сценой. Сцену же Вэла и Кэрол, поскольку за ней следует бурное объяснение между Лейди и Дэвидом, следует играть в несколько приглушенной тональности: очень важно, чтобы Вэл не казался грубым с Кэрол, оба они чем-то должны напоминать одиноких бесприютных детей. — Примечание автора.
5
Чтобы последующая реплика не показалась излишне гладкой, актер может запинаться, подыскивая слова.
6
Последующую сцену надо играть, не нажимая, как бы между прочим, словно обычный знакомый ритуал.
