Кшиштоф Кесьлевский - Декалог
Михал. Я всегда знал.
Анка. Ты меня обманул.
Михал. Да. Нет. Это не имело значения. Ты была моей дочкой.
Анка. Надо было сказать.
Михал. Я хотел, чтобы ты прочитала письмо, когда тебе исполнится десять лет. Но в десять лет ты была еще слишком мала. Я решил подождать до пятнадцати, но в пятнадцать оказалось, что ты уже взрослая. Тогда я положил его в желтый конверт.
Анка. Как просто, да?
Михал. Я подумал, что в наших отношениях уже все равно ничего не изменится.
Свечки на окне догорают.
Анка. Мне кажется, ты врешь. Врешь?
Анка замечает, что пламя свечей начинает колебаться.
Анка. Смотри. Твоя — левая, моя — правая. Чья первая погаснет, тот может задать вопрос. Идет?
Михал. И…
Гаснет левая свечка — Михала.
Анка. Спрашивай.
Теперь гаснет ее свеча. Михал и Анка освещены далеким светом, просачивающимся из подвального коридора.
Анка. Дай руку.
Михал. У тебя холодные руки.
Анка. Согрей меня.
Михал дышит на ее ладонь, словно это ладошка ребенка; вероятно, он когда-то грел так Анкины руки.
20
Анка в своих высоких сапожках садится в кресло.
Анка. Ты выиграл. Можешь задать вопрос.
Михал. Я уже спрашивал на остановке.
Анка. О чем?
Михал. Зачем ты прочла письмо.
Анка. В первый раз… в первый раз я его увидела, когда мы переезжали: рассыпалась какая-то папка. Мне тогда было шестнадцать лет.
Михал. Пятнадцать с половиной.
Анка. Я положила его обратно, но все время помнила, что оно существует. Вначале меня разбирало любопытство. Я думала, там какие-нибудь документы, завещание… Начиталась приключенческих романов… Потом решила, что это наставления: как мне жить. Быть порядочным человеком и тому подобное. Потом заметила, что, уезжая, ты забираешь письмо с собой, значит, это не наставления и не завещание. В последний раз ты его оставил.
Михал. Да, оставил.
Анка. Нарочно? Положил вместе с документами, чтобы не забыть, но не взял.
Анка встает, идет в свою комнату и приносит оба конверта и письмо, которое написала сама себе. Кладет все перед Михалом.
Анка. Ты его когда-нибудь читал?
Михал. Нет.
Анка. А я прочла, потому что ты этого хотел.
Михал. Исчерпывающее объяснение.
Анка. Нам в училище втолковывают: подумай, для чего ты это говоришь, с какой целью.
Анка снова встает, приносит из кухни початую бутылку водки и две рюмки. Разливает. Поднимает свою и ждет Михала.
Анка. Не хочешь знать, какая у меня была цель?
Михал поднимает свою рюмку.
Михал. Нет.
Анка. Ну и не надо.
Чокается с Михалом.
Анка. Как мне теперь тебя называть?
Михал. Папочка.
Анка продевает свою руку с рюмкой под руку Михала. Теперь она совсем близко к нему.
Анка. Анка.
Михал включается в игру — впрочем, у него нет другого выхода.
Михал. Что ж… Михал.
Не расплетая рук, пьют до дна, потом Михал, высвободившись, целует Анку в щеку. Анка смотрит на отца в упор и тянется губами к его губам. Михал замирает. Глаза у Анки полузакрыты; в последнюю секунду она наклоняет голову и чмокает Михала куда-то в подбородок.
Анка. Что касается цели… я давно уже… Когда я… ну, впервые с парнем… у меня было ощущение… казалось, я кому-то изменяю. Я не понимала, что это был ты. И потом, всякий раз.
Раздается звонок в дверь. Анка умолкает, но только на то время, пока звонит звонок.
Анка …Я выбираю таких: чтобы были на тебя непохожи, но когда кто-нибудь ко мне прикасается, думаю о твоих руках и ничего не могу с собой поделать. Кто бы он ни был, я на самом деле не с ним…
Звонок трезвонит все настойчивее. Михал открывает дверь.
Адам. Приехал… Ну как?
Михал. Нормально. Заходи.
У Адама в руке рулон чертежей; куртку он расстегивает, но не снимает.
Адам. Я все скопировал. Отправил. Они прислали телекс, что получили.
Косится на стол.
Адам. Выпиваете.
Михал. Садись.
Подталкивает его к дивану, приносит третью рюмку, наливает, стараясь, чтобы Анке досталось как можно меньше.
Адам. Когда диплом?
Анка. В мае.
Выходит. У себя в комнате бросается на кровать, зарывается головой в подушку. Адам, выпив полрюмки, уходит. Михал сидит в кресле. Анка из своей комнаты, опершись на локоть, смотрит на него, Михал — на ее дверь. Потом встает и бесшумно идет к двери. Глядит на Анку с порога, приближается, разворачивает лежащий на кресле плед и укрывает им Анку.
Анка. Иди к нему.
Михал. Он ушел.
Анка. Тогда поезжай за ним. Или к кому-нибудь еще. Ты же не хочешь со мной разговаривать!
Михал пытается что-то сказать, но Анка затыкает уши. При этом она поднимает руки. Рукава у блузки широкие и Михал видит темные волосы у Анки под мышкой. Анка не улавливает эротического значения своего жеста, но нам это ясно. Как и Михалу. Он медленно тянется к Анкиной подмышке. Мы не знаем, с какой целью, но дело кончается тем, что Михал прикрывает пледом то ли невольно, то ли намеренно обнажившуюся часть тела. Успокаивается — если чувство, которое им минуту назад овладело, можно назвать беспокойством. Анка, похоже, спит. Тишина. Михал неслышно, почти беззвучно напевает колыбельную, которой убаюкивал Анку много лет назад, а может быть, читает стишок из «Винни Пуха». Видимо, ему хочется вернуться в те времена, когда все было просто и невинно.
Анка. Кого ты боишься? Меня или себя? Не бойся. Я выхожу замуж.
Звонит телефон.
Михал. Подойди.
Анка. Пани Марта…
Михал отрицательно качает головой.
Анка. Или Крыся.
Идет к телефону.
Анка. Алло… Да… Нет, я уже сплю… Завтра? Попробуй позвонить.
Вешает трубку.
Михал. Жених?
Анка. Жених.
Михал. Он уже знает, что жених?
Анка. Нет. Но я сказала его матери.
Михал, видя, что Анка говорит серьезно, меняет тон.
Михал. А ты… кого ты боишься? Можно уехать, убежать, выйти замуж… Это ничего не изменит.
Анка. Мать Ярека сказала то же самое.
Садится на кресло и вытягивает вперед ноги в высоких сапожках.
Анка. Помоги снять…
Михал, став на колени, стаскивает один сапог, потом другой. Анка сгибает и распрямляет пальцы ног. Михал невольно касается кончиков пальцев; Анкины ноги — соответственно ситуации — лежат у него на коленях.
Михал. Мокрые… Простудишься.
Анка. Не будем говорить о простуде.
Михал. Снимай.
Анка расстегивает и снимает чулки. Михал возвращается с шерстяными гуральскими носками. Снова опускается на колени и натягивает носки Анке на ноги.
Михал. Так лучше?
Анка. Теплее. Ощущение вины… Измены… В постели я всегда изменяла тебе.
Михал опускает глаза. Ему трудно говорить так же откровенно, возможно, дело тут в разнице поколений.
Михал. Я этого не чувствовал.
Анка. Врешь.
Михал. Да. Я сам… мне казалось, я отдаляюсь… когда с кем-нибудь был. От тебя отдаляюсь.
Анка. А меня бесило, что ты даешь мне полную свободу, что тебе наплевать… Потому и сказала, что выйду за Ярека. Мне всегда хотелось… чтобы ты крикнул: хватит, довольно.
Михал. Я не мог. Не чувствовал себя вправе. Но не только поэтому. Я боялся тебе запрещать… Это была бы ревность. И не ревность отца к дочери… А такого я не хотел.
