Жан Ануй - Булочник, булочница и подмастерье
Фессар-Лёбонз (заключает, между прочим). Так что, вам ясно? На две жизни меньше. Малыша, я как добрый принц, в любом случае, трогать не буду. Хочу, чтобы он всё увидел и рассказал. Если вы согласитесь, я уведу моих людей перед самым прибытием эскадрона. Они не поймут, но я им запудрю мозги и выдам двойную порцию рома.
Адольф (безнадёжно кричит). Скажи нет!
Элоди (после паузы, спокойно глядя Фессару-Лёбонзу в глаза). Нет.
Фессар-Лёбонз. Даю вам пять минут.
Фессар-Лёбонз выходит, индейцы за ним следуют. Адольф, Элоди и Тото, который на них смотрит, остаются одни, привязанные посередине сцены к кровати.
Индейцы разожгли костёр, который озаряет их фантастическим светом. Вдалеке застучали зловещие там-тамы, начались ритмичные танцы.
Адольф (после паузы, мягко). Я прошу у тебя прощения, моя дорогая жена. Её звали Жозьян. Нежная светловолосая официантка, из которой он сделал себе любовницу. Она попросила за неё заступиться… И вдруг, за закрытыми ставнями гостиницы, раздавленной солнцем, уставший от погони, я впервые за долгие годы почувствовал себя совсем молодым…
Элоди (тоже ласково). Я прощаю тебя, мой добрый мужчина. Ты всегда был верным и ласковым. А для мужчины это, видимо, долго (даже под нежными взорами господа), тело одной женщины, всю его жизнь… Я потихоньку теряю красоту, и иной раз думаю, как это несправедливо… он ещё такой красивый и сильный, у него есть право иметь в постели нечто лучшее.
Адольф (мучаясь и плача). Нет! Я любил тебя до конца, Шарлотта! (Тихо добавляет.) Это было что-то другое, несомненно, полное нежности и воспоминаний, но я всегда желал по-настоящему только тебя.
Элоди (после паузы, нежно). Спасибо, мой добрый мужчина. Я верю в это только наполовину, но всё равно очень мило с твоей стороны. Спасибо.
Адольф (наивно, трогательный). Это правда, Шарлотта. Руки мои были так глупы на чужом теле… не узнавали дороги. Достаточно, знаешь, малого — провёл по бедру, думаешь… что я тут делаю?
Элоди (после паузы, с глазами вновь полными слёз). Мерси, мой добрый мужчина. На сей раз, право, любезно. А я такая глупая, что на сей раз, видимо, и поверю… Я лично была с тобой всегда и во всём счастлива. Счастлива, и всё у меня было. Хлеб, которым ты кормил меня всю жизнь, хлопковые платки из Мемфиса, вечерами тяжесть твоего тела. Я бы никогда не смогла представить себе на твоём месте другого. Это всё равно, как если бы мне предложили пойти и отдаться в поле быку.
Там-тамы уже не стучат какое-то время.
Издалека доносится звук губной гармошки, на которой играют My darling Clementine…
Элоди. Слышишь?
Адольф. Да.
Элоди. Думаешь, он играет?
Адольф (с невольной улыбкой). Нет. Это, видимо, кто-то из его людей. Парень, у которого застряло в сердце немного тоски.
Элоди. Пастух, помнишь, играл эту песенку тем утром, когда ты пришёл на ферму просить у отца моей руки. Нам повезло, что этот парень именно сейчас тоже вспомнил свою молодость.
Адольф (с болезненным стеснением). Ты не жалеешь?
Элоди (нежно). Нет. Всё будет хорошо, он обещал, что малыша они не тронут. (Добавляет.) Мне бы только не хотелось на него смотреть. Он на нас теперь смотрит. Он навсегда запомнит привязанных к столбу и исполненных любви мужчину и женщину, которые нежно улыбались друг другу… Потом это станет семейным воспоминанием.
Губная гармошка замолкает.
Они смотрят друг на друга, многозначительно улыбаясь. Оба они становятся очень красивы).
Странное тревожное молчание, за которым издалека доносится звук кавалерийской трубы, трубящей атаку. Адольф выпрямляется.
Фессар-Лёбонз с растерянным видом идёт через сцену с пистолетом в руке.
Фессар-Лёбонз (кричит). Они атакуют! Стреляйте! Стреляйте же, краснокожие такие-сякие! И отступайте к лошадям, прикрываясь беглым огнём! Я сведу счёты и догоню вас!
Фессар-Лёбонз выходит. Адольф и Элоди всё понимают.
Адольф. Элоди. Элоди, не знаю, почему я называл тебя Шарлоттой. Мне всегда так нравилось твоё настоящее имя. Ты была мне доброй женой, Элоди.
Элоди. Ты тоже был мне хорошим мужем, Адольф. Мне бы хотелось дожить с тобой вместе до старости. Я бы нежно ухаживала за тобой.
Отступая и отстреливаясь бесшумными выстрелами, индейцы возвращаются вместе с Фессаром-Лёбонзом. Прежде, чем уйти под огнём, Фессар-Лёбонз подходит к Элоди и Адольфу сзади и стреляет одному, а потом другому в затылок. Он уходит в глубину сцены, отстреливаясь от невидимого врага.
Лица Адольфа и Элоди просто застывают. Привязанные к спинке кровати, они кажутся красивыми и спокойными. Их широко открытые глаза неподвижно смотрят прямо перед собой. Слышно, как труба играет огню отбой, потом, с пистолетом в руке, бегом появляется лейтенант федеральной армии. Он одет в синюю форму той эпохи. Его играет Норбер дё Ля Пребанд. Подбежав к родителям, он видит, что они мертвы. Он отвязывает Тото, который, всхлипывая, бросается к нему в объятья. Прижимая его некоторое время к себе, он с серьёзным видом ласкает ему макушку. Труба вдалеке заканчивает трубить приказ на ностальгической ноте.
Лейтенант. Тото, твой отец был сильным и мужественным человеком. Твоя мама тоже была славная женщина. Они любили друг друга и страдали, как все мужчины и женщины, а теперь они умерли. Ты забудешь об их страданиях — таков закон, и станешь, в свою очередь, мужчиной. Пойдём! Теперь я буду тобой заниматься. Мы будем вместе бороться с индейцами, и я научу тебя вязать морские узлы.
Он берёт его за руку и уводит. Они медленно идут в полутьму сцены. Мёртвые Элоди и Адольф с застывшими лицами остаются стоять, привязанные к ножкам кровати. Вдалеке другая губная гармошка, на сей раз, несомненно, солдата федеральной армии, нежно наигрывает мелодию «My darling Clementine»
Конец
07.09.2009
Ouistreham
1
Следующий набор блюд представляет собой пародию на лишённые смысла названия кушаний, восполняющие изящество самой кухни, плод пустой фантазии Элоди; в словах отсутствует даже намёк на продукты, из которых блюда приготовлены, только в первом прослушивается рыбный соус, а во втором речь идёт, видимо, об утке. Croquettes, это просто-напросто пища для кошек или собак. Последнее блюдо во втором наборе может быть понято, как разнообразные фрукты или намёк на то, как ещё говорят, «фротти-тутти-кванти», с сексуальной аллюзией, т. к. frotter, по-французски означает «тереть» (Примеч. пер.)
