Нил Саймон - Один день из жизни жены Эйвери Мэнна
Дэйн: Если быть откровенной, каким он был другом?
Уинни: Очень хорошим другом, но не в том смысле, о котором вы спрашиваете.
Дэйн: У меня не было даже намека на это.
Уинни: Хорошо. Наверно, будет достаточно сказать, что мы были очень близки.
Эйнджел: Но, наверно, не слишком близки?
Уинни: Естественно, нет. К тому же, Эйвери был женатым мужчиной, женатым на женщине, с которой меня связывала дружба на протяжении многих лет.
Мэрилин: Но не слишком хорошая.
Уинни: Нет. Но это была не моя вина, а твоя.
Мэрилин: Это была его вина. Это он стал между нами.
Уинни: Так оно и было.
Мэрилин: Ты встала между мной и Эйвери. А Эйвери встал между мной и тобой.
Дэйн: Передай мне бутылку.
Кейт: И так… ты давала Эйвери деньги, а он тебе копии? Что, это было так легко?
Уинни: С этим, как раз, было достаточно просто. Но когда наши отношения становились всё более близкими, я стала делать некоторые открытия.
Кейт: Я сейчас свалюсь со стула.
Уинни: Нет, это было не что-то экстраординарное, просто мои открытия касались кое-каких секретов.
Мэрилин: Что, Эйвери вел двойную жизнь? Что, у него была ещё одна жена?
Уинни: Ничего подобного, насколько мне известно. Что на самом деле у него было, так это: мечты, секреты, сильные желания.
Дэйн: А у кого их нет?
Мэрилин: Что он был мечтателем, так это точно.
Эйнджел: Ты можешь назвать что-нибудь такое, чего он желал гораздо больше, чем мы?
Уинни: Об этом я и хочу рассказать, Эйнджел.
Мэрилин: Что? Ну-ну, чего он хотел больше, чем кто-либо из нас?
Уинни: Выиграть литературную премию имени Джозефа Пулетсера.
Мэрилин: Не смеши меня, Уинни. Эйвери…
Уинни: Чтобы ты, Мэрилин, смогла оценить его талант.
Мэрилин: Эйвери… был хорошим писателем, умным, профессиональным, но не великим. Не думаю, чтобы он мог удостоиться этой премии.
Дэйн: Не надо быть великим, чтобы обладать этой премией. Всё, чем нужно владеть, так это: компетенцией, продуктивностью и быть читаемым в соответствующих изданиях.
Уинни: Например, «Times Square»? Не это ли самое читаемое издание?
Дэйн: Это издание, именно то, которое является самым популярным в определенных кругах. С уверенностью можно сказать, что это издание является популярным и в Нью-Йорке.
Мэрилин: Я знала, что Эйвери надеется получить эту премию, лично для меня это не было секретом. Он мне об этом говорил.
Уинни: Но ты не знала, что он, действительно, этого хотел. Ты не принимала его мечту всерьёз, так как не верила в него.
Мэрилин: Эйвери был мечтателем, а я прагматиком. Я просто пыталась оградить его от нереальности.
Кейт: Вот и причина, по которой он пришел к Уинни с его мечтой.
Мэрилин: В свою защиту я могу сказать только одно: нам нужны были средства к существованию. Мне не хочется об этом говорить, но без средств не может быть и жизни.
Кейт: Или жены?
Мэрилин: У него была жена! Как ты можешь говорить, что у него не было жены? Он даже не знал, что делать со своей женой, потому что она нуждалась в нем гораздо больше, чем он в ней. (Пауза, затем Уинни.) Какими же ещё мечтами Эйвери делился с тобой? И что же ещё ты ему дала, кроме финансовой и моральной поддержки?
Уинни: Хочешь, верь или нет, а он мечтал открыться кому-либо, поделиться своими замыслами.
Мэрилин: Мне?
Уинни: Для него это было бы самым идеальным.
Мэрилин: В действительности же, этого не случилось. Он хотел открыться и открывался всем вам, но оставался закрытым для той, с которой, предположительно, делил свою жизнь. Вы же знаете, как часто мы не можем осуществить свою мечту, как многое остается недостижимым. Вот это всё было у Эйвери. Для него это была мечта, для меня же — кошмар. Он оставил меня одну в бесплодном пространстве своих несбыточных грёз. (Длинная пауза.)
Дэйн: Придется ещё выпить.
Мэрилин: Чтобы развязать свой язык?
Дэйн: Утолить мою жажду. Весь этот разговор о бесплодном пространстве вызывает во мне желание напиться.
Кейт: Запиши всё это, Мэрилин. Эйвери делился своими мечтами с Уинни.
Эйнджел: Его мечты и его талант переписчика. В этом он был хорош, как ты знаешь.
Уинни: Да, конечно, я знаю, каким он был, когда у него появлялась какая-нибудь идея. Но, увы, его идеям не суждено было осуществляться. Теперь уж, наверняка, его несбыточным идеям никогда не суждено воплотиться в жизнь. Черт бы его побрал!
Эйвери: Если твои друзья защищают тебя от злых духов во время поминок, то кто же защитит тебя от твоих друзей?
Мэрилин: Отлично; вот что пока мы имеем: Глория обеспечила Эйвери неврозом, она же, в свою очередь, получила невротическую сыновью любовь.
Кейт: И, практически, славного сына.
Мэрилин: (с иронией.) Превосходно. И, практически, превосходного сына, насколько ребенок может быть превосходным. Конни обеспечила сексом, и получала его. Мэрилин: дала всё, и взамен — ничего.
Эйвери: Тпру!!!!
Эйнджел: Это не справедливо!
Мэрилин: И это говоришь мне ты!
Кейт: Тогда уж лучше так: Мэрилин хотела как лучше, а получилось как всегда.
Мэрилин: Мне нравится, как ты сформулировала эту проблему. Теперь мы с тобой в расчете.
Кейт: Я принесла себя в жертву и, в место благодарности, еще один щелчок по носу.
Мэрилин: Принято.
Уинни: Обеспечила эмоциональной и материальной поддержкой; выслушивала мечты фантазера, за что ей — большое спасибо.
Эйвери: Я думаю, обойдемся без лишнего комментария.
Мэрилин: Дэйн?
Уинни: Да, теперь Дэйн. От нее мы не слышали ни единого слова.
Мэрилин: Зато я слышала. Мы с ней говорили до того, как вы пришли. У нее было, что рассказать.
Кейт: Ну, а зачем от нас скрывать? Мы, как-никак, одно целое.
Эйнджел: Его рассказы, вот, что он дал Дэйн. Я уверена, что мы должны услышать их.
Мэрилин: Нет, они предназначены только для меня. Я их помню достаточно отчетливо. Я услышала их как раз перед тем, как вы с Уинни пришли сюда.
Кейт: Тогда откуда об этом знает Эйнджел, если, вообще, она имеет понятие о предмете разговора.
Дэйн: Наверное, интуиция Эйнджел? Или что-то более реальное?
Мэрилин: Это очень интересный вопрос; даже ты, Кейт, должна согласиться, что это очень интересный вопрос.
Кейт: Да, конечно, и ответ на него лежит на дне бокала. В случае, если вы поглощаете достаточно спиртного, то ответ на вопрос становится достаточно очевидным. Спиртное — чистое, как кристалл, но не разбивается.
Дэйн: Ты предполагаешь, что мы понимаем тебя?
Кейт: Нет.
Дэйн: Что касается меня, то я, действительно, не понимаю.
Уинни: Расскажи нам эти истории, если, правда, они не сугубо личные.
Кейт: Причин для этого слишком много, так что, давай, рассказывай.
Дэйн: Мне нет необходимости что-либо скрывать о моих взаимоотношениях с Эйвери.
Уинни: Черт возьми!
Дэйн: Что, начнем рассказ о черной собаке?
Эйвери: Нет-нет, только не с черной собаки.
Уинни: Да-да, с черной собаки! С трудом сдерживаю желание услышать его.
Дэйн: Ты что, слышала его?
Уинни: Нет. Но я хочу его услышать. Мне нравились рассказы Эйвери, когда-либо написанные им. Хотя, персонально, как тебе, он мне их не читал.
Дэйн: Очень хорошо. Рассказ о черной собаке, написанный когда-то жившим, а теперь усопшим Эйвери Мэнном. Жил-был, однажды, черный пес, которого мы, как бы лучше его назвать…
Кейт: Чернушка.
Дэйн: Нет. Спот. Спот — так звали эту черную собаку.
Эйвери: Эту собаку не звали Спот. У нее, вообще, не было имени.
Кейт: Собака была совсем черная, или у нее были черные пятна?
Дэйн: Она была совершенно черная, как позор.
Кейт: Как большущая, черная дыра в космическом пространстве. Такой я ее вижу.
Дэйн: Нет. Ты не могла ее видеть, в этом вся соль рассказа. Никто не мог ее видеть, так как она появлялась в кромешной темноте, в самую темную ночь года. Но она требовала к себе внимания; она была одинокой и заброшенной; живя в своей внутренней и внешней темноте. Она была незаметной, сливаясь с окружающей ее темнотой. От рождения она была одиноким животным, это наша черная собака.
