Александр Бушков - След пираньи
Показал знаками, чтобы лежала тихонечко и не высовывалась. Она столь же выразительным жестом заверила, что поняла, — но револьвер положила рядом с собой.
Мазур бесшумно, упираясь локтями, припав к земле, подполз почти к самому краю обрыва. Дальше нет смысла — и место начинается открытое, и чертова собачка учуять может, несмотря на ветер. Он не верил во всевозможные колдовские способности, приписываемые соплеменникам его преследователей: если что и было в старину, быльем поросло, отчего-то ведь гонятся с винтарями, не полагаясь на шаманское чародейство…
До них — метров семьдесят. Все шансы. Мазур задержал дыхание, прицелился в последнего и мягко потянул спуск.
Того словно бы шквальным порывом ветра снесло с оленя. Учаг, оставшись без седока, встрепенулся, но тут же побрел вперед. Донесся заливистый лай собачонки. Двое оставшихся отреагировали с похвальной быстротой — по сторонам прожужжали выпущенные наугад пули. Мазур выстрелил. Второй свалился у ели. За ним — третий. Дистанция все же подвела — третий, выронив карабин, попытался отползти в сторону, он уже понял, откуда стреляют, полз прочь от обрыва… Глушитель со слабым щелчком плюнул желтым пламенем. Ползущий замер, шапка свалилась. Собачка металась вокруг, зло, потерянно гавкая. Мазур выждал еще минут пять — но никто из трех не шевелился, в бинокль видно было, что они мертвы, что олени равнодушно бродят меж деревьев. «Никакого проклятия с Золотой Бабой не связано, — зачем-то подумал Мазур. — Никаких проклятий для нахала, дерзнувшего…» Но на душе от этого не стало легче, наоборот…
Глава двадцатая
Капкан для поднебесной
Дымок он учуял издали — собственно, даже не дымок, горячее дуновение, донесшее смешанный запах горелых смолистых сучьев и жареного мяса. В первый момент рот непроизвольно наполнился слюной: они все это время жили на концентратах и сублиматах, пусть чертовски питательных, Мазур предпочитал не отвлекаться на охоту.
Джен остановилась — тоже учуяла. Они переглянулись.
— Будем обходить? — спросила Джен.
— Погоди, — процедил он. — Надо же посмотреть, кто это тут пикник устроил, чтобы не оставлять за спиной неизвестно кого…
— Может, сторожа?
— Вряд ли, — мотнул он головой. — Обогнали нас и устроились перекусить? Они бы по следу шли. Двое суток уже не беспокоят…
Они двинулись вперед. Мазур тихо приказал:
— Ты руками особенно не размахивай, держи ближе к телу — в лесу в первую очередь горизонтальное шевеление в глаза бросается…
Тихонько перешли вброд узенький неглубокий ручей и пошли по отлогому склону, в густом кедраче. Направление Мазур выбрал верно — приятный запашок усиливался, распространяясь с легоньким ветерком.
— Птица, точно, — прошептал он. — Она в эту пору упитанная…
— Тс!
— Ага, сам вижу…
Далеко впереди меж деревьев мелькнуло ярко-алое пятно. И еще одно. Потом пятна замерли, больше не перемещались.
Мазур нагнулся к ее уху:
— Схоронись за тем кустиком и притворись пеньком. Я один пойду. Если что, свистну, подойдешь. Ни слова не говори, сиди с умным видом, но спину мне держи…
— А вдруг…
— Если «вдруг» — буду один справляться, — отрезал он. — Ну, живо скройся!
Сделал два шага вперед, оглянулся и, не увидев ее за кустами, уверенно стал красться к неподвижным алым пятнам, от ствола к стволу, бесшумными перебежками, напоминавшими плавные балетные движения. Отклонился с курса, взяв левее, — чтобы подойти со стороны громадного поваленного ствола, замшелого, даже на вид трухлявого. Идеальное укрытие.
Опустился за ствол так, чтобы меж ним и сидящими вокруг костерка — кое в чем разбираются, развели из сухих сучьев, практически не дающих дыма, — был не только ствол, но и густые заросли краснотала.
Их было четверо — все в ярко-красных, чертовски мешковатых костюмах с капюшонами, предназначенных, надо думать, для людей гораздо более основательной комплекции. Костюмы крайне похожи на рыбацкие непромокаемые робы, неуместные в самом сердце континента, посреди тайги. Один поворачивает на импровизированном вертеле из длинного сучка и двух рогулек какую-то большую птицу, то ли глухаря, то ли тетерева, ощипанную кое-как, наспех, еще двое следят за ним так жадно, что с первого взгляда видно: голодны до крайности. Четвертый сидит чуть поодаль, время от времени озирается, держит на коленях «Калашников» образца 1947 года, давно замененный в самых отдаленных гарнизонах более современными моделями. Уверенно держит, видно, что привык обращаться с этой штукой. Он тоже то и дело косится на дичину — а та уже почти готова, вон как жареным тянет…
Глядя на их охваченные голодным азартом лица, Мазур поневоле сглотнул бесшумно слюну.
Что интересно, все четверо были азиатами — раскосые глаза, густые черные волосы, чуть желтоватые лица. Но — не местные. Не эвенки, уж за это-то Мазур мог поручиться. Сагайцы? Хакасы? Якуты?
Тянулись минуты, а четверка сидела на прежнем месте и в прежних позах, никого больше не появилось. Что за черт? Если не считать птицы на вертеле и автомата, при них не было ничего. Вообще ничего. Ни ружей, ни рюкзаков, ни даже шапок. Полнейшее отсутствие всех и всяческих вещей, изголодавшиеся лица… Либо заблудившиеся туристы, либо сорвавшиеся в побег заключенные. Второе вероятнее — туристы в тайгу автоматы не берут, да и браконьерам они ни к чему… Нет, оставлять эту компанию в тылу решительно не годится. Куртки распахнуты — татуировок на груди ни у кого не видно. На руках — тоже. Но это еще ни о чем не говорит.
Джен, должно быть, изнервничалась, пора кончать…
Мазур уже хотел отползти, но тут вдруг задумался: а почему костюмы красные? С каких это пор таким манером наряжают зэков? Да ну, не растекайся фантазией по древу, одернул он себя, — две «Заимки», подобные Прохоровой, в одном месте ну никак не могут оказаться… Против теории вероятности.
Но делать нечего — надо поболтать… Он бесшумно обогнул по дуге странную компанию, пожиравшую глазами аппетитную птичку, на корточках преодолел последние метры — и выскочил из-за дерева за спиной типа с автоматом, рыкнул:
— Всем сидеть! Руки!
Часовой вскочил — но Мазур без труда выбил у него автомат ногой, вторым ударом подшиб под коленную чашечку, третьим отправил в горизонтальное положение. Бил щадяще, вполсилы. Те трое и не шелохнулись — сбились в кучку, сидя на корточках, прижавшись друг к другу, вжав головы в плечи и подняв руки. Теперь Мазур рассмотрел, что все они худые до крайности, можно изучать анатомию по четко обрисовавшимся ребрам и ключицам.
Переместился влево, держа их под прицелом, быстрым взглядом оглянулся по сторонам. Никого. Тишина и благолепие. Стоя на безопасной дистанции, поднял обшарпанный автомат, отсоединил магазин и большим пальцем выщелкнул патроны в свою шапочку. Дернул затвор, присовокупил выскочивший патрон к остальным. Всего набралось одиннадцать.
Лежащий уставился на него с такой ненавистью, что Мазур для пущей надежности отступил еще на шаг. Полная противоположность тем трем — они взирают с грустной покорностью судьбе, пресловутым азиатским фатализмом… Сунув два пальца в рот, Мазур громко свистнул. И, глядя на лежащего, спросил спокойно:
— Откуда, куда, зачем?
— С-сука… — прошипел лежащий. Лицо, впрочем, самую чуточку изменило выражение, словно он все-таки не понимал чего-то до конца.
— Это тебя так зовут? — спросил Мазур, повел стволом. — Лежать!
Показалась Джен, с револьвером наготове, в левой руке она, склонившись в противоположную сторону от тяжести ноши, волокла рюкзак Мазура, напоминая сейчас простую русскую бабу, собравшуюся к колодцу за водой. Мазур кивнул ей на пленных. Она поняла, аккуратно поставила рюкзак и двинулась к костру. Негромко свистнув, Мазур мотнул головой, показал взглядом на лежащего — он выглядел самым здесь решительным, опасным, и потому следовало его обшмонать в первую очередь.
— Руки за голову, — сказал ему Мазур, придвигаясь для подстраховки поближе. — Дернешься — капут…
Джен выпрямилась, показала ему на ладони полупустую коробку спичек. Перешла к остальным — те без команды повалились в мох лицами вниз, старательно сплетя пальцы на черноволосых затылках. У тех не оказалось вообще ничего. Положительно, странная компания…
Потянуло горелым. Сняв с рогулек птицу, Мазур отложил ее в сторону, на чистый мох. Присел на корточки, левой рукой вмиг отщелкнул крышку затворной коробки, вытащил затвор, снял с него боевую пружину, сложил детали кучкой. Закурил и, держа автомат дулом вверх, сказал:
— Можешь перевернуться. Сесть. Руки на колени. — Повернулся к тем трем. — Вы тоже садитесь, но смотрите у меня.
Они не шелохнулись.
