KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Разная литература » Военное » Петра Куве - Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

Петра Куве - Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн "Петра Куве - Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу". Жанр: Военное издательство -, год -.
Перейти на страницу:

В двенадцать лет Борис представлял себя в будущем пианистом и композитором. «Жажда импровизации[54] и композиции зажглась во мне и переросла в страсть». Он отказался от мысли стать композитором, узнав, что его игре не хватает блеска и природного чутья, свойственного некоторым выдающимся исполнителям, которых он боготворил, например Скрябину. Пастернак не мог вынести возможности того, что он не станет великим. В детстве он привык к тому, что он — лучший и первый; он не сомневался в своих способностях, как духовных, так и физических. Как-то летом, в деревне, увидев, как крестьянские девочки ездят на неоседланных лошадях, Борис убедил себя в том, что тоже может ездить верхом без седла. Ему не терпелось проверить себя. Когда он наконец убедил девочку дать ему прокатиться на ее лошади, двенадцатилетнего мальчика сбросила испуганная кобыла; он упал в реку и сломал правую ногу. Впоследствии правая нога у него стала немного короче левой. Из-за хромоты, которую он почти всю жизнь скрывал, его не призвали на военную службу во время Первой мировой войны. По словам брата, его природные таланты[55] «подтвердили в нем сильную веру в собственные силы, в свои способности и в свою судьбу». Второе место он отвергал в припадке обиды и забывал. «Я презирал все нетворческое[56], любую нудную, тяжелую работу, самоуверенно полагая, что в таких делах могу судить, — писал Пастернак много лет спустя. — В реальной жизни, думал я, все должно быть чудом, все должно быть предопределено свыше, ничто не должно быть создано или запланировано нарочно, ничто не должно делаться по чьему-то капризу». Забросив фортепиано, он обратился к поэзии.

Учась в Московском университете, где он занимался правом, а затем философией, и окончив курс с отличием, Пастернак посещал салон молодых писателей, музыкантов и поэтов — «пьяное сообщество»[57], где пили чай с ромом и совершались художественные эксперименты и открытия. Москва была полна частично совпадающими и враждующими салонами, образовавшимися вокруг противоборствующих философских и художественных течений, и Пастернак был их пылким, хотя и не слишком известным участником. «Они не подозревали[58], что перед ними большой поэт, и пока относились к нему как к любопытному курьезу, не придавая ему серьезного значения», — вспоминал его друг Константин Локс. Цветаева, слушавшая, как Пастернак читал свои стихи, писала, что он «говорил… глухо[59] и почти все стихи забывал. Отчужденностью на эстраде явно напоминал Блока. Было впечатление мучительной сосредоточенности, хотелось — как вагон, который не идет — подтолкнуть… «Да ну же…», и, так как ни одного слова так и не дошло (какая-то бормота, точно медведь просыпается), нетерпеливая мысль: «Господи, зачем так мучить себя и других!» Его кузина Ольга Фрейденберг считала, что Пастернак «не от мира сего»[60], называла его рассеянным и эгоцентричным: «Говорил, как обычно, один Боря»[61], — записала Ольга в своем дневнике после долгой совместной прогулки.

Пастернак склонен был влюбляться без взаимности; такая влюбленность становилась стимулом для стихов, но удручала молодого человека. Еще в Марбурге летом 1912 года он, студент-философ, получил категорический отказ от Иды Высоцкой, дочери богатого московского чаеторговца, которой он признался в любви. «Постарайтесь жить нормально[62], — сказала ему Ида. — Ваш образ жизни вводит вас в заблуждение. У всех, кто не обедает и недосыпает, появляется масса диких и невероятных идей». Отказ Иды привел к всплеску поэзии; стихи были написаны в тот день, когда он должен был сдавать эссе по курсу философии. В конечном счете он решил не оставаться в немецком университете и не поступать в докторантуру, «…как успешна моя поездка[63] в Марбург. Но я отказываюсь от всего — искусство, и ничего больше». Пастернак имел привычку беседовать в стихах со своими вымышленными возлюбленными, перемежая признания в любви философскими трактатами. Еще одна женщина, которая отказалась от более близких отношений, нежели дружба, жаловалась, что их «свидания превращались в его монологи». Любовные неудачи оставляли Пастернака эмоционально разбитым, зато предваряли интенсивные периоды творчества.

Его первая отдельная публикация появилась в декабре 1913 года, после особенно плодотворного лета, когда он «писал стихи не в виде редкого исключения[64], но часто и помногу, как рисуют или сочиняют музыку». Получившийся сборник, названный «Близнец в тучах», не вызвал ни особого интереса, ни воодушевления; позже Пастернак называл свои юношеские стихи «крайне вычурными». Вторая книга, «Поверх барьеров», вышла в начале 1917 года. Некоторые стихи были вырезаны царской цензурой; книга была полна опечаток и также почти не привлекла к себе внимания критиков. И все же за книгу «Поверх барьеров» Пастернаку впервые заплатили — незабываемый миг для любого писателя. Он получил 150 рублей.

Андрей Синявский назвал первые две книги Пастернака «настройкой»[65] и сказал, что они были «частью поисков своего голоса, своего видения жизни, своего места среди разнообразных литературных течений».

Летом 1917 года Пастернак был влюблен в Елену Виноград, молодую вдову, студентку, страстную сторонницу революции. Она водила поэта на демонстрации и политические митинги, радовалась его обществу, но ее не влекло к нему физически. «Связь оставалась платонической[66], нефизической и не завершенной эмоционально, что было мучительно для Пастернака», — отмечал один литературовед. Пламя страсти и разочарования на фоне общества, которое коренным образом менялось, вызвало к жизни цикл стихов, который выдвинул Пастернака в первые ряды русской литературы. Сборник назывался «Сестра моя — жизнь» и вышел с подзаголовком «Лето 1917». Сначала по рукам ходили рукописные экземпляры сборника, и он приобрел популярность, «какой не достигал ни один поэт после Пушкина»[67].

После Октябрьской революции и последовавшей за ней Гражданской войны, когда почти все книгоиздание прекратилось из-за недостатка бумаги, «Сестра моя — жизнь» вышла лишь в 1922 году. К тому времени Виноград давно уехала за границу, а Пастернак наконец обрел любовь с художницей Евгенией Лурье.

Они познакомились на дне рождения, где Евгения, очень красивая в зеленом платье, привлекла к себе внимание нескольких молодых людей. Пастернак читал свои стихи, но молодая женщина слушала рассеянно и не обратила на них особого внимания. «Вы правы, зачем слушать такую чушь?»[68] — сказал Пастернак.

Молодые люди начали встречаться; между ними вспыхнула страсть. «Ах, лучше бы я никогда не терял этого чувства. — Борис признавался, как скучает по ней, когда она навещала родителей перед их свадьбой. — Это все равно что разговаривать с вами[69], невнятно бормотать, изливаться… Что мне делать, как назвать этот магнетизм и насыщение вашей мелодией».

Они поженились в 1922 году. Чтобы сделать кольца, Пастернак отдал в переплавку свою золотую медаль. Гравировку на кольцах он сделал сам: «Женя и Боря»[70].

Их сын Евгений, названный в честь матери, родился в 1923 году. Молодой семье отгородили часть комнаты в бывшей большой квартире Пастернаков — их «уплотнили». «Окруженный шумом со всех сторон[71], могу сосредоточиться лишь временами в результате крайнего сублимированного отчаяния, сродни самозабвению», — жаловался он в Союз писателей. Часто он мог работать только по ночам, когда в доме наступала тишина; он не засыпал благодаря сигаретам и горячему чаю.

Оба — и Борис, и Евгения — были людьми творческими. Их семейная жизнь была отмечена вечным соперничеством, стремлением чего-то достичь в творчестве и неспособностью идти на компромиссы. Кроме того, их браку угрожало то, что Пастернак был «человеком с неоспоримо большим талантом»[72], как позже написал их сын.

Отношения Пастернака с женщинами по-прежнему были насыщенными. Он вел бурную переписку с Мариной Цветаевой, что чрезвычайно раздражало его жену. Летом 1930 года внимание Пастернака неожиданно привлекла Зинаида Нейгауз, жена его лучшего друга, пианиста Генриха Нейгауза. Пастернаки и Нейгаузы вместе ездили в отпуск на Украину. Зинаида родилась в Санкт-Петербурге[73] в 1897 году, она была дочерью русского заводопромышленника; ее мать была наполовину итальянкой. В пятнадцать лет у нее случился роман с кузеном, человеком за сорок, женатым, с двумя детьми. Некоторые черты их отношений позже отразятся в истории Лары в «Докторе Живаго». В 1917 году Зинаида переехала в Елисаветград, где вскоре вышла замуж за своего учителя музыки Нейгауза.

Еще не зная о чувствах Зинаиды, Пастернак поспешил сказать жене, что влюблен. Затем он признался в своей страсти Генриху. Пастернак и Генрих плакали, но решили, что Зинаида «пока» останется с мужем. В начале следующего года они сошлись, о чем Зинаида написала мужу, который тогда давал концерты в Сибири. Нейгауз в слезах прервал гастрольный тур и вернулся в Москву.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*