Александр Бушков - Крючок для пираньи
— Местное телевидение, — пояснила Даша. — А остальные — газетчики. Один из Шантарска, второй из Москвы. Остальные еще не подтянулись, но если даже не появятся, непременно придут по вашу душу в городе. Вы становитесь здесь чертовски популярны…
По палубе вереницей прошли пограничники, стали сходить на берег. Вошел капитан — невозмутимый, уверенный, — развел руками:
— Извините, пришлось принимать гостей…
— Отделались?
— Помилуйте, что у нас можно найти…
— Вот и прекрасно, — сказал Кацуба. — Пошлите кого-нибудь побыстрее убрать трап, пока эти архаровцы не полезли на борт…
— Я уже распорядился.
Действительно, появились два матроса и в авральном темпе принялись убирать трап — к великому разочарованию журналистов, и в самом деле решивших было идти на абордаж.
— Инструкции прежние? — спросил капитан.
— Отходим, — кивнул Кацуба.
Глава семнадцатая
Морская кадриль
Мазур задумчиво смотрел на щит с приспособлениями, на казенном языке именовавшимися «спасательными средствами». Он уже давно уяснил, что на «Морской звезде» во всем стремились если не достичь идеала, то максимально приблизиться к нему. Не оплошали и здесь — вместо банальных спасательных кругов щит был украшен несколькими рядами больших прямоугольных пакетов. Не самое последнее достижение технической мысли, но одно из новейших — попав в воду, такой пакет автоматически раскрывается, превратившись в герметичный комбинезон, тот мгновенно надувается, стоит влезть в него и нажать нужную кнопочку. И качайся себе на волнах, сложив белы рученьки, ожидая спасения. Идиллию портит одно: если поблизости не окажется корабля, можешь бултыхаться в море до второго пришествия, точнее говоря, до тех пор, пока не помрешь от голода и жажды — пакет с НЗ, прикрепленный к поясу, вмещает сущий мизер…
— Тащатся, голубчики, — без особого раздражения сказал Кацуба.
Мазур нехотя глянул за корму. Кабельтовых в семи по-прежнему назойливо маячил малый сторожевой корабль под новомодным пограничным флагом: зеленым, с синим Андреевским крестом, обведенным белой каймой.
— Интересно, чего они хотят добиться? — пожал он плечами.
— А хрен их знает, — сказал Кацуба. — Рвение проявляют. Обидно им ничего не делать, надо полагать… Во-он! Зайчик блеснул. В бинокль таращатся, декаденты… От безнадежности.
— А мы-то чем лучше? — угрюмо бросил Мазур.
— То есть?
— Мы вообще сделали что-нибудь путное? Только потеряли, считай, половину группы.
— Намекаешь, что командир из меня хреновый?
— Да брось ты, — сказал Мазур. — Я в таких делах небольшой специалист и потому не могу судить, что хорошо, а что совсем бездарно. Просто… Результата не вижу.
— Ну конечно, — хмыкнул Кацуба. — Вам, водоплавающим, проще — выскочили на берег, подпалили там что-нибудь с шумом и всем набором звуковых эффектов — вот тебе и результат… Приходи, кума, любоваться. Завидую… Ладно, не ной. Будет тебе, похоже, результат. В самом скором времени. Сейчас начнется маленький спектакль с драматическими поворотами…
— А конкретнее?
— Конкретнее — будешь стоять и не дергаться. И вмешиваться только в том случае, если твердо уверен, что выиграешь. Пошли.
В ходовой рубке капитана не оказалось. Степан Ильич стоял над картой, временами попыхивая трубочкой, матрос держал курс, а Котельников попросту маялся от безделья, прохаживаясь по периметру, вдоль стен. Старпом, не поднимая головы от карты, сказал Кацубе:
— Объясните Гоше, что в море свистеть не стоит. Примета скверная.
— Отставить свист, — нейтральным тоном распорядился Кацуба. — Традиции надо чтить, а суеверия тем более…
— Да я сразу и перестал… — виновато ухмыльнулся Котельников. — Как только сказали…
Кацуба, заложив руки за спину, тоже прошелся вдоль стены, занудным тоном рассуждая:
— Все оттого, что морские и сухопутные суеверия не совпадают, а если бы они совпадали, не было бы никакой проблемы… И никаких тебе недоразумений…
В воздухе, Мазур ощутил всей шкурой, висело напряжение — еще и оттого, что Кацуба совершенно на себя не походил, вяло, расслабленно болтался по рубке, изрекая этакий поток сознания, ничуть ему не свойственную дурацкую болтовню. Сам Мазур встал так, чтобы держать в поле зрения большую часть рубки, — он не знал, какие инструкции получили остальные, и по своему разумению обеспечивал себе оперативный простор.
— Микушевич, — позвал Кацуба, не прекращая прохаживаться вдоль стены утиной чаплинской походочкой. — Как по-твоему, пальма на «Вере» настоящая?
— Настоящая, — кивнул Мазур. — Тогда искусственных не делали, по-моему…
— На горизонте а-ля пальма, как ты, я, пальма одинока… — нудил Кацуба. — А где-то скачет мой черноокий, через саванну путь его далекий… Идиотский шлягер. Ну какие в саванне пальмы? Или есть они там, все же? Ильич, когда у нас «Вера» ожидается?
— Примерно через четверть часа, — бросил старпом, по-прежнему не поднимая головы.
Мазур краешком глаза подметил, как Котельников неподдельно встрепенулся.
— Почему «Вера»?
— Да потому, что я велел вторично обследовать «Веру» со всем прилежанием, — скучным голосом сообщил Кацуба.
— Зачем?
— А налетела блажь.
— Ты серьезно?
— Я серьезно, — сказал Кацуба. — Не насчет блажи, а насчет моего твердого решения. У тебя что, возражения?
— Ну… Не вижу смысла. Уж «Вера»-то не может иметь никакого отношения к контейнерам с отравой…
— А кто может иметь? — Кацуба резко свернул, остановился перед капитаном, по-прежнему держа руки за спиной, переступая с пятки на носок.
— Откуда я знаю? — чуть вымученно усмехнулся Котельников.
Кацуба пожал плечами:
— Черт тебя разберет, что ты знаешь, а чего не знаешь… Пакостная у тебя, Гоша, привычка, уж извини, — помалкивать о том, что знаешь, а о том, чего не знаешь, разводить турусы на колесах… Ох, пакостная…
— Ты что, с цепи сорвался? — тихо спросил Котельников. — Отчего такой тон?
— Да пошел ты, гнида, — произнес Кацуба скучным, бесцветным голосом. — Мне, друг Гоша, совершенно не интересно, на чем тебя там сломали, зато чертовски интересно, помнишь ли ты, сокол мой, что такое допрос третьей степени с пристрастием…
Мазур подобрался — начиналась кадриль…
В общем, Котельников вел себя, как и надлежало ожидать, — любой посторонний наблюдатель поручился бы, что его терзают сейчас доподлинная обида и натуральнейшее недоумение.
— Что-то я тебя…
— Да кончай ты, тварь, — бросил Кацуба с видом бесконечной усталости. — Хоть передо мной-то не изображай удивленную целочку, которой предложили сделать минет, а она понятия не имеет, что это такое… Такова се ля ви, Гоша. Погорел так погорел. И не надо круглых от удивления глазок. А то обижусь. Следовало бы помнить, что я только по виду раздолбай, а в голове у меня есть все же немного мозгов…
— Хватит!
— Вот именно, что хватит, — скучным голосом тянул Кацуба. — На хрен нам эти игры… Не было никаких погружений к «Комсомольцу», ты же знал, Гоша. Оба раза под твоим чутким руководством погружались к «Вере». И водолаза ликвидировали возле «Веры», и незадачливого погранца. Что до последнего, то его подняли как раз из трюма «Веры», а не обнаружили на дне. Соврал я тебе насчет дна, Гошенька. И в документах соврал. Да и наниматели твои тебе соврали, я так полагаю. Ты же, болван, и сам не подозревал, что погранца прикончили возле «Веры», а? По роже вижу, не подозревал. Они тебя обыграли не столь уж и хитро. Велели клясться и божиться, что «Вера» стопроцентно чиста, что делать там совершенно нечего. А тебя уверили, что аквалангист валяется на дне около «Комсомольца», соответствующим образом обработанный, чтобы все решили, будто он угробился по естественным причинам… Вот и выходило, что все загадки идут от «Комсомольца». Каковой вообще не изучался.
— Слушай… — севшим голосом выдавил Котельников.
— Да нет, это ты слушай, — отмахнулся Кацуба. — Реконструированное недавнее прошлое выглядит примерно так. «Вера» должна была оставаться неосмотренной. Чтобы никто посторонний ее не видел. А оба умертвия должны быть связаны с «Комсомольцем», пустым, как гнилой орех. И тебя разыграли втемную. Поменяли на картах местами оба затонувших кораблика. Ты же для них был не своим, Гоша, простой подметкой… Свято верил, что это около «Комсомольца» происходят умертвия. И я бы следом за тобой поверил — не выйди покойный Шишкодремов на уже скончавшегося к тому времени капитана водолазного бота. Получился сплошной театр масок. Все еще не допер? Это просто, Гоша… Твои новые хозяева тебя отправили к «Комсомольцу» — а вот хозяева капитана его отправили, наоборот, к «Вере». Очень их заинтересовала «Вера». Капитан-то как раз знал, что опускает водолаза, а следом за ним и погранца, ни к какому не к «Комсомольцу» — к «Вере»… Начинаешь понимать? Вы выходите в нужную точку. Ты, как и все прочие, кроме капитана, убежден, что исследуется «Комсомолец». Один капитан не верит липовым картам, у него есть настоящая… Он-то как раз довольно быстро определил, что именно на «Веру» смертельно опасно лезть. За что и поплатился головой — а заодно и несчастный болван Прутков, узнавший истинное положение дел. Чуточку запутанно, конечно, не спорю. Но если подумать, не особенно. Случались хитросплетения и посложнее. Сверхзадача, в общем, проста — сделать источником загадок и смертей «Комсомолец», а «Веру» вообще вывести из поля зрения. Я тебе не буду подробно излагать ход своих мыслей, все дедуктивные примочки, скажу проще: тебя быстренько расшифровали. Тяжелым человеком был Шишкодремов, но вот работать умел. И начал я тебе компостировать мозги, подыгрывал изо всех сил. До тебя ведь только сейчас дошло, что мы крутились вокруг «Веры», а? В самом деле, как тут определить? На море ориентиров нет, что тебе скажут морские люди, тому ты и веришь…
