Валерий Прокофьев - Начальник внешней разведки. Спецоперации генерала Сахаровского
Вышли “добровольцы”, сами себе скомандовали и открыли огонь. Погибли все, кроме меня и нашего командира Залогина. Он стоял чуть впереди меня слева. Пуля ударила ему в плечо, и, отпрянув назад, он столкнул меня в канаву, а следом, не удержавшись, упал и сам. Густой кустарник скрывал кромку канавы, и, выпустив несколько очередей по воде, бандиты успокоились. Тут же, у тел наших товарищей, они пили спирт и горланили песни. Угомонились они только к вечеру и ушли ночевать в деревню.
Когда бандиты ушли, я услышал стон: это был Залогин. Он потерял много крови и был очень плох. Мокрые и продрогшие, мы волочились по ночному лесу. Огонь нельзя было зажигать, да и нечем. В голове билась одна мысль: какая нелепость, как это могло случиться? Ведь это был не бой, где смерть в какой-то мере понятна. Выполнить задание, уйти от немцев и погибнуть от рук предателей, когда все опасности, казалось, уже позади! Было безмерно больно и обидно.
Утром нас подобрала группа солдат, с которыми мы вышли из окружения лишь в конце октября 1941 года».
Михаил Иванович Филимонов за линией фронта бывал еще не раз. И не раз участвовал в дерзких и опасных операциях. Но это первое боевое крещение и нелепая гибель товарищей навсегда врезались в его память. И тот мост над Березиной тоже.
Из воспоминаний М.И. Филимонова:
«Познакомились мы с Александром Михайловичем Сахаровским в начале 1950 года перед поездкой в Румынию, куда меня направили работать в качестве советника. Уже первое впечатление о нем было самое благоприятное. Сразу было видно, что это руководитель-лидер, который будет “тянуть лямку” вместе со всеми. Несколько месяцев в Румынии мы находились без жен. И сразу же ощутили приспособленность нашего руководителя к преодолению бытовых трудностей. Он умел готовить, особенно рыбные блюда и блюда из дичи. Очевидно, это осталось у него с того времени, когда он служил на Дальнем Востоке. Все поражались, когда он учил нас приготовлению утки на костре в глине или какой-нибудь изысканной ухи.
Когда приехали жены с детьми, мы сблизились еще больше, поскольку дети были почти одногодками. Да и жены наши быстро нашли общий язык. В семейной обстановке скромность и строгость Сахаровского по отношению к себе проявлялась еще больше. На переднем плане у него всегда были внимание к жене и способность к сопереживанию по возникавшим чисто человеческим проблемам.
Следует отметить, что его жена Вера Алексеевна провела без мужа много дней: до войны, в эвакуации, в послевоенном Ленинграде, в Москве, когда муж был в командировках.
И потом, когда стал руководителем Главка, редкие часы ему удавалось проводить с семьей. “Воспитание детей — это ее заслуга”,—часто говорил Александр Михайлович (в декабре 1941 года у Сахаровских родился второй сын — Игорь. — Примеч. авт.).
О человеческих чертах Сахаровского говорить достаточно просто. Подавляющее большинство сослуживцев и знакомых его уважали. Некоторые побаивались. Руководители ценили. Внешне почти всегда неулыбчивый, строгий. А душа была широкая. Он глубоко верил в людей, всегда был с ними, не слишком придавая значения разнице в чинах, возрасте.
Мы с женой любили бывать на их семейных торжествах. Это были славные вечера. Разговоры домашние, почти никогда не велись беседы на служебные темы. Александр Михайлович говорил вроде бы известные вещи, но в результате беседа оказывалась поучительной. С товарищами общался непринужденно, высказывался откровенно, иногда с юмором».
ВСПОМИНАЮТ СОСЛУЖИВЦЫ САХАРОВСКОГО
Рассказывать о жизни начальника разведки — это значит рассказывать об истории внешней разведки того периода, в течение которого он ее возглавлял.
В то же время здесь уместно процитировать генерала Кирпиченко, который сам некоторое время исполнял обязанности начальника внешней разведки, а еще в течение семнадцати лет был заместителем (1974—1991 годы), из них двенадцать лет — первым заместителем начальника Первого главного управления КГБ. А в народе говорят, что иногда «зам» бывает больше, чем «сам».
Вот что он писал в своей книге «Разведка: лица и личности»:
«Я не собираюсь давать подробные профессиональные и политические характеристики всем начальникам разведки, при которых проходила моя служба.
Каждый из них вносил посильную лепту в становление разведки, каждый отдавал себя целиком этому нелегкому делу. Да и вряд ли найдется человек, который станет серьезно утверждать, что сможет полно и объективно оценить роль и вклад в общее дело того или иного начальника разведки».
Полностью соглашаясь с Вадимом Алексеевичем, можно лишь добавить, что даже если мы попытаемся описать один день из напряженной жизни начальника разведки, нас постигнет неудача, так как невозможно рассказать о всех тех вопросах, которые ему приходится решать в течение «ненормированного» рабочего дня, длящегося, порой, по двенадцать и более часов.
Сотрудники разведки, по делам службы часто встречавшиеся с Александром Михайловичем, вспоминают, что каким бы длинным и трудным, даже «горячим» ни был его рабочий день, он всегда был приветлив, внешне спокоен. Нетороплив в оперативных вопросах, внимателен к людям. Эти черты были очень характерны для Сахаровского.
Вот что рассказывал об А.М. Сахаровском бывший начальник информационно-аналитической службы внешней разведки генерал-майор Филипп Артемьевич Скрягин:
«Меня поражало то, как Александр Михайлович вел беседу с сотрудниками. Он всегда выслушивал, не перебивая если даже речь шла о вопросе, непрямо относящемся к теме беседы.
Часто наш разговор о совершенствовании информационной работы Александр Михайлович подводил к вопросу о кадрах. Я подробно рассказывал о людях, потому что его интересовали не только их деловые, но и личные качества. Он и сам беседовал с рядовыми работниками-информаторами, переводчиками. Приглашал исполнителей документов на доклад. У нас была общая точка зрения на то, что лишь беседуя с самим исполнителем можно глубже разобраться с вопросом, изложенным в документе, найти резервы в работе. Трудно переоценить также пользу обсуждения возникающих проблем с начальником разведки для самого исполнителя. В ходе беседы Александр Михайлович имел возможность глубже войти в проблему, лучше узнать сотрудника».
Александр Михайлович обладал исключительными аналитическими способностями, предвидел и рассчитывал возможный ход оперативных мероприятий, имел феноменальную память, стремился справедливо относиться к подчиненным.
Бывший ответственный сотрудник разведки генерал-майор Василий Алексеевич Дождалев, принимавший в свое время участие в операциях по связи с разведчиком-нелегалом К.Т. Молодым, рассказывал:
«После ареста последнего я, не зная всей сути дела, пришел в кабинет начальника разведки и взял всю вину за провал на себя. Сахаровский выслушал меня внимательно и заявил, что это вина не моя, причина совсем в другом. После этого меня не только не наказали, а, наоборот, повысили в должности».
Другой ветеран разведки, генерал-майор Владимир Павлович Бурдин, вспомнил такой случай:
«Где-то в 1963—1964 годах — а я в то время занимал должность заместителя руководителя Аппарата Уполномоченного КГБ СССР при МГБ ГДР — мне принесли на подпись оперативный документ. Я отказался визировать его, потому что считал мероприятие, которое предлагалось провести, неподготовленным и достаточно опасным. Я официально изложил свою позицию, однако она не была учтена.
Через некоторое время на стол А.М. Сахаровского легла бумага, в которой были указаны фамилии виновных в провале данной операции, в том числе и моя фамилия. Увидев ее, Сахаровский со словами: “Он же отказался подписывать этот документ” — вычеркнул мою фамилию из “черного” списка».
Ветеран разведки генерал-лейтенант Сергей Александрович Кондрашев на юбилейном вечере, посвященном 90-летию со дня рождения А.М. Сахаровского, характеризуя его, рассказал такой случай:
«В одной из ведущих натовских стран работал опытный и сильный разведчик Никита Стефанович Дерябкин. По прикрытию он занимал скромную должность технического сотрудника советского посольства. А по линии разведки на него возлагались ответственные задачи по поддержанию связи с наиболее ценной агентурой.
Как-то раз после прошедшего в Москве очередного съезда КПСС в посольство с дипломатической почтой поступили две упаковки. В одной из них содержались портреты вновь избранных членов Политбюро ЦК КПСС, а в другой — запасные части к посольскому радиопередатчику. Причем упаковка с радиодеталями в ходе транспортировки была повреждена, и Москва дала указание ее возвратить. В связи с тем что дипкурьеры собирались в обратный путь, Дерябкин, принимавший участие в получении почты, быстренько написал сопроводительную записку (“возвратить за ненадобностью”) и попросил своих коллег передать упаковку дипкурьерам, а сам отправился на оперативное мероприятие.
