Валерий Карышев - Современные тюрьмы. От авторитета до олигарха
Солоник, улыбнувшись, вышел из кабинета. На следующий день я спросил у него:
— Зачем ты раскрыл себя? У нас же было условие полной секретности твоего пребывания тут.
— Да ладно! Ничего. Кому надо — тот уже и так все знает.
Я стал забывать об этом случае, когда через несколько дней снова вызвал Рафика К. для беседы.
Тогда мы уже были в кабинете один на один. После вопросов, которые мы выясняли с ним в отношении его дела, он неожиданно наклонился ко мне и произнес:
— А в какой камере сидит Солоник?
Я оторопел от неожиданности.
— А зачем тебе это знать?
— Да так… Серьезные люди интересуются…
Я понял, что этот прокол может иметь весьма неприятные последствия, если серьезные люди из заключенных уже заинтересовались местонахождением Солоника. Среди них могут быть и представители группировок, лидеров которых убрал Солоник, и другие враги. Я начал убеждать Рафа не ввязываться в это дело:
— Зачем тебе это нужно? И так над тобой 103-я статья висит (а это — умышленное убийство без отягчающих обстоятельств)!
Через несколько дней — новая беда. То ли статья сделала свое дело, то ли еще что, но на очередной встрече Солоник, пригнувшись ко мне, прошептал на ухо:
— Стремная ситуация! Надо что-то делать!
— Что случилось?
— С воли пришла «малява» от воров с моим смертным приговором. Подписали его четырнадцать воров в законе, двенадцать из которых — кавказцы. У вас есть связи с ворами?
У меня были три клиента из воров в законе, но они сидели не в «Матросской тишине»: один — в Бутырке, двое — в Лефортове.
— Да, — ответил я, — есть. Но откуда ты знаешь про эту «маляву»? Ты ее читал?
— Я знаю, — сказал он, — и из проверенных источников. — Он намекал на то, что его информирует кто-то из оперативных работников изолятора либо конвоиры. — Я уже написал ответную «маляву» Якутенку.
К тому времени в «Матроске», в камере над Солоником, сидел вор в законе Якутенок, с которым Солоник и затеял переписку. Они обменивались «малявами», обменивались информацией. Я знаю, что потом Солоник внес свою долю в тюремный «общак».
С Якутенком у него были нормальные отношения. Но надо было устанавливать их и с другими ворами.
Поняв, что моему клиенту угрожает очень серьезная и реальная опасность, я начал обдумывать дальнейшие свои действия. Выходить на воров в законе, которые находятся на воле, я пока не решился, поэтому стал действовать через тех, кто находится в других изоляторах.
Среди людей, которые могли влиять на обстановку в воровской среде следственных изоляторов, был Павел Захаров, по кличке Паша Цируль. Он находился тогда в следственном изоляторе Лефортова под усиленным режимом.
Цируль был одним из авторитетнейших воров в законе — можно сказать, архиепископом воровского мира. Он входил в первую пятерку воров в законе и считал себя выше Япончика, поскольку свой воровской сан получил гораздо раньше, чем был «крещен» Вячеслав Иваньков.
Попасть к Цирулю мне было не сложно, поскольку, находясь в Лефортове, Паша стал вести себя достаточно неадекватно. Он сменил около двадцати адвокатов, писал странные письма и заявления, имел стычки с конвоирами, что было совершенно непонятно.
Воспользовавшись приглашением участвовать в защите Паши, я решил встретиться с ним и убедить Пашу, что расправу с Солоником в стенах изолятора допустить нельзя.
Не буду рассказывать подробно, как я попал в Лефортово, но через несколько дней я уже сидел в следственном кабинете вместе с адвокатом, который постоянно работал с Цирулем, и ждал своего клиента.
Когда ввели Пашу, я увидел, что это был человек, не похожий на стандартного вора в законе. Он был больше похож на музыканта. На вид ему было около шестидесяти лет. Он был в темных роговых очках, в спортивной куртке. Лицо тонкое, усталое. Он сухо поздоровался, присел.
Адвокат стал задавать ему какие-то вопросы, представил меня. Паша согласился, чтобы я работал с его делом. Тогда я, наклонившись к нему, прошептал на ухо, зная, что кабинеты Лефортова прослушиваются, что у меня есть клиент, которого зовут Солоник, он подозревается в убийстве воров в законе и я хотел бы принять участие в снятии напряжения в этом деле… Неожиданно Цируль сказал, что про Солоника он слышал, но ему совершенно по фигу, будет он убит или нет — ему своих проблем хватает. Мол, хочешь работать со мной — работай, а о посторонних говорить не надо.
В какой-то мере я был доволен результатом. Раз такой человек, как Паша Цируль, ревностный блюститель воровских законов и понятий, отмахнулся от Солоника, наверное, все не так уж опасно, как кажется.
Второй мой визит был в Бутырку. Там сидел авторитетнейший вор в законе, также входивший в пятерку, — Дато П. С Дато работал мой знакомый адвокат, который, по его словам, в последнее время обслуживал все воровское «политбюро». Попасть к Дато было нетрудно. Его адвокат каждый день ходил в Бутырку. Я пошел туда к одному из клиентов. Узнав, в каком кабинете работает мой знакомый, я вошел к нему. Коротко изложил свою проблему и сказал, что мне нужно поговорить с Дато.
— Я не против, — сказал адвокат. — Но согласится ли он говорить?
— А вы можете об этом его попросить?
— Конечно.
Через несколько минут я увидел, как по коридору провели Дато П. Это был пятидесятилетний мужчина, небольшого роста, крепкого телосложения, в черной куртке, напоминавшей тюремную. На мощной шее висел массивный крест из черного материала, похожего на пластмассу, на черной веревочке.
Я обратил внимание, как его вели. Рядом с ним шел конвоир, который больше напоминал телохранителя. Дато шел уверенной, спокойной походкой. Он вошел в кабинет к моему знакомому адвокату. Вскоре дверь приоткрылась, и адвокат махнул мне рукой — заходи.
Я вошел, поздоровался. Дато посмотрел на меня взглядом, от которого мурашки побежали по коже.
Я рассказал суть дела. Когда я назвал фамилию Солоника, Дато тут же сказал, почти в точности повторяя слова работника правоохранительных органов:
— А что, он еще жив?
Я понял, что союзника в лице Дато мне не найти. Мне надо было аккуратно ретироваться. Я так и сделал.
Более ясно обстановка была разъяснена третьим «законником», которого я посетил вскоре после того. Он объяснил мне, что вопрос о моем подзащитном практически решен ворами в законе на воле, а воры, находящиеся в следственных изоляторах, ничего не могут сделать, поскольку исполнять этот приказ будут люди, относящие себя к кровникам, или те, кто стоит близко к ворам, находящимся на воле и вынесшим Солонику приговор.
— Пусть он придумает какую-то более серьезную систему безопасности, — посоветовал мой клиент. Сделав паузу, добавил: — Хотя… что он может придумать…
Ситуация была тупиковой. Что же делать? Писать докладную записку тюремной администрации, что на моего подзащитного возможно покушение со стороны криминального мира? Они ответят мне: да у нас такого быть не может! Хотя убийства в камерах следственного изолятора случались нередко…
Я нервничал, нервничал и Солоник. Приходя в следственный изолятор по понедельникам, после двух выходных, я все время ждал, что мне сейчас скажут: «Ваш клиент повесился» или что-то в этом роде.
А дальше — экспертиза. Как-то, уже ближе к весне, пришел следователь с результатами экспертизы по перестрелке на Петровско-Разумовском рынке. Он долго знакомил Солоника со статьями Уголовно-процессуального кодекса, разъяснявшими его права, а затем прочел результат: экспертиза признала, что именно из его пистолета «глок» были убиты милиционеры на Петровско-Разумовском рынке.
Солоник закричал:
— Я этого не делал! Я не завалил троих! Одного — да, но не троих!
Он схватил чистый листок бумаги, лежавший в папке следователя, выхватил у меня из рук ручку и стал рисовать:
— Вот тут стояли они, тут — я. Как я мог в течение пятнадцати секунд выстрелить и попасть сюда, сюда и сюда? Смотрите сами!
Следователь сидел в недоумении. Действительно, получалось, что в течение пятнадцати секунд Солоник должен был прицельными выстрелами, развернувшись на 180 градусов, поразить сразу три мишени. Это было практически невозможно, поскольку и в Солоника стреляли с разных сторон. Но результат экспертизы показывал другое…
— Да ваша экспертиза… — выругался Солоник.
Второй раз я видел Солоника в таком состоянии. Он знал, что результаты подложные, знал, что сделано все специально. Я тоже верил ему, что он не мог за столь короткое время убить сразу троих. Один, от силы два… Но баллистическая экспертиза, как говорилось в заключении, показала, что наконечники патронов были сточены, чтобы выстрел был смертельным. Солоник возмутился, пытался доказать, что экспертиза проведена неправильно, что результаты не соответствуют действительности, на что следователь ответил:
