Эндрю Лоуни - Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды
В департаменте, где было много работы и мало сотрудников, Бёрджесс сразу сумел стать полезным, предложив работать субботними вечерами, когда больше никого не было. В августе он получил разрешение Ридсдейла брать документы на ночь домой. Он хорошо использовал свободу. В том месяце он собрал телеграммы Даффа Купера, тогда британского представителя во Французском комитете национального освобождения в Алжире, с предложением создать сильную Польшу в противовес Советам, хотя министр иностранных дел Энтони Иден настаивал, чтобы британская политика была направлена на сотрудничество с СССР.
1 сентября резидент сообщил, что «Малышка впервые доставил большое количество аутентичных материалов. Мы сфотографировали десять рулонов пленки, из них шесть – расшифрованные телеграммы»[476]. В следующем месяце комиссар государственной безопасности Борис Меркулов санкционировал выдачу Бёрджессу дополнительно 250 фунтов – за продуктивность. Подозрениям в адрес кембриджских шпионов пришел конец. Предыдущая паранойя была большим просчетом, основанным на незнании методов работы британской разведки. 24 октября стало очевидно, что «за несколько месяцев Малышка превратился в самый продуктивный источник… теперь он дает очень ценный документальный материал»[477]. Шестью неделями позже резидент запросил кембриджского шпиона, кличка которого была изменена, «использует ли Хикс неизвестные нам источники, поскольку полученная от него информация является обширной и касается большого количества вопросов»[478]. Согласно Митрохину, за первые шесть месяцев 1945 года Бёрджесс передал в центр 389 документов с грифом «Совершенно секретно»[479].
Тот факт, что Бёрджесс поставлял важную разведывательную информацию, отражен в дневнике Гарольда Николсона. В феврале 1945 года он записал: «Я ужинал с Гаем Бёрджессом, который показал мне телеграфную переписку с Москвой. Очевидно, что комиссия послов – вовсе не фарс»[480]. Комиссия, в которую вошли послы Англии и США в Москве, а также советский министр иностранных дел Вячеслав Молотов, должна была урегулировать состав нового польского временного правительства. Раз Николсон видел телеграммы между Лондоном и посольством в Москве, очевидно, что у Бёрджесса был к ним доступ. Он передал их в Москву, что позволило Молотову хорошо подготовиться к переговорам. 4 марта советский куратор Бёрджесса Борис Крешин (Боб) доложил, что он принес несколько телеграмм Форин Офис и «также записал донесение агента о процедуре дебатов в парламенте по польскому вопросу».
Но Бёрджесс становился неосторожным. В марте Крешин доложил в Центр о «крайне неприятном инциденте»: «Недавно я встречался на улице с Хиксом. 4 марта шел дождь, и Хикс предложил ненадолго зайти в паб. Мы зашли внутрь, где провели не более пятнадцати минут. Выйдя из паба, я заметил, что Хикс поднимает документы с пола. Я ждал на улице. Выйдя, он заявил, что, когда он подошел к двери, материалы Форин Офис выпали у него из портфеля. Телеграммы упали текстом вниз, так что никто ничего не прочитал, да и никто не обратил внимания, поскольку дверь была отделена от помещения паба шторой. Только одна телеграмма испачкалась. Хикс сказал, что внимательно осмотрел все вокруг и ни одного документа не осталось на полу»[481].
Крешин прочитал ему лекцию о личной безопасности, но, когда Бёрджесс вернулся, чтобы забрать скопированные документы с портфелем, перевязанным веревкой, он снова их уронил. «Хорошо, что рядом не было никого и пол был чистый», – отметил Крешин[482]. Вскоре после этого на встрече с Бобом к Бёрджессу «подошел полицейский патруль, заподозривший, что в портфеле – краденые вещи. Убедившись, что там нет ни вещей, ни отмычек и вообще ничего, кроме бумаг, полицейские извинились и ушли»[483].
Материалы, которыми он снабжал русских, были настоящей бомбой. В донесении о встрече 4 марта, помимо всего прочего, перечислены: доклад Бёрджесса о дебатах в парламенте по польскому вопросу, телеграмма о конференции в Сан-Франциско, где была учреждена ООН, позиция Британии по разделу Германии, которая шла вразрез с мнением американской делегации, предложенным на Ялтинской конференции. В мае 1945 года рапорт начальников штабов генералу Исмею, в котором определялись основные аспекты военного конфликта между Британией и Советским Союзом – операции «Немыслимое», – вероятно, тоже был передан в Москву Бёрджессом. В рапорте говорилось о превосходстве порядка 3:1 советских наземных сил в Европе и на Ближнем Востоке, но он не уменьшил подозрения русских насчет того, что военный союз прекратил свое существование[484].
Осенью Бёрджесс сопровождал Ридсдейла в Париж на мирную конференцию, где были подготовлены проекты мирных договоров с Италией, Румынией, Венгрией, Болгарией и Финляндией. Делегаты жили в отеле «Георг V». Ридсдейл посетил много встреч, на которых формулировались новые политические принципы. Бёрджесс не отставал от него ни на шаг[485].
В июне Черчилль запретил делегации из восьми британских ученых отправиться в Москву на празднование 20-летнего юбилея Академии наук СССР, подтвердив опасения русских, что отношения между странами ухудшаются и становятся враждебными. Эту информацию Бёрджесс передал в Москву[486]. Первые признаки холодной войны появились в виде двух провалов, которые выявили масштаб советской шпионской сети на Западе – в то время как страны считались союзницами, – и поставили под удар Кембриджскую группу.
5 сентября Игорь Гузенко, двадцатишестилетний шифровальщик советского посольства в Канаде, перешел на сторону противника, прихватив с собой мешок секретных документов, содержащих сведения о шпионской сети в Канаде и секретной разработке ядерного оружия. Гузенко работал на советскую военную разведку, ГРУ, и потому ничего не знал о Кембриджской группе. Зато о ней знал другой перебежчик.
20 сентября взволнованный Бёрджесс передал в Москву срочное сообщение, которое Филби доставил ему лично. Он сказал, что в конце августа офицер КГБ, работавший в Турции, Константин Волков, вошел в контакт с британским вице-консулом в Стамбуле и попросил о встрече. Не получив ответа, 4 сентября он лично явился в посольство и предложил в обмен на политическое убежище для него и его жены и 50 тысяч фунтов (сегодня это почти 2 миллиона) предоставить список из 314 советских агентов в Турции и одного британского, который выполняет обязанности начальника отдела британской контрразведки. Почти наверняка речь шла о Филби[487].
Эти предложения попали к Киму Филби, который сразу понял, что Волков может раскрыть его, Маклина и Бёрджесса. Он устроил свою поездку в Стамбул, чтобы лично пообщаться с перебежчиком, но намеренно задержался. Он приехал в Турцию 26 сентября, но в это время Волков и его жена уже были разоблачены, отправлены в Советский Союз и расстреляны. Снаряды начали падать рядом.
Глава 20. Отношения
Питер Поллок стал военнопленным в Анцио в марте 1944 года. Обеспокоенный Бёрджесс постоянно теребил Эрика Кесслера, чтобы Питеру отправлялись посылки Красного Креста. Он взял под свое крыло сестер Поллока – Гейл и Клэр и одно время даже подумывал жениться на последней. Гейл Поллок, которой тогда было восемнадцать лет, вспоминала, как Бёрджесс пригласил ее в «Риц».
«Он был ужасно мил и продолжал быть ужасно милым. И он очень заботился обо мне. Он часто водил меня в театр, в «Горгулью» и в ресторан… Гай знал всех. Мы посмотрели спектакль «Дядя Гарри» и после него встретились с Майклом Редгрейвом. Он был мил, привлекал меня ко всему. …Он любил и умел развлекаться. Он искренне наслаждался жизнью, всегда был приветлив, заботлив, экстравагантен… Он легко тратил чужие деньги, не имея намерений их возвращать. …Он был увлечен Клариссой [Черчилль] и вовсю флиртовал с ней»[488].
В июне 1945 года Питер Поллок вернулся в Британию. Перспектива работы в семейной кампании не привлекала его, и он купил ферму в Флондене, что в Хартфордшире. Шарлоус – большой средневековый дом с крыльями, расположенными в виде креста, построенный в самом начале XVI века. Поллок стал разводить свиней и охотничьих собак, а «ленивыми летними вечерами бесцельно катался по тенистым дорогам Хартфордшира в своем винтажном «роллс-ройсе». Раздосадованный полным отсутствием собственных творческих достижений, одержимый страстью к искусству и компании художников, он по воскресеньям открывал двери своего дома для художников, писателей и актеров[489].
Бёрджесс приезжал в Флонден примерно раз в две недели – на выходные – и часто выпивал в пабе «Золотой дракон», построенном еще в XVII веке. В 1930-х годах здесь часто бывал Иоахим фон Риббентроп, у которого неподалеку был летний домик. Хозяином паба был Боб Бёрджесс (не родственник). А миссис Грин, дочь Боба, вспоминала Бёрджесса как «интересного и очень красивого мужчину»[490].
Актриса Фанни Карби, подруга сестер Поллока, была одной из тех, кто посещал эти собрания по выходным. «Ему нравилось приезжать из города в деревню. Ему нравился уют. Хотя он вел декадентскую жизнь, он любил сидеть у костра на ферме. Он любил людей, готовящих чай и сладкие пироги. …Он был очень мил. У нега была харизма – некие роковые чары. Это было не просто обаяние. Вы всегда ему искренне радовались. Он никогда не был холодным или мрачным. Он был немного грустным и очень ревнивым». Он вспоминала ужасные ссоры с Поллоком, на которого Бёрджесс имел влияние. В свою очередь, Бёрджесс рассказывал ей, что Поллок – единственный человек, которого он по-настоящему любил. «Он был очень испорченным человеком. Все считали, что это он развратил Питера»[491].
