Сергей Войтиков - Высшие кадры Красной Армии. 1917–1921 гг.
Думаю, впрочем, что, как только вырешится вопрос об организации управления Петроградским военным округом, существование В[оенно]-р[еволюционного] к[омиссариа]та потеряет смысл: функции ее должны будут перейти отчасти к округу, отчасти к политическим комиссарам при соответственных военных руководителях. «Охранея» (так в тексте, правильно: «охранные». – С.В.) функции должны будут, по моему мнению, перейти целиком к комиссии т. Урицкого (Петроградской ЧК. – С.В.): таким путем будет уничтожен заедающий нас параллелизм учреждений.
С товарищеским приветом Л. ТРОЦКИЙ
16/III—1918 г. Смольный
С подлинным верно: зав. архивом А. [Кржановский]
29/III – [19]24 г.
Подлинник получил для Л[ьва] Д[авидовича]
[Кржановский][312].
Уже после оформления Высшего военного совета (коллегии) Ленину, Свердлову и Троцкому пришлось отстаивать «новый курс» на IV Всероссийском съезде Советов, созванном по инициативе ПЛСР и состоявшемся 14–16 марта 1918 года. Левые эсеры (и, соответственно, большинство членов коллегии Наркомвоена) одержали формальную победу над сторонниками курса на скорейшее строительство массовой регулярной Красной Армии: декларировалось создание и повышение обороноспособности страны «на началах социалистической милиции» и всеобщего военного обучения. Над большевистской властью в Красной Армии нависла угроза левоэсеровской «опасности» (выражение Николая Крыленко).
18 марта на заседании ЦК РКП(б) выступил с докладом Я.М. Свердлов. Доклад был связан с решением ЦК ПЛСР о выходе наркомов – левых эсеров из СНК в знак протеста против заключения Брестского мира. По итогам обсуждения в большевистском ЦК из состава Высшего военного совета был выведен левый эсер П.П. Прошьян[313]. Этот момент крайне важен: 19 марта 1918 года ЦК ПЛСР опубликовал специальное разъяснение левоэсеровского ЦК по поводу своего постановления о выходе членов ПЛСР из СНК. ЦК ПЛСР «настоятельно» разъяснил, что «означенное решение не распространяется ни на коллегии при комиссариатах, ни на организации местной советской власти, члены коих обязаны оставаться на своих местах»[314]. И действительно, как заметили составители сборника «Левые эсеры и ВЧК», выход левых эсеров из СНК был «политически беспроигрышным шагом», так как ПЛСР «осталась во ВЦИК, коллегиях наркоматов и ВЧК, в местных советах»[315]. А вот из Высшего военного совета большевики, воспользовавшись демонстративным решением ЦК ПЛСР, вывели левоэсеровского комиссара. Это свидетельствует о том, что целью левых эсеров, делегировавших в Высший военный совет члена своего ЦК, был политический контроль ПЛСР над строительством армии, а большевики хотели единоличного контроля над армией.
Теперь в составе Высшего военного совета остались только военный руководитель Совета (формально лишь военный специалист, но фактически – как брат управляющего делами СНК – человек близкий партийному руководству) и один из лидеров большевистской партии. Формально Высшему военному совету был необходим еще один политический комиссар. После решения левых эсеров о выходе из СНК политический контроль в Высший военный совет могли осуществлять только большевики.
19 марта Троцкий стал председателем Высшего военного совета и по совместительству – наркомом по военным делам[316]. Выбор Троцкого не был случаен: во главе всего дела обороны Советской республики теперь стоял один из лидеров партии большевиков (что было своеобразным оформлением роста значения военного ведомства). Бывший лидер «межрайонки» и председатель Петросовета, обладавший властными амбициями и умевший их реализовывать; полиглот и блестящий оратор Троцкий как никто другой подходил к должности председателя Высшего военного совета – органа, идею создания которого Троцкий в своих воспоминаниях «почему-то» приписал себе[317].
Партийный лидер во главе военного ведомства, представляется уступкой коллегии Наркомвоена, по заявлению Крыленко, пусть и наделенного «диктаторскими полномочиями», но непременно «своего партийного товарища»[318]. Представляется интересным, что, с точки зрения полемики, у членов Наркомвоена был на руках «козырь»: военкомат Петроградской трудовой коммуны свидетельствует, что Троцкий первоначально «энергично» придерживался точки зрения, что «военная власть, дело формирования, снабжения армии и распоряжение всеми военными силами в мирное время должны всецело находиться в руках Совдепов»[319].
Лев Троцкий, кстати, немедленно оценил свои новые возможности – 19 марта 1918 года на заседании СНК он поставил вопрос о замене Высшего военного совета Высшим советом народной обороны под своим председательством. Фактически предложил Ленину и его команде добровольно сделать себя военным диктатором. Предложение отклонили: «Признавая необходимым создание Общего комитета народной обороны в качестве политического и делового центра и объединение в нем морского ведомства и Народного комиссариата по военным делам, вопрос этот отложить обсуждением до более конкретного выяснения»[320]. То есть – «при первом удобном случае, при первой возможности, как только позволят государственные дела».
Однако свою идею об органе, наделенном чрезвычайными полномочиями, Троцкий все-таки воплотил в дальнейшем. Таким органом стал созданный 2 сентября 1918 г. Революционный военный совет Республики – самый мощный коллегиальный орган высшей военной власти.
Раздел II
Теневая сторона Бреста
Глава 1
«Дело военнопленных», или Германский шпионаж «под флагом шведского Красного Креста»
В феврале-марте 1918 года петроградская военная контрразведка отнюдь не безуспешно проводила, невзирая на недостаток финансирования и кадровый голод, агентурно-наблюдательное «Дело военнопленных». 22 февраля капитан старой армии, выпускник ускоренного курса Императорской Николаевской военной академии Иван Алексеевич Бардинский направил командующему войсками Петроградского военного округа старому большевику Константину Степановичу Еремееву доклад о расследовании «по делу военного контроля»: «За период с 4 часов 21 сего февраля мне удалось выяснить следующие вопросы, требующие самой тщательной и осторожной проверки: 1) руководящий штаб для действия германских военнопленных находится − Мойка 92−94 (Королевская Шведская миссия. – С.В.), австрийский дом князя Юсупова (Мойка); 2) организация, снабжающая обмундированием и ружьями австро-германских военнопленных, находится – Васильевский остров, Тучков переулок, дом 5−7 (под флагом Шведского Красного Креста); 3) такая же организация − Васильевский остров, Волховский переулок, дом № 3; 4) [германская] офицерская организация, во главе которых стоит офицер Генерального штаба (вместо фамилии отточие. – С.В.), находится на Церковной улице, причем собрание происходит в нескольких домах и в различное время; 5) собрание германских офицеров, на котором присутствовал один из агентов военного контроля, происходит также на Почтамтской улице дом № 8 квартира № 2, где также находится рота вооруженных германцев; 6) районный штаб для захвата Николаевского вокзала и Финляндского вокзала находится − Бассейная улица дом № 23−25, во главе стоит офицер Генерального штаба, прибывший недавно из Германии; 7) о[бо] всех русских гражданах, принимающих участие в организации военнопленных и оказания помощи германцам, доложу лично»[321].
То обстоятельство, что руководящий штаб для германских военнопленных располагался в Королевской Шведской миссии, не случаен: как пишет разведчик К.К. Звонарев, еще в годы Первой мировой войны «главная работа германской агентурной разведки против России велась из Скандинавских стран и Китая, но, главным образом, из Швеции…
Выбор Швеции в качестве центрального исходного пункта разведывательной работы всех видов против России можно объяснить следующими обстоятельствами: 1) шведские правительственные круги и высшее общество Швеции были расположены к Германии, поэтому шведские военные власти и полиция смотрели сквозь пальцы на германскую разведывательную деятельность против России; 2) германо-шведская и русско-шведская границы были весьма удобны для поддержания сношений; в этом также немалое значение» имела «однородность населения приграничных районов обеих стран; 3) самый скорый путь, связывавший во время войны Россию с Европой, проходил из России через Швецию; 4) за время войны между Швецией и Россией завязалось много торговых сношений, позволявших, прикрываясь флагом торговли, втиснуть агентов разведки среди коммерсантов; 5) через Швецию шли контрабандой в Россию некоторые товары из Германии (например, станки, медикаменты и пр.), причем, конечно, заинтересованные в получении таких необходимых предметов русские власти сознательно допускали некоторую связь с Германией, что учитывалось и использовалось германской разведкой; 6) наконец, в лице финских эмигрантов, особенно среди идейно настроенной против царской России финской молодежи, можно было всегда найти элемент, подходящий для вербовки агентов. По данным царской контрразведки, немцы и шведы производили взаимный обмен результатами своих разведок. Выделялось то обстоятельство, что шведская полиция, почти совершенно не реагировавшая на разведывательную работу немцев, ревниво не допускала в пределах Швеции работы русской и вообще союзной разведки, направленной против Германии…
