Сергей Кремлев - Русские распутья, или Что быть могло, но стать не возмогло
Более того, в допетровской России обо всём этом и многом другом, добытом европейской наукой и техникой, практически никто не имел ни малейшего представления, даже работавшие в Европе дипломаты!
До «Начал» ли какого-то там Ньютона было дело русским боярам, до «торричеллиевой» ли «пустоты»!? У ссылаемого при царе Фёдоре Артамона Матвеева нашли учебник математики и анатомии, который он писал для сына. И опального боярина тут же обвинили в чародействе!
В Европе ещё в 1609 году страсбургский издатель Иоган Каролус начал издавать первую еженедельную газету «Страсбургские реляции». В России Ордин-Нащокин попытался организовать выпуск русской газеты «Куранты», но ничего у него из этого не вышло – первая русская газета «Ведомости» появилась лишь в 1702 году, уже при Петре…
Нет, если в относительно технически девственном XIX веке ещё можно было быть неплохим историком, и сомневаться при этом в грандиозном, решающем для исторических судеб России значении реформ Петра, то в наукоёмком XX веке (не говоря уже о XXI веке!) в величии и необходимости для России Петра могут сомневаться лишь клинические кретины!
А ведь спасительность петровских реформ для будущего подвергают в России сомнению даже сегодня…
Итак, к началу значимой государственной деятельности Петра – а оно относится к 1695 году, когда 23-летний царь отправился в первый Азовский поход, Русское государство отстало от Западной Европы почти безнадёжно по всем основным цивилизационным показателям, кроме обширности территории – здесь нам равных не было.
И ещё в одном имела Россия перед Европой преимущество – в огромном потенциале развития. Уже весьма слабая в военном отношении, не имеющая сильной промышленности, отгородившаяся от европейских достижений науки и культуры, Россия, тем не менее, имела уникальные возможности совершить быстрый цивилизационный рывок, соединив знания и умения Европы со своими природными богатствами и талантливостью русского народа, сочетающейся с привычкой русских тянуть лямку, сжав зубы.
В отношении последнего, характерно самое сильное, пожалуй, место из автобиографического «Жития протопопа Аввакума», где он описывает своё возвращение из сибирской ссылки:
«Пять недель по лду голому ехали на нартах. Мне под робят и под рухлишко дал (воевода Пашков. – С.К.) две клячки; а сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лёд. Страна варварская, иноземцы немирные; отстать от лошадей не смеем, а за лошедми идти не поспеем, голодные и тёмные люди. Протопопица бедная бредёт-бредёт, да и повалится, – [с]кольско гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же (утомлённый. – С.К.) человек на неё набрёл, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит “матушка-государыня, прости!” А протопопица кричит: “что ты, батко, меня задавил?” Я пришёл, – на меня, бедная, пеняет, говоря: “долго ли муки сея, протопоп, будет?” И я говорю: “Марковна, до самыя смерти!” Она же, вздохня, отвещала: “добро, Петрович, ино ещё побредём”…».
Ино ещё побредём…
Идти вперёд, несмотря ни на что, могли представители и других народов – норвежец Руал Амундсен, американец Роберт Пири, англичанин Роберт Скотт… Но так массово, как это умели русские люди, не умел никто другой.
Академик Роберт Юрьевич Виппер (1859–1954) в своей работе 1922 года об Иване Грозном цитировал хронику Рюссова, ярого противника вторжения русских в Ливонию. Виппер напоминал, что «лучшую похвалу услышишь от врага», и оценка Рюссова стоит того, чтобы её знать: «…русские – работящий народ: русский в случае надобности неутомим во всякой опасной и тяжёлой работе, днём и ночью…, русский с юности привык поститься и обходиться скудной пищей (здесь не мешает заметить – поститься в случае надобности. – С.К.), …а немец не может… Русские в чужих землях не могут, да и не хотят оставаться. Поэтому они держатся в крепости до последнего человека, скорее согласятся погибнуть до единого, чем идти под конвоем в чужую землю. Немцу же решительно всё равно, где бы ни жить, была бы только возможность вдоволь наедаться и напиваться…».
Так написал немец о русских людях времён Ивана Грозного…
Ко времени Петра они что – изменились к худшему?
Нет, конечно!
И в этой готовности русского человека перетерпеть и не сломаться, остаться патриотом, тоже был обнадёживающий для России шанс. Однако в условиях допетровской России он мог реализоваться только при отвечающем задачам эпохи сильном национальном лидере, которым мог быть тогда только лично царь.
Как уже было сказано, в московских «верхах» отнюдь не все бояре, думные дворяне и приказные были склонны лишь преть в собольих шубах, сидя на насиженных лавках и местничая, то есть – в склоках меряясь древностью рода и положенным по древности местом в государственной иерархии. Если бы всё было так, то ничего у молодого Петра не получилось бы с самого начала.
Но было не так! И не только среди молодых, жаждущих больших дел, но даже в старших поколениях имелся слой тех, кого тревожило и оскорбляло отставание их Отечества от других народов.
А столичное и провинциальное купечество? А уральские Строгановы? А пусть и немногочисленные, но промышленные круги?
Ещё Сэмюэль Коллинс сообщал в Лондон, что Алексей Михайлович – отец Петра, в окрестностях Москвы выстроил «для обрабатывания пеньки и льна красивые домы, которые находятся в большом порядке, очень обширны и будут доставлять работу всем бедным в государстве»… Управляющие первых русских мануфактур тоже были бы только рады поучиться у Европы, чтобы затем потягаться с ней…
А русские «передовщики»? Мореходы-поморы? Тульские кузнецы и оружейники?
Все они вместе – от умного князя Фёдора Юрьевича Ромодановского до тульских умельцев, и были будущей опорой Петра.
Тем не менее, если бы Пётр по тем или иным причинам умер, погиб, был бы убит или отравлен до такого важнейшего исторического рубежа, как Полтавская победа, историческая судьба России оказалась бы, скорее всего, плачевной.
Слишком велика была косность «верхов» – «верхов» в целом; слишком задавлена государственная инициатива на всех уровнях общества, чтобы удалось преодолеть и победить всё это и растормошить Россию без мощной и жёсткой лично государевой воли.
Начал Пётр, как уже было сказано, с попытки получить выход к Чёрному морю через Азовское море и Керченский пролив. Для этого в Воронеже началось строительство первого русского флота, который затем двинулся под Азов.
Крым неудачно воевал фаворит сестры Петра Софьи – князь Василий Голицын. А Азов был взят впервые русскими казаками ещё в 1637 году и, напомню, что казаки держались тогда в отбитой у турок крепости пять лет, но дед Петра Михаил Фёдорович не стал удерживать её, опасаясь конфликта со Стамбулом. Вновь Азов взял его внук – 18 июля 1696 года турки сдались на капитуляцию.
С Азовской эпопеей связана история с пушками, подаренными России Швецией…
Юный Пётр заказал в Швеции во второй половине 90-х годов XVII века шестьсот пушек для своего строящегося в Воронеже флота, предназначенного для действий на Чёрном море против Турции. Отец Карла XII – Карл XI, узнав о том, что пушки нужны Петру для действий против «неверных», решил половину пушек – три сотни, подарить России безвозмездно. Карл XI умер, не успев сделать подарок, но «волю отца» поспешил выполнить Карл XII. Летом 1697 года 300 пушек было доставлено в Нарву-Ругодив, оттуда – в Новгород, а затем – в Москву. 10 февраля 1698 года пушки были отправлены в Воронеж.
«Щедрый» подарок был предназначен для отвлечения интереса Петра с Севера, от Балтики, на Юг, на Азовское и Чёрное море.
Шведы рассчитывали, что русские увязнут в конфликте с Турцией, а ещё лучше – истощат в этом конфликте свои и так невеликие тогда силы. Однако почти сразу после Азовских походов и создания воронежского флота, Пётр понял, что Чёрное море не даст России выхода в Европу, и почти сразу обратился к наследию Ивана Грозного… Начавшаяся в 1700 году Северная война была, по сути, возобновлением Ливонской войны, но уже в новых исторических условиях. И лишь после окончания Северной войны в 1721 году государственное здание петровской России было выстроено уже до такой степени, что обрушить его стало невозможным.
Загадить, испакостить, запустить – да, это было можно, и его после смерти Петра пакостили и содержали в небрежении не один год… Но оно уже было построено и выстояло.
К тому же, хотя в технологическом и культурном отношении до-петровская Россия и очень отстала от Европы, некие системные предпосылки для будущих успехов Петра в XVIII веке были заложены в России ещё в XVII веке при отце Петра и даже при царе Фёдоре… Это были всего лишь предпосылки, которые без Петра не реализовались бы, но эти предпосылки, всё же, были.
Пётр использовал их в полной мере… В дальнейшем он не всегда оказывался на высоте, порой перегибал, и даже очень сильно, но в целом его царствование стало очень полной реализацией тех исторических возможностей, которые имела тогда Россия.
