Рудольф Баландин - Маршал Шапошников. Военный советник вождя
Да, все сразу завязалось в предельно тугой узел, но это было лучше, чем томительная неизвестность. Тут же приказал послать в Тулу за П.А. Артемьевым самолет У-2, позвонил В.Г. Жаворонкову, попросил его помощи в розыске командующего и собрал начальников управлений и отделом штаба округа.
Сообщив об указаниях Верховного Главнокомандующего, предложил всем собравшимся принять самые неотложные, а если понадобится, то и крайние меры для сбора сил и вывода их в район Юхнова, не считаясь теперь ни с какими ведомственными интересами. Совещание продолжалось 15—20 минут, все присутствовавшие на нем немедленно приступили к выполнению приказа. Все центральные управления Наркомата обороны буквально без минутной задержки начали выполнять наши, Московского военного округа, заявки по вооружению и экипировке формируемых частей и подразделений. Командования военных академий выделили максимально возможное для них количество хорошо подготовленных командиров и политработников».
К 17 часам передовые танковые отряды врага двинулись из Юхнова в направлении реки Угра. Летчики постоянно вели разведку. Артемьев вскоре был вызван к Верховному Главнокомандующему и привез приказ привести в боевую готовность все части на Можайском рубеже, перекрыть подступы к нему инженерными заграждениями, дороги заминировать, мосты и перемычки противотанковых рвов подготовить к взрыву — словом, сделать все возможное, чтобы выиграть хотя бы пять суток, необходимых для переброски сюда резервов Ставки...
Позвольте сделать небольшое отступление. Приведенный выше фрагмент из воспоминаний Телегина посоветовал мне включить в книгу один знакомый москвич. Юношей он участвовал в сооружении оборонительных позиций в Подмосковье, а теперь уверял, будто только случайность не позволила немецким танковым колоннам ворваться в столицу.
Действительно, такое впечатление может возникнуть, когда выясняется, какие происходили события. А вдруг авиаразведка не обнаружила бы немецкую дивизию, беспрепятственно продвигавшуюся к Москве? Ни командующий фронтом, ни Шапошников не знали об этом. Выходит, для врага путь был открыт?
355
Конечно же, не так все просто. Одной дивизией огромный укрепленный город не захватишь. А на месте командования наступающих немецких частей было бы большой оплошностью продвигаться все дальше и дальше под постоянной угрозой очутиться в ловушке, в окружении. Так что никакой серьезной катастрофы не могло произойти, даже если бы о грозящей опасности Телегин, а затем Шапошников и Сталин узнали чуть позже.
В связи с этим вспоминается мне такой случай. Весной 1956 года в Московском геологоразведочном институте, который я тогда заканчивал, неожиданно отменили лекцию по марксизму-ленинизму. Студенты высыпали из аудитории. Мимо меня прошли, разговаривая, два преподавателя с этой кафедры. Один говорил другому:
— Ну вот, раньше была активная оборона, а теперь — неизвестно, что говорить.
Ныне выясняется, что в начале войны в наших войсках и в руководстве была порой растерянность. Но в то же время шла и активная оборона. Иначе враг добился бы своих целей.
Замешательство преподавателей объяснялось докладом Н.С. Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС 25 февраля 1956 года, разоблачившего культ личности Сталина. Показательно, что доклад, считавшийся секретным, был уже через три месяца опубликован на Западе в англоязычной прессе. В СССР его зачитывали на закрытых партийных и комсомольских собраниях, так и не опубликовав официально.
Факт красноречивый. Партийное руководство определило советскому народу роль безмолвствующей толпы, вынужденной довольствоваться слухами, пересказами важнейшего документа, отчасти определявшего их судьбу. Получалось, будто нашим гражданам не положено знать даже то, о чем широко вещают на Западе.
Так партийная верхушка невольно подчеркнула свое абсолютное господство над народом. Остается только удивляться, каким образом ошеломляющий доклад Хрущева, во многом лицемерный и лживый, рассчитанный на резкий перелом идеологического курса партии, не вызвал протеста у делегатов съезда. В частности, Хрущев утверждал, будто Сталин руководил Красной Армией по глобусу. А ведь в зале сидели маршалы и генералы, которые знали, что это явная клевета. Между прочим, и приведенное выше свидетельство К.Ф. Телегина красноречиво показывает, как все было в действительности.
356
СТОЛИЦА В ОПАСНОСТИ
Против войск Западного фронта сконцентрировалась 51-я дивизия. Они были хорошо укомплектованы.
У нас преобладали ослабленные части, и было лишь одно самостоятельное танковое подразделение — бригада полковника Катукова, недавно оснащенная великолепными танками Т-34. По приказу Верховного Главнокомандующего (операцию разрабатывали под руководством Шапошникова) бригада нанесла внезапный удар по 4-й немецкой танковой дивизии, входившей в армию Гудериана, который позже записал в дневнике: «Это был первый случай, когда огромное превосходство Т-34 над нашими танками стало совершенно очевидным... От стремительного наступления на Тулу, запланированного нами, временно пришлось отказаться».
Катуков, не развивая успеха, отступил, чтобы не угодить под мощный контрудар значительно превосходящих сил гитлеровцев. По-видимому, этот маневр тоже был согласован с начальником Генерального штаба.
Атакованная Катуковым дивизия вновь продолжила движение. Ее передовые части вошли вечером 11 октября в охваченные пожаром предместья Мценска; вся колонна растянулась на много километров, артиллерия и пехота остались далеко позади. И тут вновь появились Т-34 бригады Катукова. Тяжелые немецкие танки T-IV попытались развернуться и встретить противника, но, разворотив вязкую почву, садились на брюхо. Наши более легкие машины с широкими гусеницами двигались быстро и безостановочно.
«Удар русских танкистов был стремительным и свирепым, — писал Алан Кларк. — Немецкая колонна оказалась рассеченной на части, которые затем были методично уничтожены. Башенные стрелки 4-й танковой дивизии, боевой дух которых был надломлен еще в первом столкновении с бригадой Катукова, вновь видели, как их снаряды отскакивают от покатой брони советских танков.
4-я танковая дивизия была, по существу, уничтожена, и защитники Тулы получили важную передышку».
В дневнике Гудериана появились две новые записи: «До настоящего времени мы пользовались превосходством в танках. Но отныне положение радикально изменилось». «Я составил доклад по поводу этой новой для нас ситуации и направил его командованию группы армий. Я описал без обиняков явное превосходство Т-34 над нашим танком T-IV и сделал соответствующие выводы, как это в
357
будущем должно отразиться на производстве наших танков. В заключение я подчеркнул необходимость немедленной присылки на мой участок фронта комиссии, составленной из представителей управления вооружений, конструкторов танков и танкостроительных фирм... которая могла бы осмотреть уничтоженные танки на поле боя... и выслушать советы танкистов, которым приходится пользоваться этими танками, что следует предусмотреть в конструкции наших новых танков. Я также попросил о быстром налаживании производства противотанковых орудий, обладающих достаточной пробивной силой, чтобы вывести из строя Т-34».
Вполне возможно, что уже тогда, на опыте этих контрударов, Шапошников начал обдумывать возможность будущего мощного контрнаступления под Москвой. По-видимому, идея была согласована с Верховным Главнокомандующим. К столице постепенно подтягивались наши войска с востока, из Сибири, и с некоторых других фронтов. Но пока в стане противника сохранялась уверенность в скорой победе. Фон Бок 8 октября отметил в дневнике: «Создается впечатление, что у противника сейчас нет сил, которые он мог бы бросить на отражение наступления группы армий “Центр”». Действительно, 12 октября они вошли в Калугу. Однако два корпуса фельдмаршала Клюге получили сильные удары зашедших с тыла наших частей. Наступление немцев затормозилось. 15 октября фон Бок пунктуально фиксирует в дневнике удивившее его высказывание Клюге: «Наступает самый критический в истории восточной кампании психологический момент». Пожалуй, он имел в виду обещание Гитлера осенью овладеть Москвой, Ленинградом и по меньшей мере Европейской Россией. Солдаты и офицеры были готовы терпеть лишения и опасности, предвкушая теплые осенние квартиры, победу и обещанные блага. Но вот уже холод и слякоть, а русские, казалось бы, не раз уже разбитые вдребезги, уничтоженные в окружении, взятые в плен, возникают вновь и вновь, сражаются не на жизнь, а на смерть. Когда это кончится?
В книге журналиста Льва Безыменского «Укрощение “Тайфуна”» приведены такие выдержки из записей офицера штаба одной из армий фон Бока:
