Вячеслав Красиков - Северная война или блицкриг по-русски
Некоторые из этих людей не только обогнали многочисленных представителей мелкого и среднего дворянства, но заставили потесниться на узком пространстве монаршей прихожей даже заоблачных «небожителей» — выходцев из княжеских кланов Рюриковичей и Гедеминовичей, чье право на высокие посты прежде обеспечивалось просто-напросто фактом рождения.
Дерзкие выскочки заняли ведущие позиции во всех жизненных сферах по сути заново сформированного общества. В качестве примера достаточно вспомнить такие знаковые фигуры петровской эпохи, как братьев Демидовых, Петра Шафирова, Павла Ягужинского, Феофана Прокоповича, царицу Екатерину. Перечисление этих людей можно продолжать долго, однако первым и самым узнаваемым из них навсегда останется только один. Тот, который сумел стать «полудержавным властелином» — следующим по значимости после самого Петра российским вельможей.
Меншиков Александр Данилович (1673—1729), граф (1702 г.), князь Священной Римской империи (1706 г.), светлейший князь Ижорский (1707 г.), генералиссимус (1727 г.). Северную войну начал поручиком гвардии, закончил генерал-фельдмаршалом. Руководил стратегическими группировками. Командовал русскими войсками в сражениях у Калита (1706 г.) и Опошни (1709 г.). Возглавлял осады Батурина (1708 г.), Штральзунда (1712 г.) и Штеттина (1713 г.).
Происхождение Меншикова точно неизвестно. Можно лишь утверждать, что он не был выходцем из сколько-нибудь привилегированной семьи. Согласно самым распространенным версиям, его отец служил придворным конюхом или капралом петровского «потешного» войска. Разногласия имеются даже в дате рождения будущего всесильного фаворита. Временной диапазон этого события колеблется между 1670 и 1674 гг., но наиболее вероятной считается информация, где речь идет о 1673 г.
Существует множество различных мнений и о том, как Александр Данилович сумел оказаться в ближнем окружении Петра. Однако чаще всего авторы придерживаются того варианта, где он попал к царю от Лефорта, который несколько ранее обратил внимание на смышленого и бойкого паренька, когда тот торговал на московских улицах пирогами. Так или иначе, но в 1686 г. Меншиков уже состоял кем-то вроде денщика при царской особе.
Очень быстро он завоевал доверие, а затем и искреннюю дружбу своего хозяина, после чего столь же стремительно стал приобретать вес и положение при дворе. Военная карьера молодого парвеню началась с Азовских походов, в которых он участвовал в звании бомбардира-преображенца. Под бастионами этой крепости в рядах одной из штурмовых колонн «Алексашка» и получил боевое крещение. Очевидцы свидетельствуют о несомненной храбрости, с которой он карабкался по шатким лестницам и дрался на стенах в рукопашной.
Сопровождал Меншиков царя и во время его первого европейского путешествия, официально числясь в составе «Великого посольства» уже в качестве дворянина. Вместе с Петром он обучался за границей корабельному делу и всему остальному, чем интересовался государь в течение полутора лет подробного знакомства с Западом. Но по возвращении в Россию Александр Данилович «был пожалован» всего лишь скромным званием сержанта гвардии. Его настоящий взлет произошел только после неожиданной смерти Лефорта в 1699 г.
Веселый швейцарец навсегда остался лучшим другом и наставником русского монарха. Именно он разбудил подлинный интерес Петра к Европе, а затем направлял его дальше ненавязчивыми, но умными советами. Уход из жизни этого человека огромным горем обрушился на царя, оставив печать острейшего одиночества. В такой момент он особенно нуждался в ком-то, кто бы заполнил образовавшуюся в его душе пустоту. Роль подобного утешителя каким-то образом и удалось сыграть Меншикову.
Его прыжок из грязных московских задворок к самому трону вызывает ощущение ирреальности произошедшего, которое нельзя объяснить даже нестандартностью личности Петра I. Впрочем, монархическая структура общества всегда чревата повышенной вероятностью алогичных случайностей. И любые объяснения причин возвышения Александра Даниловича останутся лишь более или менее правдоподобными предположениями. Поэтому детально останавливаться на них бессмысленно.
Начало Северной войны Меншиков встретил поручиком лейб-гвардии, но фактически в первые два года боевых действий исполнял обязанности царского генерал-адъютанта, неотступно сопутствуя Петру во всех его передвижениях. Отчего и непосредственно в боевую реляцию его имя впервые попало только под занавес 3-й кампании — во время осады крепости Нотеборг. Штурм ее получился чрезвычайно трудным и кровавым. Шведы отбивались 13 часов. И в то, что приступ в итоге завершился успехом, внес свою лепту и будущий генералиссимус, поскольку именно он возглавил резервный отряд, брошенный на помощь уже сильно поредевшим колоннам передовых эшелонов.
«Алексашка» во главе ободренных подмогой солдат все-таки забрался на стену, после чего скандинавы дрогнули и прекратили сопротивление. А царь назначил своего любимца комендантом взятой цитадели. Таким образом, со шпагой в руке Меншиков добыл себе первый самостоятельный руководящий пост. В следующую кампанию он еще несколько раз побывал в огне, но затем рисковать жизнью на поле боя от него перестало требоваться столь часто, так как уже в 1703 г. бывший денщик превратился в графа Священной Римской империи, кавалера ордена святого Андрея Первозванного, генерал-майора и губернатора только что завоеванной Ингрии.
И хотя вся эта впечатляющая коллекция наград явно не подтверждалась соответствующим количеством и качеством побед, одержанных в сражениях под его непосредственным руководством, петровский фаворит в это время все же приобрел первый опыт командования крупными стратегическими группировками. В 1704 г. в период осады Нарвы и обороны Петербурга именно он координировал взаимодействие разбросанных по берегам Финского залива войск.
Тем же летом Меншиков получил чин генерал-лейтенанта, а спустя год стал первым в России полным генералом от кавалерии. Этому предшествовал дерзкий успешный рейд в район Варшавы конного русско-саксонско-польского корпуса, руководимого Александром Даниловичем, за который король-курфюрст Август наградил его своим высшим отличием — орденом Белого Орла.
Правда, затем последовала очень неудачная гродненская операция, где наряду с Огильви и Репниным русской армией командовал и Меншиков. Но в те зимне-весенние месяцы их противником был сам Карл XII. А встреча с ним на поле боя приводила в смущение и более авторитетных военачальников. К тому же уже осенью 1706 г. царский любимец вполне реабилитировался фактом калишского триумфа. Этот успех знаменателен тем, что он стал, в сущности, первой полноценной победой петровской армии, так как был одержан не над второстепенными ливонскими и финскими войсками Стокгольма, а над природными скандинавами, составлявшими часть главных королевских сил, действовавших на европейском театре.
В эту же кампанию Александр Данилович путем разнообразных интриг сумел вынудить шотландца Огильви уехать из России, после чего его фактический вес в армии стал уступать лишь авторитету самого Петра. Впрочем, здесь необходимо оговориться, что не только закулисной борьбой и эксплуатацией царской дружбы Меншиков обеспечил свое генеральское возвышение. Он на самом деле являлся талантливым самородком, легко и быстро усваивавшим новое и, что самое главное, способным применить полученные знания на практике. Поэтому именно ему удалось стать единственным сколько-нибудь реальным конкурентом для иностранцев в петровской армии первой половины Северной войны.
В данной связи уместно вспомнить одного из лучших отечественных дореволюционных военных историков — профессора Николаевской академии генерального штаба Александра Мышлаевского. Он в конце XIX — начале XX вв. специально занимался исследованием полководческой деятельности «полудержавного властелина» и пришел к выводу, что его герой в период 1704—1709 гг. являлся наиболее одаренным военачальником из российского окружения Петра I («…широтой военного взгляда после царя обладал только князь Меншиков…»)[133].
Действительно, сравнивая полководческие решения Меншикова и, к примеру, Шереметева (также по отношению к российскому среднему уровню представлявшего собой далеко не последнюю личность), нельзя не увидеть превосходства первого. Особенно оно стало заметно во время отражения в 1708—1709 гг. похода Карла XII на Москву. Так, уже после отступления за Березину фельдмаршал в течение трех месяцев упрямо продолжал твердить на совещаниях о псковском направлении как наиболее опасном. А Александр Данилович, наоборот, высказывался в том духе, что вероятность движения шведов в Прибалтику минимальна. И оказался прав.
То же самое повторилось и в сражении у Головчино. Шереметев легко поддался на ложные демонстрации короля. Потому и удар скандинавов по корпусу Репнина получился столь удачным. Между тем находившийся рядом с фельдмаршалом Меншиков, по едва уловимым признакам быстро разгадал маневр Карла и заговорил о необходимости оказания помощи соседу еще до того, как от него прискакали гонцы с подобными просьбами. Однако Шереметев продолжал ожидать атаки на собственные позиции и упустил время.
