Рафаил Мельников - Броненосный крейсер "Баян"(1897-1904)
С формированием этих обстоятельных, хотя не вполне внятных и не на самом передовом уровне тактики проектных заданий предстояло ожидать их ускоренного продвижения по особым каналам французско-великокняжеского влияния.
4. “Переодетый” “Патуа”
Задание на проектирование нового крейсера более месяца, однако, не покидало Петербург. Были ли тому причиной ожидание августейшего решения генерал-адмирала, внутренние трения между МТК, ГМШ или, может быть, переговоры с французской фирмой, но за время с 7 мая по 11 июня 1897 г. проектное задание успело приобрести весьма весомые добавления. Мотивы и инициаторы этих изменений в документах не выяснены, странным был и какой-то косвенный — словно все хотели уклониться от прямой причастности к заказу — способ передачи фирме измененного проектного задания. Оно было отправлено при письме “За начальника ГМШ” вице-адмирала Я.А. Гильтебрандта (1842–1915) на имя командира крейсера “Светлана”. Этим письмом от 11 июня 1897 г. A.M. Абазе секретно препровождались копии журнала МТК от 29 апреля 1897 г. № 58 и журнала совещания под председательством “Управляющего Морским министерством по вопросу о заказе нового крейсера для Балтийского флота”.
В письме ГМШ говорилось, что эти два документа были доложены генерал-адмиралу, и он подтвердил ограничение водоизмещения крейсера 6700 тоннами. Повышения этого ограничения свыше 7000 т не допускалось. “В развитие постановления совещания по вопросу о заказе нового крейсера” штаб по приказанию Управляющего добавлял: 1) При необходимости перейти предел 6700 т фирма-проектант об увеличении водоизмещения до 7000 т должна была испросить разрешение Управляющего. 2) ”Ввиду особой важности сохранить за новым крейсером намеченный район плавания 10-уз скоростью министерство соглашалось принять на корабль добавочный запас угля с перегрузкой до 50 % от нормального запаса. 3) Напоминалось о необходимости обеспечить “общее хорошее бронирование борта для лучшей защиты от артиллерии”. Оно, как это уже на совещании указывал Главный инспектор кораблестроения, должно было над ватерлинией иметь высоту не менее 16 % ширины корпуса, то есть до палубы первой над карапасной или верхней. 4) “Чтобы при вмещении в крейсер всех наименованных в журнале совещания боевых элементов” фирма-проектант стремилась 'поместить 8-дм орудия в закрытых башнях, подобно тому, как это сделано в проекте заводов Форж и Шантье, разработанных применительно к крейсеру “Патуа” и по водоизмещению не превышающих 6000 т. 5) Число погонных орудий требовалось довести до пяти.
Эти дополнения заставляют предполагать, во-первых, наличие каких-то дополнительных проектов (или переговорах о них) не упоминавшихся в документах, а во-вторых, несомненно, подсказанную фирмой замену на конструктивно и технологически более близкий фирме крейсер “Патуа”. Эти дополнения, которые, как сказали бы сегодня, были правильным шагом в верном направлении, но все же не составляли того принципиального изменения, которые привели бы к типу полноценных башенных крейсеров. Данью французской моде были одноорудийные башни, давно не применяемые в русском флоте. Явственно ощущается мучительная борьба в сознании специалистов Морского министерства между остававшейся в силе концепцией крейсерской войны и все более внятно понимаемыми задачами эскадренного сражения. И первая, как видно, несмотря на уменьшение водоизмещения (мастодонты классов “Рюрик” и “Пересвет” казались уже отходившими в сторону), все еще преобладала. И французы в правильном понимании назначения крейсера помочь не могли.
Весь последующий ход рассмотрения и корректировки проекта стал погружением в привычные повторявшиеся для каждого нового корабля болото и паутину бесконечных пересмотров малосущественных конструктивных решений и отступлений от ранее предъявленных требований. Эта бесконечная “пенелопина работа”, как выразился в свое время И.Ф. Лихачев, составляла главное содержание и цель существования МТК, прямо-таки купавшегося в перекройках проектов. Куда как проще, надежнее и дешевле было бы избрать какой- либо из имевшихся на мировом рынке западных образцов (как происходит ныне в заказе автомобилей, самолетов, видео- и оргтехнике) и дать на него заказ с учетом лишь очень несущественных замечаний и усовершенствований.
Собственные же проекты, обоснованные действительной государственной необходимостью, давно следовало упорядочить системой глубоко продуманных базовых эталонов, отвечающих принятой кораблестроительной программе. Так за проектом типа “Паллада” 1895 г. последовал яхтенный образец заказанной в том же году, ни на что не похожей “Светланы”, а теперь, снова на основе случайных воззрений адмиралов, заказывали и опять единичный образец крейсера с броневым поясом. А впереди предстояла неистовая вакханалия нового творческого восторга — заказ (вот была воистину работа государственной важности!) эскадренных броненосцев по шести существенно отличавшимся проектам.
Менее всего задумывался о проблемах судостроения “его превосходительство” Павел Петрович Тыртов. Этот заурядный чиновник в адмиральском мундире сумел особенно много наследить на всех высших должностях — в 1885–1891 гг. — помощником начальника ГМШ, в 1891–1893 гг. — начальником эскадры Тихого океана, в 1893–1896 гг. — начальником ГУКиС, в 1896–1903 гг. — Управляющим Морским министерством. Больше, чем кто- либо другой, он мог помочь флоту выбрать оптимальные типы перспективных кораблей в преддверии войны с Японией и не позволить флоту оказаться в том позорном состоянии полной неготовности к войне, в каком его застало японское нападение 27 января 1904 г. Но все эти предшествующие войне двадцатилетия он, как самый успешный агент вражеского влияния, неустанно душил все проявления инициативы и творчества.
“Его превосходительство” оказался не в силах добиться от МТК ни сжатых сроков и делового, а не мелочно-въедливого рассмотрения проектов, пи даже совсем, казалось бы, не требовавшего расходов директивного установления в проектах запаса водоизмещения. На нем, вплоть до 5 % нормы, не раз настаивали на совещаниях особо дальновидные адмиралы. Этой характеристики не оказалось, однако, в таблицах, прилагаемым к проектам крейсеров при их рассмотрении журналом МТК по кораблестроению от 12 декабря 1897 г. № 137. В этот день обсуждению (на 12 страницах журнала, подвергались три проекта, которые в октябре-ноябре 1897 г. поступали из Франции.
Два проекта (7550 т и 7800 т) Гаврского и Тулонского отделений Средиземноморской фирмы и один (6741 т) Луарского общества сопоставляли с проектом типа “Дианы” (6682 т). Более реально оправданным признали проект Тулонского общества, в котором (в скобках сведения по типу “Диана”) составляющие нагрузки (в процентах от водоизмещения) распределялись следующим образом: корпус с принадлежностями и вспомогательными механизмами 39,93 (39,0), бронирование 18,97 (11,76), артиллерия 7,28 (5,65), минное вооружение и сетевое заграждение 0,51 (1,86), механизмы 17,82 (23,84), топливо 9,61 (11,97), остальные грузы: команда, провизия и вода, рангоут, якоря и цепи, снабжение, шлюпки, непредвиденные грузы и прочие 5,88 (5,92).
С неслыханной детализацией — в обширной на редкость таблице (по 50 характеристикам) были представлены сведения по механизмам проектов — трех средиземноморского общества (два Гаврского отделения, один Тулонского) и одного Луарского общества. В них значились размеры цилиндров и ход поршня, диаметры и шаг гребных винтов, число элементов в котлах и “экономайзеров”, число оборотов и скорость поршня, длина элементов и диаметр трубок в котлах, площадь колосниковой решетки и число индикаторных сил на 1 квадратный фут площади и т. д. Не было только критериев, по которым можно было сопоставлять и оценивать все эти характеристики, а с ними — и сами проекты. Удельные веса механизмов и удельные расходы топлива отличались в проектах несущественно, и предпочтение одного перед другим было совсем не очевидно. В полной мере этот выбор едва ли возможно обосновать и сегодня.
На решение в пользу Тулонского проекта повлияли, по-видимому, наибольший запас топлива — 1000 т (хотя это и было меньше 9,61 % приходившихся в таблице “весовых данных”) и готовность фирмы проводить испытания на контрактную 21-уз скорость при нормальном водоизмещении, наибольшим предусматривалось в этом проекте число котлов Бельвиля (26 вместо 24 в других проектах, и экономайзеров, хотя наибольшую нагревательную поверхность обещал 2-й вариант Гаврского общества с применением котлов Нормана-Сигоди. Оба Гаврских проекта рассчитывали достичь контрактной скорости лишь при уменьшенном (было такое тогда обыкновение среди фирм) “водоизмещении на пробе” (7550 т вместо 8995 и 6950 т вместо 7760 т нормального водоизмещения). В достижимость же такой скорости при нормальном водоизмещении 6742 т, как это рассчитывало Луарское общество (оно и запас угля предлагало лишь 800 т, может быть, из-за сравнения с типом 6731-тонной “Паллады”), просто не поверили. Темное это дело — тогдашняя (как впрочем и сегодняшняя) контрактная практика, где многое в мотивах решений оставалось скрыто от глаз постороннего.
