Андрей Мартынов - По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация
В данном контексте представляется ошибочным мнение Кирилла Александрова, что «при общем взгляде на ситуацию можно сделать вывод в пользу 1-й пехотной дивизии: дивизия показала хорошие боевые качества», или Юрия Цурганова о выигранном сражении на «одном из труднейших участков фронта»{1030}. Думается, вернее говорить о «плачевном поражении», как охарактеризовал неудачный штурм «Эрленгофа» американский историк Александр Даллин{1031}. Поражение признавал и Буняченко, правда, снимая с себя ответственность за неудачу боя (см. Приложение 1).
Утверждение Александрова также опровергается его собственными словами о соотношении потерь. Общие потери 1-й дивизии ВС КОНР Александров оценил в 340–350 человек[211]. Убыль в 415-ом батальоне Красной армии, по официальным данным, составила 13 убитых и 46 раненых. По мнению Александрова, пропорция потерь может быть определена примерно пять к одному{1032}.[212] Для сравнения, в боях за Прагу 6–8 мая 1945 года части Власова потеряли, по разным сведениям, от 300 убитыми за весь период боев в городе до 700 погибших только при штурме аэропорта Рузине{1033}.
Одновременно представляется ошибочным утверждение ряда ученых, что потери 1-й дивизии были исключительно велики. Так, другой американский историк, Джордж Фишер, называл их «дорогостоящими», впрочем, без какой-либо конкретизации{1034}. А Сергей Ермаченков и Андрей Почтарев писали, будто число убитых и раненых власовцев доходило до 30% в полках, принявших участие в бою{1035}. Если учесть, что в общей сложности в штурме «Эрленгофа» было задействовано примерно 5–6 рот, то подобная цифра может получиться лишь при 100% потерь всех атаковавших. Уже упоминавшийся Сигизмунд Дичбалис характеризовал потери как «тяжелые, но допустимые», правда, касаясь лишь 3-го полка{1036}.
Также нельзя не обратить внимание на грубые ошибки, совершенные генерал-майором Сергеем Буняченко.
Во-первых, сконцентрированные на флангах силы были недостаточны для наступления. Вместо необходимого трехкратного преимущества атакующих, оно было менее чем двухкратное (с учетом артдивизиона), что для столь сложного участка фронта было неприемлемым.
Во-вторых, нанесение сначала вспомогательного, а затем основного удара в данном случае представляется неверным, так как главные силы не смогли атаковать под прикрытием огневого вала. Также, учитывая небольшой размер плацдарма, имеющий сеть траншей полного профиля, обороняющиеся имели возможность перебрасывать собственные силы на любой угрожаемый участок. В итоге власовцы de facto вводили свои силы в бой по частям.
В-третьих, Буняченко не воспользовался успехом начала штурма. Отсутствие подкреплений у коллаборантов позволило красноармейцам отбить противника и восстановить собственные позиции.
Отдельно нужно отметить низкий уровень дисциплины в дивизии, также снижавший ее боеспособность, о котором писал, в частности, Ауски{1037}. В приказе № 61 от 26 марта 1945 года за подписью начальника штаба дивизии подполковника Николая Николаева было отмечено: «несмотря на то, что мы находимся в прифронтовой зоне, некоторые г. г. офицеры штаба дивизии ведут себя так, как будто они находятся в глубоком тылу. В результате такого поведения в случае боевой тревоги не представляется возможным своевременно собраться всем г. г. офицерам… 26 марта с. г. поручик г. Лотенко и майор г. Елуферьев, без всяких уважительных причин не явились на совещание комдива, что свидетельствует о недисциплинированности»{1038}. Спустя три дня вопрос о дисциплине был вынужден поднять сам Буняченко. В приказе № 77 от 29 марта он писал: «на мое имя, ежечасно, со всех концов расположения дивизии поступает масса заявлений от местных властей и комендатур. Господа офицеры и солдаты забыли, что они находятся в прифронтовой полосе. Стрельба, взрывы ручных гранат раздаются ежечасно во всех концах. Пренебрегая всеми правилами существующих в Германии законов и положений, солдаты и офицеры самовольно оставляют места расположения частей и подразделений, болтаются без дела, заходят в дома, рестораны, магазины и т.п., что на общем фоне чрезвычайно большого прифронтового напряжения выглядит очень безобразно. Ряд солдат устраивают охоту за дичью, ловлю рыбы при помощи ручных гранат, и все это проходит при попустительстве, а иногда даже при участии г. г. офицеров… Почему совершаются поездки в личных интересах за продуктами, водкой и т.п.? Почему солдаты и офицеры “женятся” без всякого на то разрешения и наводняют части женщинами?.. Почему часть г. г. офицеров без разрешения оставляют свои части и “гуляют”»{1039}. Очевидно, столь частые нарушения дисциплины в дивизии были обусловлены тем, что в ее состав, как уже отмечалось, включили части 29-й дивизии СС и ряда восточных батальонов, чья карательная и контрпартизанская деятельность оказывала деструктивное влияние на моральное состояние военнослужащих{1040}. Правда, по мнению Дичбалиса, каминцы, участвовавшие в штурме плацдарма, все-таки «реабилитировали себя в глазах других офицеров РОА»{1041}.
Представляется, что рассмотренные трактовки событий являются критикой мифа о «третьей силе», в которой наряду с рассуждениями о «предательстве со стороны немцев» и мифе о «чистой» коллаборации, утверждалась не только независимость власовской армии, но и ее высокая боеспособность. Последнее также опровергается событиями в Праге. В реальности коллаборанты не освободили город, как это утверждали чины ВС КОНР{1042}. По справедливому замечанию участника боев Станислава Ауски: «трезво рассуждая, у нее (1-й дивизии. — А.М.) не было даже достаточных возможностей»{1043}. Вернее говорить, что власовцы позволили повстанцам сохранить status quo.
* * * Приложение 1«Буняченко — г.<енерал>-м.<айор>. — командарм[213] I дивизии. Франкфурт/Одер.
Штаб ОКН обещал поддержку тяжелой артиллерией и авиацией — дивизия переправилась через Одер[214], заняв первые предмостныя укрепления красных, но не получив поддержку тяжелой артиллерии и авиации вынуждена была отойти опять на свои первоначальные позиции.
Недоверие к Андрею Андреевичу Геббельса и Розенберга поддержано со стороны Kaltenbrunnera помощника Химлера, Геринга и Шахта, а также адмирала Редера.
Хитлер относится с недоверием. В штабе находились офицеры Sichereitsdienst[215] и Abwera, наблюдавшие (как политкомиссары) за офицерским составом РОА.
Недоверие и подозрительность усилились еще больше после ареста головки НТСНП и сети ее ячеек в Generalgouvernement и <нрзб> в KZ <нрзб.> (головка в тюрьме на Alexanderplatz).
Противодействие со стороны немцев комплектованию дивизий РОА[216].
Бригада Каминского расформирована. Пример ее состава — расследование в Küstrine[217].
Источник: Архив Дома Русского зарубежья им. А.И. Солженицына. Фонд Гешвенда. Ф-2/М-81, л. 63,63 об. Хоффманн Й. История власовской армии. С. 47. На одном из допросов Буняченко показал: «1-я дивизия РОА была отборной» Колесник А. РОА — власовская армия: Судебное дело генерала А.А. Власова. Харьков: «Простор», 1990. С. 15.ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Банальная фраза о том, что история не терпит сослагательного наклонения, давно опровергается развитием жанра альтернативной истории. Поэтому вопрос о том, могло ли победить Русское освободительное движение, вполне правомерен.
Думается, что в реальности у него не было шансов.
Во-первых, коллаборанты были изначально расколоты. Кто-то, как Бронислав Каминский, искренне верил в национал-социализм и считал его благом для России. Кто-то, как Андрей Власов или Борис Хольмстон-Смысловский, не обольщались по поводу гитлеризма и политики III рейха в отношении своей родины, видя в Германии меньшее зло и рычаг для свержения советской власти. Но и между ними не было единства в силу различных политических предпочтений (левые взгляды главы ВС КОНР и консерватизм командующего 1-й РНА).
Во-вторых, отсутствовал конструктивный диалог с другими национальными комитетами и национальными диаспорами Зарубежья. Помимо уже упоминавшегося конфликта с украинским комитетом, можно вспомнить напряженные отношения Власова с грузинским комитетом. Его глава Михаил Кедия так определил свою позицию: «мой первый враг — это Россия, и лишь мой второй враг — большевизм. Я предпочитаю видеть в седле грузина Сталина, а не великоросса Власова»{1044}.
В-третьих, в большей (Петр Краснов, тот же Каминский) или в меньшей (Власов) степени коллаборанты ментально оставались в рамках тоталитарного мышления, что существенно ограничивало выбор стратегий и методы достижения целей, а сами организации лишались необходимой гибкости.
В-четвертых, цели нацистского руководства и как минимум части коллаборантов на будущее России не совпадали.
