Владимир Шигин - Семь футов под килем
Именно поэтому, побратавшиеся таким образом с морскими царями, моряки не без гордости за свое новое родство говорили:
— Пьяному море по колено!
Если водяной бывал доволен подарками и уважительным отношением к себе, он мог уберечь от бури, указать короткий путь и помочь с хорошим уловом.
При случае мореплаватели вспоминали для заступничества и христианских святых. Так для предотвращения от бури молились святому Николаю Чудотворцу, а для удачной рыбной ловли апостолу Петру. Первый, как известно, сам много плавал по Средиземному морю, а второй в молодости был рыбаком. Однако обращение «на прямую» к морскому царю во все времена было все же предпочтительнее и считалось наиболее эффективным.
Необходимо отметить, что одной из обязанностей корабельных священников в российском парусном флоте было воспитание офицеров и матросов в духе почитания христианских заповедей и полного отказа от всяческих поверий и суеверий, которые корабельные батюшки не без основания считали язычеством и идолопоклонством. Однако результаты здесь у священников были весьма посредственными, при всей глубокой религиозности русских моряков вера в старые поверья и обычаи у них была поистине неистребима. При этом суевериям были подвержены все категории от матросов, до адмиралов включительно.
Относясь с должным уважением ко всем таинственным проявлениям морской стихии, моряки, разумеется, особое внимание всегда уделяли возможности предсказать ближайшие изменения погоды. Интерес здесь был совсем не праздный, наоборот, зачастую от этого зависела жизнь и смерть. Постоянная опасность и ожидание беды приучили их выискивать малейшую возможность для предугадывания надвигающейся опасности. Морские приметы составляют отдельный и особый пласт мореходного фольклора.
Одним из объектов пристального внимания моряков всегда были облака. Это только на первый взгляд облака ничего не говорят. Для опытного морехода прошлого они говорили, наоборот, очень и очень много. Например, если летом облака двигались навстречу друг другу, это означало скорую ненастную погоду, если плыли против ветра — к дождю, движутся быстро в одну сторону — к жаре и штилю, медленно — опять к дождю. Если утром облака рассеивались, а небо затягивалось пеленой высоких облаков, следовало как можно быстрее брасопить паруса и готовиться к шквалу. Редкие облака значили скорое наступление ясной, но холодной погоды, большое белое облако на зимнем небосклоне неминуемо несло снежные заряды. Сплошная низкая облачность серого цвета заставляла готовиться к затяжному ненастью, а появление волнистых, похожих на гребни волн, облаков предвещало наступление ненастья в считаные минуты. Если облака появлялись с норд-оста — это означало хорошую, ясную погоду как минимум на несколько дней вперед. Большие облака же с зюйда гарантировали проливной дождь.
Если небо покрывалось множеством скрученных «мелких барашков», это означало приближение шквальных ветров. В том случае, если перистые и кучевые облака появлялись в большом количестве, это означало скорое ненастье, а если они начинали разрастаться вверх и темнеть — к шторму. Поэтому моряки на этот счет даже сложили соответствующую поговорку:
Если тучи громоздятся в виде башен или скал.
Скоро ливнем разродится, налетит жестокий шквал.
Всегда у моряков считалось хорошей приметой исчезновение облаков к вечеру. Это гарантировало хорошую погоду на следующий день. Если же облака к вечеру, наоборот, начинали сгущаться, следовало быть готовым к самому худшему.
Помимо облаков, следовало весьма внимательно следить и за переменой ветра. Так, в зимнее время зюйдовый ветер нес потепление, но тот же зюйдовый ветер летом нес холод. Усиление ветра к ночи неминуемо оборачивалось ухудшением погоды. К ненастной погоде, как правило, вели и устойчивые норд-вестовые ветра. Если в шторм зюйд-вестовые и вестовые ветра меняли свое направление на нордовое и норд-остовое, это значило скорое окончание шторма. Появление резко выраженных бризов (ветров, дующих днем от воды к суше, а ночью наоборот) означало установление хорошей погоды. Исчезновение же бризов заставляло готовиться к шторму. Если после сильного шквала начинался сильный ливень, это значило скорое окончание бури.
Раскаты грома тоже необходимо было слушать очень внимательно. Если гром гремел непрерывно три-четыре раза или его раскаты слышались весьма долго, это значило затяжной дождь, если же гром вообще гремел непрерывно, то за ним следовал уже не дождь, а град. Глухой гром означал нудный моросящий дождь и свежую волну до 3 — 4 баллов, зато раскатистый ливень и 5 — 6-балльную волну.
Что касается молнии, то за ней тоже стоило понаблюдать. Если летом молния не слишком много значила, то зимой наверняка предвещала сильный и затяжной шторм. Если же молния блистала без грома, можно было перевести дух, ибо впереди неминуемо было скорое улучшение погоды.
Утренняя радуга над морем не сулила ничего хорошего, зато вечерняя — обязательно прояснение погоды. Также следовало отличать радугу на нордовых и зюйдовых румбах, ведущую к ухудшению погоды, и радугу вестовых и остовых румбов, погоду непременно улучшающую.
Летние туманы гарантировали штиль и маловетрие, а зимние — потепление. Если же туман вечером или ночью поднимался от волн в небо, погода должна была обязательно улучшиться.
Разумеется, не были обойдены вниманием и обитатели моря. Если на исходе зимы чайки сбились в большую стаю и скопом ходят по льду, значит, скоро этот лед сойдет. Если летом чайки летают стаями и кричат, будет ненастье, а зимой это же поведение означает скорый снегопад. Если чайки садятся на воду и плавают, будет хорошая погода, но если, наоборот, собираются под берегом, не желая удаляться в открытое море, жди ненастья. Если же чайки вообще выбрались на берег, причем и там не летают, а лишь разгуливают но прибрежному песку, будет шторм, и весьма сильный. Об этом есть даже поговорка:
Чайки ходят по песку,
Моряку сулят тоску.
Если рыба выскакивает из воды и ловит пролетающую мошкару, будет дождь. Если же рыба сильно мечется в воде и не клюет, тоже будет дождь. В преддверии шторма нервно ведут себя киты. Сбиваясь в стаи, они спешат как можно скорее покинуть штормовой район.
Многие из поверий и суеверий времен парусного флота ныне забыты, но некоторые дожили и до сегодняшних дней. Плохо это или хорошо? Думаю, что, скорее, хорошо, ибо память о прошлом позволяет лучше понять настоящее и уверенней смотреть в будущее.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Время парусного флота и всего, что было связано с ним, давно кануло в Лету. Однако у кого из нас не замирало от восторга сердце, когда в дальнем окоеме моря мы вдруг видели белеющий парус? Кто из тех, кому в нынешнее время посчастливилось побывать в море на парусном судне или на яхте, не испытывал восторга от гудения парусов над головой и пения такелажа? Время парусного флота ушло в историю, но оно навсегда осталось в памяти человечества как время дерзновенного покорения океана, время романтики и приключений.
Один из последних выдающихся парусных капитанов России Д.А. Лухманов оставил после себя пронзительные и полные любви к парусу стихи, которые звучат сегодня как гимн великой эпохе паруса:
Поет пассат, как флейта, в такелаже,
Гудит, как контрабас, в надутых парусах,
И облаков янтарные плюмажи
Мелькают на луне и тают в небесах.
Чуть-чуть кренясь, скользит, как привиденье,
Красавец клипер, залитый луной,
И взрезанных пучин сварливое шипенье,
Смирясь, сливается с ночною тишиной.
Вертится лаг, считая жадно мили,
Под скрытой в тьме рукой скрипит слегка штурвал,
Тут мелодично склянки прозвонили,
И голос с бака что-то прокричал…
Но это сон… Волны веселой пену
Давным-давно не режут клипера,
И парусам давно несут на смену
Дым тысяч труб соленые ветра.
Но отчего ж, забывшись сном в каюте,
Под шум поршней и мерный стук винта,
Я вижу вновь себя среди снастей на юте
И к милым парусам несет меня мечта!
ПРИЛОЖЕНИЕ
Первый отечественный писатель-маринист мичман Константин Станюкович, сам прошедший под парусами вокруг света, оставил нам пронзительный по правдивости малоизвестный рассказ «В шторм». В нем писатель описал обычный рядовой шторм, каких в жизни каждого моряка бывает немало, но на фоне шторма Станюкович показал жизнь и быт российских моряков парусного флота в условиях, совершенно противоестественных человеку, — в условиях океанского шторма. Данная публикация дается с некоторыми сокращениями.
* * *…В полусвете каюты, иллюминатор которой, наглухо задраенный (закрытый), то погружался в пенистую воду океана, то выходил из нее, пропуская сквозь матовое стекло слабый свет утра, Опольев (молодой мичман, готовящийся заступать на вахту. — В.Ш.) увидал маленькую фигурку своего смышленого, расторопного вестового, который, держась обеими руками, качался вместе с каютой и со всеми находящимися в ней предметами, услыхал раздирающий душу скрип корвета, почувствовал отчаянную качку и окончательно пришел в себя. Счастливая улыбка исчезла с его лица.
