Сергей Махов - Тайны подводной войны. 1914—1945
Тем временем поход «Л-3» продолжался, но чем дольше он длился, тем больше происходило событий, которые невозможно было объяснить. В частности, торпедную атаку поздно вечером 26 августа в 10 милях южнее шведского порта Истад. Грищенко утверждал, что он из надводного положения выпустил 4 торпеды с интервалом в 14 секунд по кильватерной колонне из трех судов, после чего наблюдал два попадания в разные пароходы. Стоит заострить свое внимание на том, что атака производилась с дистанции 15 кб, угол упреждения брался 15 градусов, а скорость целей оценивалась в 18 узлов, что фактически вдвое превышало среднестатистическую скорость транспорта того времени. В месте атаки действительно находился судоходный «фарватер № 59», но на этом совпадения донесения командира с реальностью и заканчиваются. Во-первых, ось фарватера пролегала с запада на восток, а не с севера на юг, как показал Грищенко, во-вторых, немцы не только не потеряли судов в эту ночь, но даже, как указывалось выше, не зафиксировали нападения. Остается предположить, что целью атаки являлись рыболовные траулеры, не оснащенные радиостанциями и принявшие произошедшие на расстоянии взрывы за самопроизвольное срабатывание взрывателей донных мин. Обрадовавшись отсутствию преследования, командир увел субмарину на восток от Борнхольма, где 29 августа, во время покладки на грунт, экипаж произвел смену лопнувшей крышки цилиндра дизеля. После этого командир собирался уйти еще на 30–40 миль восточнее и передать радиограмму о потоплении двух транспортов, но комиссар высказался против, и подлодка осталась в прежнем районе. Грищенко решил вернуться к южной оконечности Эланда — туда, где 22 августа он слышал шумы конвоя. «Историческая встреча» состоялась днем 1 сентября в 25 милях юго-восточнее южной оконечности Эланда. На горизонте показался идущий на юг конвой, включавший восемь транспортов, и миноносец типа «Фальке». Сначала в 17:12 Грищенко двумя торпедами «потопил» корабль охранения, а спустя 20 минут 4-торпедным залпом с дистанции 15 кб «отправил на дно» транспорт. Любопытно отметить, что после потопления миноносца конвой не изменил своего курса, продолжая обреченно идти навстречу опасности. Крайне затруднительно прокомментировать этот двойной успех какими-либо иным словом, чем «фантастика», — на этот раз в немецких документах отсутствуют не только факты потерь и обнаружения подлодки, но даже данные о том, что в этом месте вообще осуществлялось какое-то судоходство!
Избавившись от всех мин и торпед, Грищенко начал возвращение в базу. К устью Финского залива он подошел в ночь на 5 сентября и приступил к форсированию тем же путем, что и выходил, — вдоль опушки финских шхер. В 06:15 6 сентября при пересечении заграждения «Насхорн-11» подлодка коснулась минрепа, а затем над ней прогрохотал громкий взрыв, не сопровождавшийся, однако, существенными повреждениями. Подводникам повезло: лодка оборвала минреп мины UMA (вес ВВ 30 кг), которая взорвалась при всплытии на поверхность в 13–15 м от верхней палубы корабля. И все-таки, как показали последующие события, этот взрыв чуть было не стоил «Фрунзевцу» жизни. В результате сотрясения на лодке разошлись швы топливно-балластных цистерн, и на поверхности показался предательский масляный след, перемещавшийся вместе с кораблем на восток. Уже через полтора часа трофейный бомбардировщик СБ финских ВВС сбросил в голову следа две бомбы, взрыв которых повредил рубочный люк и разбил множество лампочек. Новые взрывы были зафиксированы в 10:43 и около 14 часов, но в последнем случае они произошли вдалеке от подлодки. Вышел из меридиана гирокомпас, разошлись швы некоторых трубопроводов, но экипаж мужественно устранил все повреждения. Поскольку акустик в этот момент докладывал об отсутствии шумов винтов, все взрывы Грищенко приписал взрывающимся на расстоянии от корпуса противолодочным антенным минам, о наличии которых у немцев доподлинно известно не было. К счастью для экипажа «Л-3», вечером погода засвежела, сделав след менее заметным и не дав возможности принять участие в преследовании финским сторожевым катерам. К утру 8-го «Фрунзевец» дошел до минного заграждения «Зееигель», где в 00:44 над ним вновь прогрохотал взрыв — на этот раз действительно мины. Поскольку мина ЕМВ с зарядом ВВ около 100 кг взорвалась над корпусом на удалении примерно 27 м от верхней палубы, на подлодке не разбились даже лампочки. Острословы по этому поводу окрестили свой корабль «первым в мире подводным тральщиком». Вечером наши сторожевые катера встретили субмарину в нескольких милях западнее Лавенсари и привели ее в бухту острова.
Командование очень высоко оценило результаты похода «Л-3». Лодка прошла 1389 миль над и 856 под водой, в Финском заливе пересекла 60 линий мин, несколько раз подорвалась, но смогла вернуться без серьезных повреждений. Впоследствии это дало Грищенко повод назвать крейсерство «Фрунзевца» «походом смертников». Считалось, что только торпедным оружием лодка потопила четыре транспорта водоизмещением 41 тыс. тонн и миноносец. Успех минной постановки тогда оценили в два судна в 15 тыс. тонн. На рубке появилась цифра «7», на груди у моряков — ордена. 15 человек, включая Грищенко, были награждены орденами Ленина[101], 15 — Красного Знамени, 24 — Красной Звезды. Знаменитая ленинградская поэтесса Ольга Берггольц посвятила «Фрунзевцу» стихотворение «Подводная лодка уходит в поход». Другое стихотворение — «Встреча героев» — написал Борис Тимофеев. Героизму моряков посвящалось множество очерков и почти весь выпуск газеты «Красный Флот» от 22 сентября. Они были пересыпаны фразами типа «Подводники учатся у своего командира, перенимают стиль его действий»… «Грищенко не тратит зря ни одной торпеды»… «Грищенко, в котором краснофлотцы души не чают» и т. д. Художник Гуляев написал большое живописное полотно о торжественной встрече «Л-3» после боевого похода в Кронштадте. Чувствовалось, что пропагандистам как воздух был нужен пример командира героического корабля. Для этого Грищенко подходил как нельзя лучше. Большой природный ум и личное обаяние в сочетании с чувством юмора, академической образованностью и интеллектом не могли не вызвать восторга у представителей творческой интеллигенции от общения с ним.
И все-таки полного удовлетворения у командования этот выход не вызвал. В изложении комбрига A.M. Стеценко претензии звучали следующим образом: «Командир ПЛ действовал на позиции правильно и смело, но недостаточно настойчиво. К его ошибкам следует отнести: отказ от атаки ПЛ противника и отказ от атаки ТР, за исключением атаки танкера 18.08 до постановки МЗ-Б из-за опасения повреждения минных труб при преследовании силами ПЛО. При форсировании Финского залива ПЛ следовало идти по глубинам не 17–20 метров, а по значительно большим глубинам, что особенно вызывается наличием антенных мин противника». Дальше пошли в политотделе бригады. «Несмотря на большой успех ПЛ, — писалось в одном из политдонесений, — все лее следует отметить, что командование подлодки в выполнении боевого задания не проявило должной настойчивости, инициативы и тем более дерзости, что могло еще больше увеличить боевой успех подлодки». Под последним подразумевалась любовь Грищенко к стрельбе четырехторпедными залпами. Позднее в своих мемуарах и книгах бывший командир «Л-3» саркастически высказывался по поводу понимания политработниками метода стрельбы «с временным интервалом»[102], но в главном они были правы: то, как производил свои залпы Петр Денисович, больше напоминало стремление побыстрей избавиться от боезапаса.
Стараясь потопить как можно больше целей, подводники Балтики стреляли на протяжении всей кампании исключительно одно- и двухторпедными залпами, и лишь один Грищенко использовал четырехторпедные, причем дважды. Может, это было необходимо по условиям тактической обстановки? Скорее напротив. Совершенно непонятно, чем была вызвана необходимость стрелять таким залпом ночью 26 августа по неохраняемой кильватерной колонне судов да еще с дистанции в полторы мили, когда ничего не мешало подойти ближе и расстрелять пароходы если не артиллерией, то прицельными торпедными выстрелами? Почему 1 сентября потребовалось выпускать четыре торпеды по головному в конвое транспорту с дистанции 15 кб, если можно было стрелять по одному из концевых судов двухторпедным залпом с гораздо меньшей дистанции (именно так был потоплен «Ц.Ф. Лильевальх»)? Ответов на этот вопрос ни сам автор мемуаров, ни кто-либо из его адептов не дает. Не вспоминают они и о том, что, действуя в схожих условиях у побережья Швеции, «Щ-317» под командованием Н.К. Мохова уничтожила три и повредила одно судно, «С-7» под командованием С.П. Лисина потопила два транспорта, а затем еще два у берегов Прибалтики, и это несмотря на то, что лодки не были оснащены минным оружием. Таким образом, если отбросить приписки, поход «Фрунзевца» оказался походом нереализованных возможностей, и главную ответственность за это, безусловно, нес командир.
