Александр Корганов - Загадка Скапа-Флоу. Рейд германской подлодки в святая-святых британского флота
Я внимательно посмотрел на нее. Да, она снова была в воздушном шаре своих мечтаний.
Я сделал глубокий вдох.
– Все это прекрасно, мама. Но не стало бы тебе легче, если бы у нас уменьшилось число голодных ртов?
Она опустила палитру:
– О чем ты говоришь, Гюнтер?
– Я подумал, что и для меня настало время подумать о заработке.
– И что ты намерен делать?
– Я хочу стать моряком.
Она встала.
– Вот посмотри, – сказал я поспешно. – Я достал уже проспект морской школы в Финкенвердере. Плата за обучение невелика. Я мог бы даже оплатить учебу только моими шведскими кронами. И, кроме того .
Она прервала меня:
– Тебя на самом деле тянет к морю?
– Да, – ответил я, – на самом деле, всем сердцем. Ты же знаешь об этом.
Она молча опустила голову. Затем тихим, с дрожью голосом произнесла:
– Ну, если это на самом деле так, тогда я не могу стоять на твоем пути.
Под полными парусами
Школа моряка в Финкенвердере располагалась в большом доме из красного кирпича на берегу реки.
Из окон большого зала днем мы могли видеть проходящие мимо суда, которые направлялись к морю или возвращались обратно, а с наступлением темноты – их огни, скользящие вдоль реки. В спальне, откуда реку не было видно, слышны были гудки пароходов. Все это будоражило воображение, и мы испытывали страстное желание поскорее вырваться на морской простор.
Мы – это группа из тридцати-сорока юношей, вечно голодных как волки, однако всегда веселых и полных ожиданий и надежд.
Порядки школы были весьма строгими. Например, тот, кого заставали за курением, должен был съесть свой окурок.
Но нас все это нисколько не смущало. Мы брали от этой жизни все, что только могли получить, даже если это был обед самого директора.
Секрет уловки, как стянуть обед директора, капитана Олкерса, передавался из одного поколения учеников в другое. В момент, когда в подъемнике поднос с обедом проходил мимо нашей столовой, нужно было молниеносно заменить полные миски на пустую посуду. Тот, кто был неловок, мог оказаться в очень неприятном положении. Но все повторялось снова и снова, и сострадательные души полагали, что капитан Олкерс потому и остается таким маленьким и сухим, что ему так часто в мисках достается только воздух.
А между тем мы изучали сплесени[69 Сросток, соединение двух тросов одинаковой толщины. ] и морские узлы, сигнальную книгу и правила мореплавания. Обучение шло быстро, так как подготовка длилась всего три месяца. Поэтому среди моряков наша школа называлась «фабрикой матросов из Финкенвердера».
Но, даже несмотря на короткий срок обучения, мы проявляли нетерпение, и в свободную вторую половину дня только и обсуждали свои дальнейшие шансы. Хороший шанс – это получка матроса на судне в дальнем плавании. И мы расхаживали туда и сюда вразвалочку, с широко расставленными ногами, как бывалые матросы в гавани, и сплевывали через плечо с пристани в воду, и с волнением ждали дня, когда нас должны были освидетельствовать.
Через три месяца состоялся выпускной экзамен. Его успешно выдержали все, и капитан Олкерс каждому пожал руку и пожелал счастливого плавания.
Вскоре все разъехались, за исключением двоих: Янке и меня.
У нас с ним не было денег на поездку домой и, кроме того, мы не хотели упустить свой шанс. Таким образом, мы стали D-учениками. Так называли выпускников, не получивших назначения.
С A-учеников начинались пребывание в Финкенвердере, затем они превращались в B-учеников, и в выпускной месяц – в C-учеников. D-ученики представляли собой «замшелых карпов», которые кормились в школе до тех пор, пока не ловили свой шанс.
Дальнейшее пребывание в школе нельзя было назвать хорошим временем. Наши прежде спокойные прогулки по причалам гавани превратились в беготню от судна к судну и поиски работы. Но мы никому не были нужны.
В том числе и в школе. Однажды вечером, когда мы, усталые и разочарованные возвращались в школу, в большом зале нас остановил боцман Шмидт и сказал:
– Я хочу предупредить вас, ребята, по-хорошему: второй день здесь не продохнуть от рыбной вони, которая от вас исходит.
Потом он напялил на голову свою егерку и удалился.
Да, это действительно было далеко не прекрасное время. И когда однажды нас позвали к капитану Олкерсу, мы очень обрадовались: так или иначе, но, в конце концов, это должно было когда-то закончиться.
Когда мы вошли, он сидел за своим письменным столом. Мы поприветствовали его и замерли перед ним навытяжку.
– Парусник «Гамбург» ищет двух юнг, – сказал он строгим командным голосом. – Это хорошее судно, а его капитан является одним из лучших моряков, которых я знаю. Завтра можете оформляться.
– Есть! – ответил я с благодарностью.
А Янке сухо переспросил:
– А каким будет наше денежное содержание?
Капитан Олкерс поморщил лоб.
– Денежное содержание? – повторил он недоброжелательно. – Какое еще для вас денежное содержание? Ведь вы только учитесь и для судна пока являетесь лишь балластом. Кроме того, «Гамбург» становится учебным судном. А за обучение судовая компания требует тридцать марок в месяц. И это еще дешево, юноши, исключительно дешево!
Лицо Янке стало красным. Он был сыном крестьянина из Померании, и расчетливость была у него в крови.
– Но тогда мы не сможем прокормиться, господин капитан, – возразил он. – Мой отец не будет это оплачивать.
– Так, – произнес Олкерс, – а у тебя как с этим, Прин?
– Я думаю, что моя мать тоже не сможет заплатить.
– Та-ак. Ну, ладно, мне придется еще раз все это обдумать. – И немилостивым движением его руки мы были выдворены наружу.
К вечеру капитан вызвал нас снова.
– Итак, – сказал он грубо, – я все устроил. За обучение вы ничего не будете платить.
– А денежное содержание? – вновь спросил Янке.
Олкерс посмотрел на него долгим взглядом. Это было странный взгляд, наполовину озадаченный, наполовину негодующий, однако в нем угадывалось и понимание:
– Твое денежное содержание будет медленно расти. от нуля марок! – с этими словами он круто развернулся на каблуках и удалился.
На следующее утро мы прибыли на борт «Гамбурга». Было воскресенье, холодный, ясный день. В лучах солнца сверкали снег и льдины, которые Эльба несла вниз по течению.
«Гамбург» был ошвартован у пристани напротив верфи «Блом энд Фосс». Очевидно, проходила погрузка, так как всюду на палубе лежали мешки с зерном и грузовые корзины, а в углу виднелась куча пустых консервных банок и кухонной золы.
Судно казалось совершенно пустым. Только внизу у входного трапа стояли двое – офицер в синем форменном пальто и рядом с ним огромный детина в гражданском. Он смахивал на усатого краснощекого моржа. Ворог его рубашки, распираемый могучей красной шеей, несмотря на холод, был распахнут. Синий жилет, как гирлянда, оттягивала толстая золотая цепь карманных часов.
– Вы и есть новые юнги? – спросил нас «морж» глубоким басом, и облако спиртных паров вырвалось из его рта.
– Так точно, господин боцман, мы – юнги, – ответил я.
– Так, эти господа – из морской школы, – с иронией сообщил он офицеру. Затем громко крикнул вглубь корабля:
– Штокс!
Через мгновение появился матрос.
– Новые юнги, – сказал ему боцман, – покажи каждому рундук и койку. Этот – он ткнул пальцем на Янке – пойдет в носовой кубрик, а малыша проводи в корму, в «синагогу».
Он отвернулся и сплюнул в воду. Штокс послал Янке в носовой кубрик, где обитали ученики и юнги, а меня повел в корму. По пути я рассмотрел его со стороны.
Это был маленький, худощавый человечек с бледным, угрюмым лицом. Его передние зубы выдавались далеко вперед, и потому в профиль он напоминал недовольную крысу.
«Синагогой» называли кубрик для матросов в возрасте. Она находилась за грот-мачтой. Это было большое, низкое помещение. Оно создавало впечатление темной пещеры, вдоль стен которой справа и слева располагались койки в два яруса, а в середине стоял длинный деревянный стол с двумя скамьями. Солнечный свет, проникающий внутрь через иллюминаторы, отражался от деревянных переборок и светлыми лучами таял в полутьме отдаленной части кубрика. Пахло водорослями, смолой и соленой водой. В полутьме никого не было видно, но при нашем входе на койках кто-то заворочался.
– Вот твоя койка, – указал Штокс в самую глубь пещеры.
Я подошел к койке и бросил на нее свой мешок, а Штокс присел к столу у входа, вытащил газету и стал читать.
– Ты должен еще показать мне рундук, – сказал я.
Он поднял голову:
– Что ты сказал?
– Я попросил тебя показать мой рундук.
Он встал и направился ко мне. Беззвучно, набычив голову.
– Что-ты-сказал? – повторил он. Его слова странно сливались в один непрерывный звук.
