Юрий Рубцов - Штрафники Великой Отечественной. В жизни и на экране
Единственная вражеская мина, прилетев от выселка, разорвалась передо мной. Результат — я оглушен, ранен в нос и в лоб осколками. Лицо залило кровью...
Наложив бинты, санинструктор Александра Лопаткина, черноглазая и не по-женски отважная, подозвала моего заместителя по строевой части капитана Кукина, похожего на меня и по характеру, и по облику.
— Прими батальон! Я ничего не вижу, все идет кругами! — выдохнул я ему.
Тотчас меня Александра увела в медпункт, откуда я попал в медсанбат, расположенный у штаба нашего 14-го корпуса.
Поначалу замену комбата в батальоне никто не заметил — дым и взрывы. В ту же ночь на броневичке Кукин с группой солдат смело и прямехонько примчались в тот поселок, и фрицы, было их 15, дружно подняли руки. Они выполнили приказ своего командования: сдержать нас до этого часа. Разъяренные штрафники никого в плен не взяли, прикололи всех штыками.
Уходя в медпункт, я зашел на секунды в дом, занятый под штаб полка. Здесь были новые командир полка и замполит. Я бросил им с гневом слова:
— Вы наблюдатели, а не командование! Почему не поддержали нас артиллерией?
Но они только пожали плечами. Что понимали они, еще не нюхавшие пороху?.. (С. 169—171.)
С другой стороны, если штрафники оказывались в такой ситуации, особого выбора у них не было. Они, безусловно, острее, чем бойцы линейных частей, чувствовали необходимость выполнить приказ командования, невзирая ни на какие обстоятельства. Дополнительный стимул к их активным действиям очевиден: чтобы рассчитывать на реабилитацию, одного пребывания на переднем крае для них было недостаточно, следовало активно проявить самопожертвование, героизм и искупить вину, как требовал приказ № 227, кровью.
Кто случайно оступился, допустил преступление по недосмотру или в минуту слабости, будет стремиться, невзирая на опасность, смыть с себя пятно, как можно быстрее встать вровень с прежними товарищами по воинскому строю.
П.Д. Бараболя:
Типичной в таком плане представляется мне судьба паренька из Тамбовщины Николая Щербакова. Нам, взводным, полагалось иметь ординарцев. Понятно, не для того, чтобы чистить сапоги или раздувать самовар. Боевая обстановка требовала живой оперативной связи с соседями, быстрой реакции на складывающуюся ситуацию. Для выполнения таких и иных, порой непредсказуемых, задач нужен был человек смелый, сообразительный и надежный во всех отношениях. Щербаков — крепыш, крестьянский сын, толковый противотанкист, — по моим наблюдениям, вполне подходил на роль ординарца. Поначалу, однако, сдерживало немаловажное обстоятельство — он был приговорен, как дезертир, к расстрелу. А что если, воспользовавшись некоторой «вольницей» при выполнении приказа, оказавшись вне контроля за расположением подразделения, махнет сперва куда-нибудь в тыл, а потом и на родную Тамбовщину?
И вспоминались его искренние раскаяния. «Великую глупость я по молодости совершил, товарищ командир. Никогда себе не прощу, — часто сокрушался Щербаков в те холодные ноябрьские ночи, когда я оказывался рядом с ним в траншее. — После ранения, на побывке дома, приворожила меня одна краля, не хватило сил и ума вовремя избавиться от ее чар. Месяц не являлся в часть. И вот — дезертир, вышка... Но ничего, я еще докажу, что умею исправлять ошибки...»
Он доказывал это неоднократно. Постоянно рвался туда, где жизнь бойцов висела на волоске и где огонь его противотанкового ружья оказывался как нельзя кстати. С огромным уважением и теплотой вспоминаю Николая Щербакова еще и потому, что он дважды отводил от меня беду — закрывал собой, когда в разгар боя попадали мы под губительный артиллерийско-минометный обстрел немцев. А вот себя отчаянный парень не уберег. (С. 360.)
По архивным документам автору удалось, правда, не полностью, проследить судьбу одного из штрафников 9-го ОШБ 1-го Украинского фронта рядового В.П. Щенникова. К сожалению, неясно, по какой причине он попал в штрафбат, но многие обстоятельства убеждают: скорее всего нелепая случайность привела его сюда с должности командира стрелкового батальона 1052-го стрелкового полка 301-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии 4-го Украинского фронта. Не мог быть трусом, дезертиром старший лейтенант — участник боев с 1941 г., награжденный четырьмя (!) орденами, трижды раненный. На примере таких людей особенно выпукло выражена суровая справедливость такой меры, как направление в штрафбат (разумеется, если в данном случае не было, скажем, завуалированной мести со стороны прямого начальника или чего-то подобного). Неужели такому испытанному бойцу лучше было бы «загибаться» где-нибудь на лесоповале, считать дни до освобождения на тюремных нарах? Нет, лучше уж смотреть судьбе в глаза в открытом бою.
И Щенников не гнется под пулями, не «тянет» срок в надежде уцелеть и как-нибудь переждать те два месяца, на которые он определен в штрафбат. Вот строки из боевой характеристики на бойца-переменника Виктора Павловича Щенникова, подготовленной командиром взвода гвардии лейтенантом Балачаном сразу же по окончании боя: «При наступлении на сильно укрепленную полосу обороны противника 8 июля 1944 года... будучи первым номером ручного пулемета, он подавил огневую точку противника, чем дал возможность продвинуться остальным. Когда вышел из строя его второй номер, он взял диски и продолжал продвигаться в боевых порядках... Во время выхода с поля боя он вынес 2 ручных пулемета, 2 винтовки, 4 автомата и одного раненого командира отделения. Достоин представления к правительственной награде». На характеристике резолюция командира роты гвардии капитана Полуэктова: «Тов. Щенников достоин досрочной реабилитации».
Под стать Щенникову был его товарищ по расчету ручного пулемета штрафной рядовой Н.С. Корбань. Бывший старший лейтенант, адъютант старший стрелкового батальона 1340-го стрелкового полка 234-й стрелковой дивизии 4-й ударной армии 1 -го Прибалтийского фронта, он, обеспечивая командира расчета боеприпасами, успел в то же время оказать помощь четверым раненым в эвакуации с поля боя, вынес два ручных пулемета и винтовку{108}.
Как отличившиеся в боях, и Щенников, и Корбань были представлены к досрочной реабилитации (заметим в скобках: по не совсем понятной причине офицеры, воевавшие на 4-м Украинском и 1-м Прибалтийском фронтах, отбывали наказание в штрафбате 1-го Украинского фронта).
Скажем еще вот о чем: командно-начальствующий состав штрафных частей, как и в армии в целом, вели за собой подчиненных не только силой приказа, призывным словом, но и личным примером. Уроженец Курганской области Н.В. Привезенцев, будучи в штрафном батальоне командиром взвода, при прорыве блокады Ленинграда только в одном бою получил семь ран, но поле боя не покинул. Даже видавшие виды штрафники восхищались мужеством своего командира, каждое его слово было для них высшим мерилом справедливости. Заместителем командира в штрафной роте воевал его земляк М.А. Тропия. Также был несколько раз ранен{109}.
Но, как и в армии в целом, командный состав штрафных частей не был одинаков. Одни делили испытания поровну с подчиненными, другие же...
Е.А. Гольбрайх:
Владимир Карпов, известный писатель, Герой Советского Союза, сам хлебнувший штрафной роты, пишет, что офицеры штрафных рот со своими штрафниками в атаку не ходили. И да, и нет. Если есть опытные командиры из штрафников, можно и не ходить. А если нет или «кончились», надо идти самим. Большей частью именно так и бывало. Вот один из многих тому примеров. Два заместителя командира роты, старший лейтенант Василий Демьяненко и я, повели роту в атаку. Когда задача была уже почти выполнена, меня ранило осколком в грудь. До сих пор помню свою первую мысль в этот момент: «Не упал! Значит, легко!» Демьяненко был в шагах тридцати от меня, увидел, что меня шатнуло и я прыгнул в воронку. Подбежал: «Куда?» Молча показываю на дырку в полушубке. «Скидай!». Весь диалог — два слова. Он же меня перевязал.
Н.Г. Гудошников:
Всегда шел в бой вместе со штрафниками, часто прямо в боевых порядках, это им придавало больше уверенности («командир с нами»), решительности, а мне — надежды на успех.
П.С. Амосов:
Иные командиры рассуждали так: вы искупаете вину, а почему должны страдать мы? Я почти не помню, чтобы мне приходилось о чем-то спрашивать или выполнять приказания командиров. Они, увы, часто оказывались в стороне. Запомнил только командира батальона.
Г.М. Дубинин:
После приема пищи над траншеей появился командир роты и громко объявил приказ: «Впереди деревня, ее нужно взять и на той стороне закрепиться. Кто туда придет, будет оправдан». И с этого момента офицеров я не видел, пока не взяли деревню.
В.Г. Сорокин:
Были случаи, когда меня, комбата, солдаты не пускали в атаку: «Мы сами, не лезь!» Очень тепло становилось на душе от подобной заботы. Были и такие солдаты, которые после ранения возвращались в батальон, заявляя: «Хотим воевать с тобой». Прошло много лет, но я хорошо помню своих подчиненных...
