Владимир Мельников - На Днепровском рубеже. Тайна гибели генерала Петровского
Александр Филимонович не стеснялся лично обучать красноармейцев и младших командиров, сам вставал к прицелу орудия или миномета, показывая, как надо пользоваться вверенным вооружением. Не терявший самообладания в самой сложной ситуации, умудренный жизнью и боевым опытом, он служил образцом выполнения своего воинского долга.
4 августа в первой половине дня в полосе 154-й сд до роты вражеской пехоты при поддержке артиллерийского и минометного огня попытались вклиниться в оборону наших войск. Но наши воины были начеку. Атака врага была отбита ружейно-пулеметным огнем подразделений, оборонявшихся на этом участке{72}.
В последующие дни противник активных боевых действий не предпринимал, ограничиваясь ведением редкого минометного огня. В то же время активизировала свои действия его авиация.
В своем письме жене и дочке, написанном 5 августа 1941 года, Леонид Григорьевич писал:
«...Мне, что называется, везет: хотя иногда и бываю в самом пекле, но выхожу целым и невредимым. Правда, я, как старый солдат, учен и впросак не хочу попадать. Я все-таки могу более или менее точно определить по звуку, где упадет снаряд или мина, и, как правило, успеваю укрыться.
Сейчас у нас опять выходной. Затишье. Наверное, гад будет нас обстреливать. Снаряды копит. Рогачев и Жлобин заняты моими войсками, и за эти победы мне присвоено звание генерал-лейтенанта, а остальным — генерал-майора, это мои командиры дивизий. Гадов-немцев бьем и будем бить нещадно... Недолог тот час, когда наступит перелом и погоним их, чертей...»{73}
К письму была приложена необыкновенная фотография. На фоне поля ромашек были сфотографированы два бойца у ручного пулемета Дегтярева. Такое впечатление, что снимок был сделан на тактических занятиях в поле в мирное время, а не на войне. Это снимок очень понравился Леониду Григорьевичу, и он отправил его с письмом жене и дочери. Ольга Леонидовна Туманян всю свою жизнь бережно хранит эту фотографию. Так получилось, что это была последняя фотография, полученная ими с фронта, — фотография двух русских мальчишек в военной форме, защищавших вместе с генералом Петровским нашу землю от оккупантов. Интересно, как сложилась их судьба?
Из оперативной сводки штаба 63-го корпуса за 6 августа 1941 года: «...самолеты противника в течение дня 6.8 появлялись 16 раз, группами по 3—4 самолета и одиночками»{74}.
Наступившее временное затишье не радовало командира корпуса. Противник явно что-то замышлял. Действия разведподразделений дивизий и корпуса за последнюю неделю не дали желаемых результатов: разведгруппы не только не смогли проникнуть в глубь обороны врага, но и понесли при этом большие потери. Так, например, разведгруппа, выделенная накануне от 61-й сд, «...вернулась безрезультатно, оставив в направлении вые. 143,3 потерявших 10 чел., убито 4 чел., ранено 11 чел. Среди пропавших без вести капитан Ларин и политрук»{75}.
Генерал-лейтенант Л.Г. Петровский принял решение провести несколько вылазок наподобие разведки боем, с тем чтобы уточнить на местности начертание переднего края обороны противника, состояние и укомплектованность противостоящих вражеских частей и подразделений. Командир 61-й сд получил задачу прощупать оборону противника в районе высоты с отм. 143,3 па участке 66-го сп. На усиление полку был придан 99-й отдельный разведывательный батальон дивизии. Их действия должны были поддерживать два артполка — дивизии и корпуса. Таким мероприятиям Леонид Григорьевич дал название — силовая разведка. Подготовкой и действиями частей в этот период лично руководил командир дивизии генерал-майор Н.А. Прищепа, однако результаты се оказались печальными. Сейчас уже невозможно восстановить всю картину происшедшего, а также причины, обусловившие это: или противник оказался на высоте положения, или командование дивизии и частей, принимавших участие в силовой разведке, недооценили врага и как следует не подготовились к этому мероприятию. Из оперативной сводки штаба 63-го стрелкового корпуса: «221-й сп с 3.00 6.8 начал бой за овладение вые. 143,3. В 4.00 первая рота и истребительная рота на сев. скаты 143,3. Противник открыл ружейно-пулеметный огонь из МАНЬКИ, кусты вые. 148,9 и сев. скаты вые. 143,3. Истребительная рота под огнем противника отошла назад. Противник силою до взвода перешел в контратаку с безымянной вые. 1 клм зап. ЗАПОЛЬЕ при поддержке пулеметного огня из того же района, группы в 10—15 человек выдвигались с направления вые. 143,3 и из рощи 0,5 клм южн. МАНЬКИ.
В помощь первой роте справа была брошена 4 и слева 5 — стрелковые роты, 4 рота с подходом опоздала, а 5 оторвалась влево.
Под сильным сосредоточенным артиллерийским и минометным огнем противника роты, неся большие потери, отступили. Противник окружил и захватил в плен 10 человек из 4 роты. К 10.00 6.8. роты отошли на ранее занимаемые позиции. Боем установлено, что вые, 143,3 занимается противником силою до роты с 3 станковыми и 5 ручными пулеметами.
Потери полка: ранены 90 человек, убитые подсчитываются, убиты 2 лошади и ранены 3. Потери в артполках: 3 человека раненых, в 99 орб 1 убит, 1 ранен»{76}.
Как и положено было в то время, в дни, когда позволяла боевая обстановка, наиболее отличившиеся накануне в боях бойцы и командиры принимались в партию. Это сейчас многие российские партии представляют собой определенные группировки людей, преследующих, в основном, личные корыстные цели и абсолютно не думающих о государственных интересах. Поэтому среди разного рода партийцев полно уголовного элемента, проходимцев и жуликов. А тогда в партию принимали самых лучших бойцов и командиров (служители Берии и пр. немногочисленная нечисть — не в счет), которые не только самоотверженно выполняли свой воинский долг, но и вселяли уверенность в других, более слабых духом воинов, порой просто еще не успевших привыкнуть к условиям боевой обстановки. Так, только в 61-й сд к 8 августу было подано 145 заявлений. В 154-й сд количество коммунистов в эти дни увеличилось на 81 человека, а в 167-й сд — на 46. В 318-м гаубичном артиллерийском полку большой мощности в ряды партии были приняты 10 лучших воинов{77}.
ГЛАВА 12
ПРОТИВНИК ПЕРЕХОДИТ В НАСТУПЛЕНИЕ
10 августа произошла смена командующего Центральным фронтом: вместо генерал-полковника Ф.И. Кузнецова им стал генерал-лейтенант М.Г. Ефремов. Однако нового командующего 21-й армией вместо генерала Ефремова Ставка пока не назначила. Его обязанности было приказано исполнять начальнику штаба армии генерал-майору Гордову Василию Николаевичу[29]. Этот факт как нельзя отрицательно сказался на ходе боевых действий 21-й армии и всего Центрального фронта уже через несколько дней.
В этот же день противник предпринял наступление на флангах 63-го корпуса. Особенно сильным оно было на участке обороны 110-го сп и отряда под командованием генерал-майора В.И. Неретина[30], оборонявшегося южнее его. Понеся очень большие потери, 110-й сп стал отходить к Днепру. Одновременно отряд генерала Неретина, также понесший большие потери, был вынужден отойти к населенному пункту Стрешин, заняв оборону на его западной окраине. Генерал Неретин запросил разрешение у Петровского на отвод подчиненных ему частей на противоположный берег Днепра, так как сдержать противника не представлялось возможным. В.И. Неретин рассматривал Днепр как естественную преграду, с помощью которой ему удастся остановить продвижение врага.
Генерал Петровский в телефонном разговоре с исполняющим обязанности командующего 21-й армии генералом В.Н. Гордовым сообщил о сложившейся обстановке в районе Отрешила и попросил его обратиться к командующему фронтом генералу Ефремову с просьбой об отводе отряда Неретина на восточный берег Днепра. Однако генерал-лейтенант М.Г. Ефремов в категорической форме запретил генерал-майору Гордову давать разрешение на отход, отметив, что «ставить вопрос о переходе на восточный берег совершенно излишне»{78}.
Чем было обусловлено подобное решение командующего Центральным фронтом генерала М.Г. Ефремова, сказать трудно, ведь он хорошо знал обстановку в полосе 63-го ск и должен был понимать сложившуюся ситуацию. Или генерал Ефремов недооценил всей сложности обстановки, сложившейся на участке обороны 110-го сп и отряда генерала Неретина, или он просто побоялся того, что его решение могло быть расценено Ставкой как не способствующее организации устойчивой обороны на этом участке. Скорее всего, последнее. Не надо забывать о том, что он всего лишь сутки назад вступил в должность командующего фронтом и начать свою работу с того, чтобы отводить войска назад, конечно же, было негоже.
Так или иначе, это был явный просчет командования фронтом, который не только не способствовал общему улучшению обстановки на этом участке, но и сыграл в последующем определенную негативную роль в окружении соединений 63-го стрелкового корпуса. Хотя, конечно, не факт, что, отойдя тогда на противоположный берег, крайне немногочисленный отряд генерала Неретина смог бы оказать в последующем противнику должное сопротивление и не дал бы ему возможности переправиться на правый берег Днепра. Силы были неравными. Противник на этом участке явно превосходил наши войска своей численностью, несмотря даже на то, что по приказу генерала Петровского командир 154-й сд генерал Фоканов отправил на усиление отряда Неретина 437-й сп. К тому же активно действовавшая авиация противника сводила на нет любые активные действия со стороны наших войск. Наша же авиация вследствие своей малочисленности никакой значимой роли почти не играла{79}.
