Александр Андогский - Афган, снова Афган…
После этих занятий ногти у нас на руках были стерты чуть ли не до основания. В перчатках-то не очень наработаешь! А солдатики ни отпуска, ни медальки так и не дождались…
После «рукопашки» и полевых занятий мы уже не мучились мышечными болями. Напротив, движения у всех стали резкие, энергичные. А если еще учесть, что на учения и на обычные занятия мы выходили с рюкзаками, куда кроме смены белья и сухого пайка «добрые» преподаватели загружали нам по четыре тяжеленных кирпича, чтобы все было как «взаправду», то, сняв такой рюкзачок, хотелось зацепиться за что-нибудь, чтобы от легкости не взлететь в воздух!
Аппетит был зверский, и в еде никто себе не отказывал. Тем не менее мы все здорово похудели, окрепли. Как было рекомендовано в самом начале занятий, мы регулярно покупали себе на рынке кульки с луком и чесноком и поглощали их в неимоверном количестве. Особенно хорошо шли они в комплекте с соленым салом, черным хлебом и традиционным русским бодряще-тонизирующим напитком под названием «водка». Конечно, дух после этого стоял такой, что хоть святых выноси.
Особо следует сказать о культурном проведении свободного времени. Таковое наступало со второй половины субботнего дня и продолжалось все воскресенье, вплоть до 9.00 понедельника, когда начинались занятия.
Некоторые на этот период уезжали в Москву. Причем в журнале «отлучек» с подкупающей прямотой древних римлян писали: «…с 16.00 субботы до 09.00 понедельника — посещение Библиотеки им. В.И. Ленина, г. Москва…»
Получалось просто, культурно и со вкусом. Действительно, почему бы пытливому, стремящемуся к постоянному самообразованию диверсанту и не посетить эту знаменитую не только на весь Советский Союз, но и на весь мир библиотеку? Кстати, во время такого вот полуторасуточного посещения «библиотеки» здорово пострадал парень из первой группы. Его псевдоним был Петров.
Дело в том, что именно в это воскресенье проводились какие-то очередные выборы и все мы должны были голосовать прямо на нашем объекте. Многие, наверное, помнят, как проходили тогда эти выборы. Давался один кандидат, за которого все единодушно и голосовали: раз назначили его, значит, так надо! Поэтому никто всерьез эти выборы не воспринимал. Гражданский народ валил в избирательные участки для того, чтобы отовариться («выбрасывали» так называемый дефицит). А военный люд начальство вынуждало отголосовать как можно раньше: считалось шиком доложить ни свет ни заря о том, что в выборах приняло участие 100 процентов личного состава. Кто скорее доложит — тот молодец. Поэтому в этот воскресный день в шесть утра у нас во всей общаге вдруг на полную громкость заорало радио. Транслировались бодрые военные марши. Нет, никто не заставлял идти кидать в урну бюллетени. Просто играла себе музыка — и все. А там как знаешь. Но перед этим предупредили: прежде чем идти в туалет, умыться, позавтракать, ты отдай свой голос — а потом уж делай что хочешь…
Едва продрав глаза (воскресенье ведь, отоспаться хочется), мы быстро оделись, выскочили из коттеджа, пробежали по тропинке меж сугробов до спортзала, где был оборудован избирательный участок, отметились, взяли бюллетени, черкнули в них «птицу» — и были свободны.
К тому времени Володька переселился в нашу с Сергеем комнату, и теперь нас было трое.
Вернувшись в общагу, мы с Володькой немного побрюзжали насчет идиотских ритуалов, а потом вдруг, как-то неожиданно достали припрятанную бутылку водки и жахнули по стакану. Серега тоже принял немного. Закусили лучком да чесночком с оставшимися после учений галетами из сухого пайка, а потом навеселе пошли уже завтракать в столовую. Как говорится, с утра принял по чуть-чуть — и весь день свободен…
А бедняга Петров в своей «библиотеке» совсем забыл про эти выборы и, естественно, не проголосовал. В общагу заявился уже ночью.
Наутро был жестокий скандал. Петров, в слезах и соплях, в ногах валялся, убеждая, что он не антисоветчик и не враг народа…
Ха! Да кто ж тебе поверит! А если и поверит, то никто вида не подаст! Конченый ты человек, Петров… Влип так, что теперь уж и деваться некуда.
Петров пробовал изворачиваться, говорил, что он проголосовал, но в другом месте. А ты открепительный талон брал? Нет…
А кто ж тебя без открепительного талона к выборам допустит? А? Товарищи, да он еще и лгун!
Короче говоря, парня отчислили с курсов. С указанием причин.
Да будет вам известно, что в те времена с такой «телегой » даже в тюрьму не приняли бы. Сломал себе Петров биографию полностью и окончательно.
Глава 6. Сейчас уже и не установить…
Сейчас уже и не установить, кто первый обозвал «Бычьим глазом» этот вполне обычный второразрядный ресторан под названием «Радуга». Но, несомненно, это был кто-то из куосовцев, причем с чувством юмора.
Действительно, почему именно «Бычий глаз»?
Мне кажется потому, что, во-первых, внутренний интерьер ресторана был оформлен в красно-багровых тонах (скатерти, портьеры и прочее). А во-вторых, после посещения сего заведения у иного диверсанта и рожа, и глазищи от спиртного и от недосыпа наутро были красные, как у разъяренного быка.
Располагался «Бычий глаз» в центре Балашихи неподалеку от нашего объекта: несколько остановок пригородного автобуса (в крайнем случае около сорока минут быстрой ходьбы пешком, а если бегом — еще меньше).
Иногда возвращаться из «Бычьего глаза» приходилось очень поздно. К тому времени на нашем объекте прапорщики уже запирали КПП. Стучаться в дверь и просить впустить на объект — себе дороже. Охранники напишут служебную записку, а утром тебе придется объясняться с Григорием Ивановичем, где ты был и что делал… Поэтому, дабы не отвлекать драгоценное время нашего начальника по пустякам, приходилось преодолевать двухметровый забор с колючей проволокой. Куосовцы, в каком бы «болезненном» состоянии они ни находились, неизменно делали это без травм и без каких-либо негативных последствий для своей гражданской одежды.
Я, например, делал так: подтягивался на руках и забирался на гребень забора, к которому были приварены согнутые под углом в сторону объекта стальные штыри с натянутой на них в четыре ряда колючей проволокой. Здесь следовало внимательно оглядеться, дабы убедиться, что поблизости нет подвижного парного патруля, который контролировал внутренний периметр объекта. Если вокруг все спокойно, балансируя руками, делал шаг левой ногой, ставя ее на середину штыря, затем шаг правой (толчковой) на самый край штыря, от которого отталкивался, и таким образом перепрыгивал через « колючку», приземляясь уже на своей территории (руки в стороны для равновесия и замедления падения, ноги сомкнуты в коленях, ступни вместе).
Однажды, возвращаясь домой таким вот образом, я напоролся на патруль. Дело было весной, уже распустились листья на деревьях. Проходивший по внутреннему периметру дополнительный патруль из абитуриентов (подготовительный курс, «салаги»!) случайно оказался как раз в том месте, где я собрался форсировать преграду. Они решили поймать нарушителя и затаились в кустах. Я уже был на гребне забора и тут вдруг услышал хрустнувшую под затаившимися в засаде абитуриентами ветку, а потом и тихий шепот… Наверное, в охотничьем азарте и в предвкушении поощрения за хорошую службу они там, в кустах, сучили ногами и шепотом прикидывали, как меня получше захомутать. Присмотревшись, я увидел, что сквозь кусты в лунном свете белеют их лица (щенки, они еще не знали, что в ночной засаде на лицо надо надевать маску или хотя бы прикрывать его чем-нибудь темным).
Так. Все понятно.
Они из своей засады отлично видели, что я в костюме, в белой рубашке, при галстуке, на плече у меня висит свернутый светлый плащ. Вполне естественно, они запросто могли предположить, что враг не полез бы через забор в такой одежде и что я — свой! И тем не менее они хотели меня поймать! Э-э-э, ребята! А это уже неэтично! За такие вещи надо наказывать! Я быстро, по возможности бесшумно соскочил вниз, пошарил по земле, нашел в траве несколько небольших камней, затем снова влез на гребень забора и сделал вдоль него несколько «завлекающих» шагов, демонстрируя, что вот-вот якобы спрыгну вниз.
«Охотники за головами» не выдержали напряжения момента и поперли ломиться сквозь кусты к забору. А я сверху обрушил на них град камней.
— Ай! Больно! Он чем-то кидается! — завопили пораженные моими снарядами патрульные и отступили в глубь территории.
А я снова спрыгнул на внешнюю сторону, в темпе промчался метров сто вдоль забора, снова взлетел на него, перешагнул через штырь с «колючкой» и тихо приземлился уже на своей территории.
Судя по доносившимся до меня звукам, абитуриенты все еще пребывали на том же самом месте, громко ругаясь и подсчитывая потери. Тогда я тихонько подкрался к ним поближе и запустил оставшийся у меня последний камень в самую чащу вплотную примыкающего к забору леса с расчетом, что он упадет в противоположной от меня стороне, чуть за их спинами. Расчет оказался верный: незадачливые патрульные тут же заорали:
