Владимир Беляев - Я обвиняю!
Это свидетельство полностью совпадает со всем тем, что нам рассказывали многие очевидцы о Яновском лагере смерти после освобождения города. Когда количество жертв, уничтоженных между двумя холмами, было слишком велико, кровь просачивалась из оврага наружу и текла ручейками по железнодорожному полотну. Чтобы это страшное зрелище не было видно пассажирам проезжающих мимо поездов, гитлеровцы соорудили особую запруду, не выпускающую кровь со дна оврага…
Обследовав территорию Яновского лагеря осенью 1944 года, мы записали в акте Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков в городе Львове следующее: «На территории Яновского лагеря и в его окрестностях комиссией обнаружены более чем в 60 местах закопанный пепел и перемолотые кости.
В одном из оврагов, названном «долина смерти», обнаружено несколько ям, из которых извлечено большое количество частей человеческих скелетов: рёбра, черепа, стопы ног и много длинных женских волос, а также предметов личного обихода — расчёски, ложки, очки и другие».
Возможно, часть останков принадлежала сыновьям солнечной Италии, уничтоженным в «долине смерти»…
Путь на «Пясковню»…
А вот свидетельство бывшего преподавателя математики Северьяна Ясеницкого: «…посещая в годы гитлеровской оккупации одного своего знакомого, проживающего в районе Лычаковской улицы (теперь улица Ленина), я довольно часто проходил по её начальному отрезку. И там нередко мне доводилось видеть страшную картину. Проезжает немецкая машина, в ней сидят люди, повёрнутые спиной к направлению движения, а над ними, держа на изготовку автоматы или ружья с примкнутыми штыками, стоят гитлеровцы. Когда же по городу разнеслась весть, передаваемая друг другу шёпотом, о том, что Италия вышла из военного союза с Германией, сидящими в таких грузовиках оказались итальянцы. Ошибка исключается: я хорошо знал и различал немецкие и итальянские военные мундиры. Стоило подождать некоторое время на улице, и можно было увидеть эти же машины, возвращающиеся в город с наваленными в их кузовы итальянскими мундирами. И прохожие говорили: «Расстреляли да ещё прусской экономии ради мундиры поснимали, а расстрелянных в могилы голыми побросали». Знакомые, которым я рассказывал о виденном, уже знали о расстрелах итальянцев и говорили мне, что на «Пясковню» итальянцев отводят целыми воинскими частями под конвоем, а тех из них, что кажутся гитлеровцам наиболее опасными, возят на грузовиках, наставив на них дула автоматов.
Львовяне говорили, что итальянские солдаты и офицеры заявили гитлеровскому командованию: мы, мол, итальянские подданные и не можем продолжать воевать, не имея на то приказа своего правительства. За это гитлеровцы и расстреливали их…»
Всё совпадает
Никак не могу предположить, что польская гражданка Софья Литвинова могла быть знакома с инженером Владиславом Солеком. Но посмотрите, как совпадают с его свидетельством её слова: «Я жила во Львове по улице Святой Кинги, 26, квартира 4, и мне ближе всего было ходить за покупками на площадь близ водочной фабрики Бачевского. Не помню, в каком это было месяце, в конце августа или в сентябре
1943 года, но зато запомнился мне тот ужасный день, когда гитлеровцы пригнали с Жовковской улицы через ярмарочную площадь на железнодорожные пути близ моста множество итальянских пленных. Это были не люди, а тени, едва двигавшиеся под ударами плёток из колючей проволоки и пинками прусских сапог. Мы бросали им еду. Порой она падала в грязь, но, несмотря на это, они подымали съестное из-под ног и жадно подносили его ко рту. На железнодорожных путях подле моста стояли вагоны. Итальянцев загоняли туда, как скотину, предназначенную на убой. Многих из них убили на месте. Живые были вывезены за пределы Львова и там убиты. Об этом мне известно от матери моего мужа, работавшей тогда на станции Львов-Подзамче. Её нет уже в живых, а она могла бы сообщить многое…»
Кровь на камнях
Игнаций Бидзинский, наш польский друг, написал: «…итальянских солдат я увидел впервые, когда их вели с железнодорожной станции по Казимировской улице (теперь Чапаева. Имеется в виду главная железнодорожная станция Львова. — В. Б.), а во второй раз — когда их вели по Замарстыновской, вероятно на предместье Голоско. Много позже, снимая показания газовых счётчиков на Лычаковской улице, я из окна третьего этажа одного из домов имел возможность видеть, как немецкие грузовые автомобили перевозили тела убитых итальянских солдат в направлении Лычаковской заставы. Стоя за занавеской, я на протяжении тридцати минут насчитал шесть автомашин с кузовами, прикрытыми брезентом. На одной из машин от ветра брезент завернулся и позволял видеть сверху тела убитых итальянцев в мундирах и ботинках. Хозяйка квартиры, в которой я был, рассказала мне, что ещё с утра гитлеровцы расстреливают итальянцев в тюрьме, что на углу улиц Льва Сапеги и Коперника, а потом вывозят тела убитых на «Пясковню» за Лычаковом. Как бы подтверждая её рассказ, из автомашин, в которых везли тела убитых, текла кровь, на мостовой оставались небольшие пятна крови. Я хотел удостовериться сам, откуда везут тела убитых, и сел в трамвай, идущий на улицу Сапеги, где находилась тюрьма. Нервы мои, и без того натянутые, не выдержали, когда трамвай остановился на улице Словацкого и бандиты СС и СД стали проверять документы пассажиров. Я выскочил с передней площадки, показав им аусвайс [15] Второго газового завода и картотеку клиентов, и меня пропустили. Мне сейчас стыдно, но тогда у меня не хватило смелости дойти пешком до тюрьмы… На другой день я закончил проверку счётчиков по Лычаковской улице и разговаривал о трагедии итальянцев с некоторыми жителями этой улицы. Они утверждали, что тела убитых жгут на «Пясковне»…»
Пишет Анна Ковальчик: «…началось это, должно быть, с какого-то обмана, так как я видела, что итальянцы шли по улицам Львова с гитарами, улыбающиеся, напевающие. Если бы они знали, что идут на смерть, то, конечно, не веселились бы: они явно были обмануты гитлеровскими палачами. Это преступление гитлеровцы совершили поодаль Лычакова, в небольшом лесу. Едва фашисты завели их в Лычаковский (Лисеницкий. — В. Б.) лес и там приказали копать рвы в балке посредине левой стороны леса, как одному из пленников удалось бежать. Я как сегодня помню, как итальянец вбежал нагим к моей тёте, которая жила в том самом лесу, в домике с верандой. Был этот итальянец ещё молодой, небритый. Тётя дала ему одежду и велела спрятаться на чердаке. Но гитлеровцы начали поиски, а у него не выдержали нервы, в какой-то момент он вышел из своего укрытия и бросился бежать. Тогда его убили. Тело итальянца фашисты забрали в лес. Потом они никого не пускали на территорию леса. Не подпускали и к дому моей тёти (тётю из дома выгнали), потому что соорудили на кухне большой котёл и что-то там в течение некоторого времени варили. Все говорили, что мыло, но наверняка утверждать нельзя. Затем они убрались оттуда, тогда мы и увидели этот котёл. А на месте, где был выкопан ров, фашисты посадили деревца. Очевидно, затем, чтобы замести следы, потому что там, как поговаривали тогда, были убиты не только итальянцы, — палачи хозяйничали там более двух месяцев. Умей я чертить, я начертила бы территорию, на которой орудовали тогда фашисты…»
Томаш Яворек рассказывает: «Однажды я ехал по Яновской улице за мукой на мельницу. Когда возвращался по той же Яновской, то встретил группу пленных, которых гитлеровцы под сильной охраной вели посредине улицы. Я заинтересовался, что это за пленные, потому что они были одеты довольно разношерстно, и вдруг услышал итальянскую речь. Меня удивило: откуда во Львове пленные итальянцы?.. Шёл за ними. С Яновской улицы они свернули на Браеровскую, затем прошли мимо университета к цитадели, куда и вошли. Тогда я возвратился домой, всё думая, откуда у немцев пленники из Италии и как бы о них разузнать подробнее. Во время первой мировой войны я был на итальянском фронте и там имел приятеля родом из Вены. И вот в эту войну пришли ко мне трое немцев. Спрашивали обо мне. Вышла моя дочка и узнала одного из них — «львовского фольксдейче»1. Он сказал, что привёл сына моего венского приятеля. Действительно, с ним оказался сын моего старого коллеги с итальянского фронта. Он мне представился и сообщил, что отец велел ему разыскать меня. Сам он был во Львове комиссаром уголовной полиции. Он помнил меня ещё с детства. Бывая у них дома в Вене, я всегда ему что-либо приносил. Он проникся таким доверием ко мне, что верил каждому моему слову и очень помогал мне в разных делах. Вот я и поинтересовался относительно этих пленных: что делают здесь итальянцы? И попросил сына приятеля узнать, в чём здесь дело. Примерно через неделю он пришёл к нам и рассказал о них. Это были итальянские солдаты, которые отказались повиноваться гитлеровцам. Какова будет их дальнейшая судьба, он обещал узнать. Я ждал. Через несколько дней он снова пришёл ко мне и по секрету сообщил, что итальянцев вывезли за Львов и там расстреляли…»
