Дэвид Лэнг - Древний Кавказ. От доисторических поселений Анатолии до христианских царств раннего Средневековья
Сравнение с богатыми погребениями в Центральном и Понтийском регионах Анатолии, в первую очередь в Алака-Хююке и Хороз-Тепе, дает ответы на некоторые вопросы, а также ставит новые. Майкоп демонстрирует смешение курганной и ближневосточной культур, представленных соответственно общим видом кургана и его содержимым. Также захоронения Алака-Хююка выдают влияние северных степей общим дизайном гробниц с деревянными крышами и наличием внутри шкур скота, с головами и рогами. Здесь, определенно, находилось кладбище местной династии правителей, которые, судя по всему, прибыв из степей или через Черное море, либо через раннюю закавказскую культурную зону, сумели навязать свое правление местному населению хаттов[167]. Предположение, что правители Алака-Хююка были иноземцами из соседней понтийской культурной провинции с центрами в административных районах Токат и Амасья, противоречит более поздней датировке, обычно даваемой материалам Хороз-Тепе в сравнении с материалами из Алаки[168]. Также нельзя забывать, что Понтийский регион, по сути, образует северное продление культурной провинции Центральной Анатолии периода II раннего бронзового века. Очевидное исчезновение каменной облицовки и деревянных крыш захоронений в Хороз-Тепе, которые, таким образом, утратили сходство с домами, присутствующее в погребениях Алака-Хююка и характерное для курганной культуры, тоже является признаком того, что Хороз-Тепе относится к более позднему периоду, чем Алака. Пасторализм степей иллюстрируется изображениями животных, в том числе лошади Пржевальского, и соответствующего ландшафта на серебряных вазах (Майкоп).
К несколько более позднему периоду, чем курган Майкопа, относятся два захоронения в станице Царской (Новосвободной), а также некоторые предметы, в том числе ваза майкопской формы, найденные в станице Старомышастовской. Гимбутас считал, что захоронения в Царской, содержимое которых сопоставимо с материалами из Майкопа (хотя типологически является немного более поздним), относятся к началу периода IV (2100 г. до н. э.) курганной культуры. Среди предметов из захоронений в Царской – топоры, кинжалы, наконечники копий и спиральные подвески. Есть признаки обширных контактов, даже, возможно, с гиссарской культурой (IIIC), что на северо-востоке Ирана[169]. Керамика периода курган IV показывает эволюцию форм, хотя основания посуды так и остались круглыми. Характерными украшениями являются «шнуровые» тиснения – треугольники и горизонтальные линии, а также «наколки» острым инструментом. Влияние периода курган IV на Закавказье видно в аналогичных украшениях керамики, как, например, в кургане VI Лчашена[170]. Керамический стиль, связанный с культурой курган IV, распространился чрезвычайно широко. Соответствующие артефакты находят в Скандинавии, на верхнем Рейне и в Греции. Параллели между каменными гробницами центральной части Европы (с «шаровидными амфорами») и захоронениями в станице Царской (с керамическими предметами) предполагают связь между Европой и Кавказом в это время. Необходимость в таких товарах, как олово или янтарь, могла стимулировать торговлю между регионами такими удаленными друг от друга.
Сравнение между Центральной Европой, включая север Германии, и Кавказом можно считать приемлемым или нет, но, возможно, именно в этом заключается объяснение появления примерно в это время дольменов в Абхазии и вдоль склонов западного края Кавказского хребта. Этот тип захоронений на первый взгляд не имеет параллелей, кроме разве что в Европе. Мегалитические конструкции из плит, установленных на ребро, были, за одним или двумя исключениями, совершенно чужды Ближнему Востоку[171]. Они представляли собой «интрузивный» элемент для Западного Кавказа. Погребальные камеры двух курганов в станице Царской, в 37 милях (60 км) к юго-востоку от Майкопа, предполагают влияние дольменов, начавших появляться на западе. Эти камеры, в отличие от деревянных конструкций майкопской погребальной ямы, построены из каменных ортостатов, с аналогичными плитами для крыш. В одном из этих захоронений щипцовая крыша, в другом – плоская[172]. Таким образом, первое из них имеет сходство с отделанными деревом погребальными камерами, построенными в виде дома. И оба захоронения напоминают дольмены, так же как и отверстия, одно – квадратное, другое – круглое, находящееся в центральной перегородке, разделяющей два помещения гробниц в станице Царской. И все же это скорее каменные гробницы с одним захоронением, чем дольмены. Для последних характерны были коллективные захоронения – в каждом 4–20 скелетов. Возможно, здесь имеется некоторое сходство с северной понтийской культурой.
В своем классическом труде о дольменах Тальгрен утверждает, что на Западном Кавказе их насчитывается около полутора тысяч[173]. Иными словами, они расположены довольно компактно. Отсутствие дольменов в степях могло стать результатом отсутствия подходящего камня. Личности и происхождение строителей дольменов не являются очевидными: они или прибыли по морю и расселились с побережья в глубь материка, или пришли по степям и оказались на побережье, построив первые дольмены вокруг Царской. Последнее объяснение представляется более вероятным.
И «дизайн», и содержимое дольменов Западного Кавказа могут использоваться как свидетельства для датировки. Одна теория заключается в том, что они, по сути, являются каменными могилами группы тех же людей, которые рыли «катакомбы» в Северном Причерноморье[174], и означают приспособление к горным условиям, где нет возможности вырыть в мягком грунте достаточно глубокую яму. Однако, если посчитать приемлемой дату 2000 г. до н. э. для появления этой ямной культуры, это должно означать более раннее происхождение дольменов, хотя они, безусловно, продолжали строиться и во 2-м тыс. до н. э. Погребальный инвентарь (топор, стамеска, бурав, лезвие ножа), найденный в дольмене станицы Абадзехской, судя по внешнему виду, датируется не позднее, чем курганы в Царской. Но многое зависит от того, из чего эти вещи изготовлены – из меди или, как указано в отчете, из бронзы. Медь свидетельствует в пользу более ранней даты. Материал из Эшери определенно относится к более позднему периоду[175].
Грузинские археологи, среди которых можно назвать Отара Джапаридзе, провели переоценку открытий, сделанных их великим предшественником Б. А. Куфтиным в районе Триалети, который тогда – перед началом Второй мировой войны – должен был быть затоплен при строительстве ГЭС. Хронологическая последовательность, предложенная автором, оказалась по большей части неприемлемой[176]. В то время советские археологи не до конца понимали степень преемственности старых куроаракских традиций в конце 3-го тыс. до н. э. и их адаптации к прогрессу, достигнутому в период, известный как ранний бронзовый век (2300–2000 гг. до н. э.), а в настоящей книге – период III ранней закавказской культуры. Сейчас представляется очевидным, что перемены, проявившиеся в «среднем бронзовом веке» Закавказья (примерно 2000–1300/1200 гг. до н. э.), уходят корнями в предыдущие столетия. К периоду III ранней закавказской культуры многие грузинские ученые приписали самую раннюю из трех групп, на которые разделены курганы Триалети, коих более сорока. Из них курган IV представляется самым ранним. Другие захоронения, включенные в первую группу, согласно классификации профессора Джапаридзе и других ученых, – это курганы XI, XIX, XXII, XXIV, XLVI. Для наконечников стрел использовался чаще обсидиан, чем медь, как в могильнике Тетри-Цкаро. Найденный там металл наводит на мысль, что отсутствие аналогичного материала в курганах Триалети этого периода может быть случайностью, а не признаком отсталости. Керамика из первой группы курганов Триалети представлена чашками и кувшинами с ручками; каждый из них имел выпуклую «талию», сужающееся основание и шевронный орнамент на чернолощеной поверхности.
Со следующей группой курганов Триалети, включая очень богатый курган XVII, долгая преемственность, существовавшая в 3-м тыс. до н. э., исчезает. Хотя население не изменилось радикально, появились новые элементы его жизни. По всему Закавказью и в бассейне Урмии начали работать иные силы, и лишь удаленные труднодоступные районы Восточной Анатолии сохранили консервативность. Изменилась структура поселений, исчезла стабильность, и стало еще труднее объединить известные сведения в некое связное правдоподобное целое. В горах больше никогда не будет так широко распространившейся и такой долговечной культуры.
Глава 4
Новые люди в старом свете – индоевропейцы и коренное население горных районов
Период с 2000 по 800 г. до н. э., который рассматривается в этой главе, далеко не однозначен – слишком много материальных культур возникло на Северном Кавказе, в Закавказье и бассейне Урмии. При этом значительная часть Восточной Анатолии до IX в. до н. э. оставалась во мраке неизвестности, за исключением региона вокруг Элязыга. Прежнее культурное единообразие 3-го тыс. до н. э. неуклонно распадалось. Но отдельные традиции выжили, чтобы смешаться и таким образом повлиять на последующие культуры. Упадок оседлой жизни, о котором упоминалось в предыдущей главе, начался на первом этапе периода III ранней закавказской культуры и продолжился во 2-м тыс. до н. э. Этот упадок оказался ярко выраженным в суровых горных местностях, таких как регионы вокруг Эрзурума и озера Ван. Там еще продолжала существовать ранняя закавказская культура, а за ней последовал долгий мрачный период, когда господствовал кочевой образ жизни. Люди покидали поселения на равнинах. Этот процесс наглядно иллюстрируется четкими перерывами между культурными слоями ранней закавказской культуры и железного века или классического периода[177]. Недавние открытия в районе Элязыга предполагают, что и там плотность населения в 3-м тыс. до н. э. сначала возросла до максимума, а потом уменьшилась[178]. Доводом против этого утверждения может служить то, что во многих поселениях, таких как Харидж (Артик), нет выраженного перерыва между культурными слоями конца 3–2-го тыс. до н. э.
