Элизабет Ланди - Тайная жизнь великих художников
С именем вроде Габриэль Чарльз Данте у вас мало шансов не стать человеком искусства. Имена для Данте Габриэля, как он позднее решил называть себя, выбирал его отец Габриэле, итальянский эмигрант, покинувший родину по политическим мотивам в 1820-е годы. Россетти-старший преподавал итальянский язык в лондонском Королевском колледже, но его истинной страстью было составление подробнейших комментариев к «Божественной комедии» Данте.
Россетти рано проявил способности к искусству и в возрасте тринадцати лет поступил в Королевскую академию. И почти сразу же взбунтовался: его не устраивала академическая программа обучения, которая требовала бесконечного копирования классических моделей и нудных упражнений в перспективе. (Итогом стало слабое знание основ ремесла — перспектива у Россетти всегда приблизительна, и он так и не разобрался в анатомии.) К 1848 году он был сыт по горло учебой в академии и принялся подыскивать частного преподавателя. Он написал письмо Форду Мэдоксу Брауну, начинающему художнику, который был лишь на семь лет старше самого Россетти. Критика Брауна почти не замечала, и, когда он получил письмо, восхвалявшее его до небес, он решил, что его жестоко разыгрывают. Прихватив увесистую трость, он отправился к Россетти с требованием объясниться: «Что вы имели в виду?» Данте Габриэлю удалось убедить Брауна, что он имел в виду только то, что сказал, и художники сделались друзьями на всю жизнь.
БРАТСТВО ПЕНИСАВ академии Россетти также подружился с двумя студентами, Уильямом Холманом Хантом и Джоном Эвереттом Мил- лесом. Однажды вечером троица необычайно возбудилась, рассматривая гравюры, сделанные по копиям фресок раннего итальянского Ренессанса. В порыве воодушевления они решили образовать художественное общество и назвали его Братством прерафаэлитов. Не то чтобы они не признавали Рафаэля — они лишь отвергали бездушное перелопачивание ренессансной тематики. Однако подражать средневековому искусству они тоже не собирались. Скорее, как выразился Хант, они «склонялись ко всему тому, что в старом искусстве было прямодушного, серьезного и прочувствованного сердцем, и отказывались от условного, самопародийного и рутинного». Они подчеркивали важность изображения прямиком с натуры и особой сосредоточенности на предмете — в результате каждая деталь на их картинах выписана с невероятной тщательностью.
Они пригласили еще четырех художников присоединиться к ним, доведя, таким образом, число участников до магической семерки. Свои картины они договорились подписывать РR.В, воображая, как заинтригованная публика тщится разгадать, что стоит за этими инициалами. Для усиления атмосферы таинственности они намеревались объяснять непосвященным, что Р.R.В означает please ring bell («Пожалуйста, звоните») или penis rather better («пенис куда лучше»),
Россетти, Миллес и Хант выставили первые прерафаэлитские полотна на академической выставке в 1849 году, но к их разочарованию никто не понял, что они затевают революцию в искусстве. Вожделенного внимания они удостоились на выставке 1850 года, но совсем не в той форме, о какой мечтали. Картины прерафаэлитов признали возмутительными, отвратительными, грубыми, нелепыми и уродливыми. Положение спас ведущий художественный критик того времени Джон Рёскин, опубликовав в «Таймс» хвалебную статью о Р.R.В, и чаша весов начала склоняться в пользу прерафаэлитов.
Россетти так и не оправился от унижения, пережитого на первых выставках, и в середине 1850-х решил более не выставлять свои работы на обозрение общественности. Он презрительно сравнивал торговлю искусством с проституцией, хотя уж кого-кого, а Россетти очень мало заботили предпочтения заказчиков. Пусть он и любил повторять, что «быть художником — все равно что быть шлюхой; та же зависимость от капризов и причуд клиентов», — изображал он всегда только то, что ему нравилось: красивых женщин.
ИЗ ЛЮБВИ К ЛИЗЗИК 1853 году Братство прерафаэлитов практически распалось, одни его члены выбыли, другие сменили стилистику, однако Россетти нашел новые родственные души — двух молодых художников, Уильяма Морриса и Эдварда Бёрн- Джоунса. Еще одну родственную душу он обрел в предмете своей страсти — изумительной красавице Элизабет (Лиззи) Сиддал. Лиззи была из лондонского простонародья, работала в галантерейной лавке, где ее и заприметил один из членов Братства. Вскоре она позировала исключительно Россетти и проводила все дни (и ночи) в его квартире.
ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ПОСЛЕ СМЕРТИ ЖЕНЫ, КОТОРУЮ ОН ПОХОРОНИЛ ВМЕСТЕ СО СТИХАМИ, НАПИСАННЫМИ В ЕЕ ЧЕСТЬ, ГАБРИЭЛЬ РОССЕТТИ ЭКСГУМИРОВАЛ ТРУП — А ТАКЖЕ ОПУТАННЫЕ ВОЛОСАМИ ПОКОЙНОЙ СТИХИ, ЧТОБЫ ОПУБЛИКОВАТЬ ИХ В СВОЕМ ПЕРВОМ СБОРНИКЕ.
Когда они познакомились, Лиззи уже была больна туберкулезом и постоянно недомогала. Она намекала, что неплохо бы им пожениться, но Россетти, ненавидевший всяческие узы, вечно придумывал отговорки или отсрочки, особенно когда его блуждающий взгляд останавливался на другой красотке. Так продолжалось почти десять лет, но после особенно сурового приступа туберкулеза, который едва не свел Лиззи в могилу, они поженились 23 мая 1860 года. За бракосочетанием последовал период необычайной творческой продуктивности; правда, на сей раз Россетти сконцентрировался в основном на поэзии. Увы, Сиддал такого счастья не привалило. В мае 1861 года она родила мертвого ребенка, и ее здоровье окончательно пришло в упадок. Она начала принимать в больших количествах лауданум, спиртовую настойку опиума, и умерла от передозировки 11 февраля 1863 года. Смерть признали несчастным случаем, но поползли слухи, что Лиззи наложила на себя руки, оставив предсмертную записку: «Моя жизнь так страшна, что я хочу покончить с нею».
Терзаемый чувством вины, Россетти упрекал себя в том, что проводил слишком много времени за работой. Все свои стихи он похоронил вместе с Лиззи, положив рукописи ей в гроб.
КСТАТИ, НАСЧЕТ ТЕХ СТИХОВ…Ох, уж эти красивые жесты. Когда скорбь Россетти поутихла, он начал сожалеть о своем поступке и в 1870 году добился разрешения выкопать гроб Лиззи. Стихи, с которых пришлось стряхивать волосы трупа, были опубликованы в том же году в его первом сборнике «Дом жизни», с энтузиазмом встреченном публикой, — теплый прием был во многом срежиссирован самим Россетти, который уговорил дружественных критиков написать анонимные рецензии.
Кроме того, Россетти снова влюбился. Его новой привязанностью стала Джейн Моррис — госпожа Джейн Моррис, жена его друга Уильяма Морриса, поэта, архитектора и декоратора. Моррис молча потворствовал их связи. Летом 1871 года он перевез жену и двоих маленьких детей в деревенский дом, а сам отбыл в Исландию; шесть дней спустя к Джейн приехал Россетти.
Влюбленная пара блаженствовала, их мечты сбылись. Между долгими прогулками на природе и — надо полагать — долгими объятиями в постели Джейн позировала Россетти. Более всего она запомнилась в позе юной богини Прозерпины, похищенной Плутоном, богом мертвых, и принужденной проводить шесть месяцев в году в его подземном царстве, потому что съела полдюжины зерен граната. Россетти изобразил богиню в колышущемся синем одеянии с роковым плодом в руке. Прозерпина — квинтэссенция красоты в понимании прерафаэлитов: длинные ниспадающие волосы, печальные глаза и пухлые губы. Для Россетти миф символизировал страдания женщины (Джейн), прикованной к нелюбимому мужу (Уильяму).
УБИЙСТВЕННЫЙ РЕЦЕПТКогда летняя идиллия закончилась, Россетти вернулся в Лондон в состоянии глубокой депрессии. Он давно страдал бессонницей, и теперь она навалилась на него со страшной силой. Россетти прибег к своему любимому снотворному, хлорал-гидрату, глотая это средство в ударных дозах по нескольку раз в день. А поскольку успокоительное вызывало у него тошноту, он запивал его виски. Россетти понятия не имел, насколько опасно это сочетание, создавая прерафаэлитский фирменный коктейль из наркотика и алкоголя, который не только усыпляет, но и провоцирует психоз.
Вскоре разразился литературный скандал года: Россетти публично раскритиковали в статье «Плотская школа поэзии: г-н Д.Г. Россетти». Под статьей стояла подпись «Томас Мейтланд», псевдоним Роберта Бьюкенена, неудачливого поэта. Бьюкенен критиковал Россетти за эротизм и чувственность, называя его стихи «отвратительными». Россетти отреагировал самым мрачным образом: теперь он был убежден, что все вокруг, включая прохожих на улице и птиц на деревьях, сговорились уничтожить его. В июне 1872 года он предпринял попытку самоубийства, выпив целую бутылку настойки опиума.
Хотя Россетти выжил, он так и не избавился от мании преследования и постепенно превратился в затворника. Он по-прежнему писал картины, создал две версии «Прозерпины», но хлорал-гидрат убивал его. С 1881 года он страдал галлюцинациями и приступами паралича. Его перевезли на морской курорт Берчингтон-он-Си и оставили на попечение сиделки. Там он и умер 9 апреля 1882 года. Его смерть возбудила огромный интерес к его творчеству, и в последующие годы состоялись две крупные мемориальные выставки, на которых публика впервые с 1850-х годов увидела его живописные работы.
