Марина Анашкевич - О, Брат
И взглянул на небо из–под бровей и увидел: солнце завертелось печатью огненной, и вскрикнул, ибо вот, коснулось лба его.
И зарычал барс приближающийся, и повернул в сторону, и скрылся.
И потрогал рукой лоб пылающий, и взмолился: о, оставь меня! И тотчас память прислала слова Авеля, череду овнов белых: «Будь с ним по зову сердца его…»
И усмехнулся:
— Сердце мое на дне ущелья, и не достать его.
И спустился ниже, и силы таяли вместе с шагами его. И увидел ягоды, и хотел взять их, но не мог вспомнить, пригодны ли они в пищу. И не мог узнать запах, что принес ему ветер, не служил ему больше поглощающий дали. И не узнавал того, что окружало его, ибо местность была другая. Вот, птица сидит в гнезде, и глаза у нее желтые с узким черным разрезом, но не знает имени ее. И при виде Каина оставила птица гнездо и птенцов своих. И взял всех с остатками скорлупы их пятнистой, и хруст на зубах ощущал без вкуса.
И услышал шум вод быстрых, и вышел к реке. Вот, несла воды свои, посылая их к деревам, в долину; и олень шел бесшумно среди камней. И поворотил назад, не напившись, ибо Каин встал на пути к водопою.
И сказал Каин, огорчившись: вот, не так, как прежде, ступаю, и виден и слышен издалека.
И склонился к воде и отпрянул: лик чужой смотрел из глубин. И ударив рукой, взволновал воду, но глядящий на дне возникал снова: «Вот, бегут тебя, и не станут преследовать, ибо преследователь твой близко…»
И ответил Каин сидящему в реке:
— В воде, помутившейся от многого ила, никто не может узнать лица своего. Вот, и лице земли обновилось, и не узнаю его.
И оставался у реки долго, и день окружал его со всех сторон. Вот, змея вышла греться на солнце, и лягушки наполнили воздух песней, умолкая и заводя ее снова, и песнь их была о дожде, исцелившем землю. И воздух был влажен, и капли росы полны солнца, и долина стала зеленой, ибо земля сменила одежды свои. И птицы небесные издавали голос свой из среды ветвей, и песнь их была о небе, пославшем дождь. И горы сверкали под шатром небесным, и на холмах далеких паслись тучные облака.
И сказал Каин:
— О, какой день! День тьмы и мрака…
Вот, есть у меня глаза, и не видят, и есть уши, и не слышат. И есть руки, но не могут взять, и ноги мои со мной, и не идут. Крепко стоял я на земле, и взгляд мой и помыслы были к ней, и вот, колеблется место подо мною, и вырван, как дерево с корнем! Стал, как стена наклонившаяся и ограда пошатнувшаяся!
И склонился к земле, напоенной водою, и увидел: другая она. И взял ее в руку, и рассыпалась. Вот, не стало силы в ней, и не тянула к себе, как прежде.
И сказал:
— Это ли земля моя, текущая молоком и медом?! Вот, изменила мне и не влечет к себе, но отталкивает. И молчание ее громче слов: не приму в себя семя твое, пусть скалы рождают тебе, ибо зовусь теперь поедающей человеков, и мертвечина в чреве моем. Не земледелец ты, но кочевник теперь — из утробы теплой, материнской приидешь в мою, холодную…
И ворвался в хор птичий вопль человеческий:
— О, брат! Что ты сделал со мной?! Сердце мое стонет, как свирель… Это плачевная песнь, и останется для плача: мир, освещаемый днем, облекся в мрак для меня!!!
И не перестал щебет. И лягушки пели с птицами вместе, и стенанья вливались в радость их:
— Все, все отнято у меня, и сколько бы ни пришло дождей, не настанет для меня время жатвы, время обивания маслин и обирания винограда! Источник силы земной закрыт для меня, плоть моя не желает служить мне. Вот, камня не могу поднять, и как смогу пойти за плугом, и слышу земли голос, и говорит мне: «Сам из себя добывай!» Разве скажу земле изменившей: вот, посеял брата в тебя, и верни мне хлебом! Как женщина, будет смеяться надо мной: невозмужавшего отдал в объятья мои и ждешь плода… Где же сила твоя? твердость плуга твоего?..
И пошел Каин от лица небес. И шел он, и мысль была с ним неотступно:
«Путем называется жизнь… Вот, встретились мне изгибающие его: пропасти, камни, пни… Воды глубокие, болота, пески… Деревья, гниющие в чаще… Обрывы и ямы, звери, гады, тернии… Люди…»
12
И пришел в землю Нод, и взойдя на скалу, обозрел ее всю. И лежала пред ним, как жена, не рождавшая мужу: и не входит к ней, и забыла ласки его, и рада всякому, кто ложится с ней.
И уселся во мхах ее, и сказал:
— Эта земля примет меня, ибо имя ей — дом изгнанных, и отверженный свой для нее. И найду здесь место покоя для ног своих.
И сказал лежащей перед ним: лоно твое — камень плоский, и не порастет оно ворохом пшеницы, и живот твой не будет округлой чашей с вином опьяняющим, и груди твои — камни торчащие и не заколышутся кистями виноградными, когда коснусь их… И не жалко тебе камней твоих для скитальца, и не скажут: живые мы, и волнуют нас ласки твои…
И услышал: «Возьми камни мои, пришелец. Возлюби камни мои, и сокроют тебя от ветров налетающих, от зверя, во тьме приходящего, и поломает о них когти и зубы, и шкурой его покроешь ложе, ибо забирает тепло камень и не возвращает назад. И солнце мест этих слабое, и хладные ночи длиннее дня…
И спросил себя Каин:
— Речи земли слышу или голос разума моего? Вот, указует мне место спасения — в саду каменном, между землей и небом. Разве скажу теперь: земледелец я и дела мои на земле? Истреблена во мне опора хлебная, и лишь на каменную уповаю теперь, и должен возделывать камни, и как деревья, растить их вверх. О, если б мог укрепить ослабевшие руки, утвердить колена дрожащие, ибо камни потребуют силы моей, и своей не поделятся!
И увидел следы зверя, хранимые мхом, и вспугнул тишину возгласом:
— Вот кто восполнит силы мои плотью своей! Вот, прошел здесь недавно, и надо спешить… Но на стопах моих нет места живого, и как станут преследовать? И некому омыть их и залечить раны их…
Когда же сказал это, вспомнил Еву, руки ее, подносящие воду… И смыла вода землю приставшую, и обнажились на коже знаки пути — вот, начертали их терны и камни, и не узнал ног своих, ибо стопы были меньше ладони его… И узнал ноги брата своего, Авеля…
То память воскресила его, и стоял рядом, и овцы его были тут, и звал их по имени, и та, которую звал, отделялась от стада, и бежала к Авелю. И вывел стадо из загона, и поил из корыт возле колодца, и шел перед овцами со свирелью. И осела пыль дня — цвета белого солнца, и вечерняя поднялась — цвета зарева красного, и текло в загон вино пенное — руно за руном под посохом считающего…
И не досчитался одной, и пришел к Адаму, и сказал Адам сыну своему, Авелю: «Иди, и ищи, пока не найдешь. Без овцы же не возвращайся».
И ушел исполнять волю отца, и ночь прошла, и день преклонился. И не было Авеля десять дней. И не ел Адам в печали своей, и утратили блеск глаза Евы, лишь укор жил в них при взгляде на мужа. Каин же хранил чувства в себе, и не ведали их ни Адам, ни Ева…
И на исходе десятого дня точка возникла на холме дальнем, и росла, и приблизившись, стала Авелем. Вот, несет заблудшую на руках, и кладет ее у ног Адамовых, и сам падает возле овцы, и не могут добудиться его. И видят стопы его: не пощадил путь белизны их, и камни острые — нежности их, но не ведает страданий во сне, как всегда, улыбка на губах его. И ждал Каин, когда проснется, чтобы услышать жалобы его: «Я голоден и утомлен, и терпел жажду в пустыне». Но очнувшись, сказал: «Здравствуй, брат мой…»
И вскочил Каин на ноги и велел замолчать ссадинам их: разве слабее слабого я?!
И пошел по следам, ведущим за деревья, и голод в нем боролся со страхом; и велик был первый, и второй не мал, и одолел первый второго. И преследовал зверя, и превзошел того в жажде плоти чужой, и сказал бездыханному: страшнее клыков твоих ярость глодания внутреннего… И тогда разжал руки свои, и ладони его пахли духом звериным. Когда же утолил ярость чрева плотью дымящейся, кровь растеклась приятно по всему телу. И почувствовав силу, вернулся к камням ждущим. И сказал, приступив к первому:
— Бегство мое наполнилось смыслом: здесь воздвигну град вместо сада. И укреплю его с четырех сторон от ветров гуляющих, и не залетят. И не поколеблется от ветра, ибо приходит и уходит, а камни остаются! И сделаю внутри града крепость, и будет город внутри города, как дитя в материнской утробе, и буду защищен там от гнева небес. Разве камни из стен возопиют? Или перекладины из дерева будут отвечать?
И вздрогнул Каин, ибо коснулся лица взмах крыла. Вот, голубь белый делал над ним круг. Каин же решил, что хочет клевать его, и взяв камень, бросил. И упал голубь, и приблизился к нему, и не поверил глазам, и не знал, свет ли шутит или тьма играет: то не голубь, а вран черный бил крылом, и хотел взлететь и не мог.
И сказал Каин ворону:
— Привлекла тебя жертва моя, жадность твоя погубила тебя! Хорошо помню тебя, всю породу твою, как слетались вы к жертвеннику подкормиться, и ждали с нами: примет или отвергнет? И когда отвергал, посыпали головы пеплом, и было для вас знаком пира!
