Б Травен - Сокровища Сьерра-Мадре. «Шкода» ZM 00-28
— Что вы вообще-то собираетесь делать, Куртин? — спросил Доббс по некоторому размышлению. — Стоять тут да ждать, не перепадет ли тебе случайно что-нибудь, тоска смертная. Ждать, ждать, и конца этому нет. А денежки-то уплывают и в один прекрасный день кончатся вовсе. И тогда начинай снова дуть в старую дуду, знай выклянчивай деньги у тех, кто на день или на ночь вернется сюда с нефтяных полей. Нет, серьезно, я подумываю, как бы на сей раз не опростоволоситься. Сейчас, когда есть еще деньжата, самое время взяться за ум. Когда их не будет, станешь как пришибленный — и ни с места.
— Этот же вопрос мучает и меня, и ни в первый, а в третий уже раз, — ответил Куртин. — Но никакой идеи у меня нет. Разве что отправиться копать золотишко, другого выхода я не вижу.
— Вы всерьез так считаете? — перебил его Доббс. — А ведь вы вроде мои мысли отгадали! Риска в этом не больше, чем ждать удачу на нефтяных полях. Вряд ли есть другая страна, где столько золота и столько серебра лежат себе и ждут, что их откопают!
— Давайте-ка пройдемте вон туда, посидим на скамейке, — предложил Куртин. — Я вам вот что хотел сказать: я сюда подался не из-за нефти, а из-за золота, — начал он, когда они сели. — Решил поработать немного на нефтяных полях, подзаработать деньгу, чтобы отправиться на охоту за золотом. Станет это не в ломаный грош. И на проезд надо, и за лопаты выложи, и за кирки, и за сковороду, и за другой инструмент. И потом на жизнь надо, от четырех месяцев до восьми, пока что-нибудь заработаешь. А может быть и так, что подсчитаешь — прослезишься: все в минусе, и деньги, и труд, потому что ничего не нашел.
Доббс ждал, что Куртин скажет еще, но тот умолк, будто говорить больше не о чем.
— Риск не так и велик, — начал, в свою очередь, Доббс. — Шляться здесь и ждать работу — риск не меньший. Кому повезет, заработает в месяц долларов триста, а то еще больше, и так шесть, десять, восемнадцать месяцев подряд. А нет счастья, не подвернется работа, останешься без гроша. Золото, оно тоже кучами не валяется, и здоровенными кусками тоже, так что только давай поддевай лопатой и вали в мешок. Это и мне известно. Но если не золото, подвернется, может быть, серебро, а не серебро, так, может, медь или свинец или камни какие хорошие. И если сам из-под земли взять это не сможешь, везде найдется компания, которая у тебя этот участок откупит, а тебе даст порядочный пай. По-моему, тут есть над чем хорошенько подумать.
И они перевели разговор на другую тему. В этих местах болтовню о золоте никто чересчур всерьез не воспринимает. Каждый словечко вставит, у каждого есть свой план, но из десяти тысяч людей только один отправится в путь, потому что не так это просто, как собраться поохотиться за кроликами. Нет здесь ни одного мужчины, который хоть единожды мысленно не отправился за золотом. Сотни и сотни рудников, где добывают разные металлы, были застолблены и вырыты людьми, которые искали золото, а взяли, что подвернулось. Некоторые рудники, где ни золота, ни серебра не оказалось, принесли своим хозяевам барыши куда большие, чем многие золотые россыпи.
Ни у кого из нас мысли не рождаются только для того, чтобы в одной голове и остаться, ни одна оригинальная идея не рождалась для того, чтобы остаться невысказанной. Любая новая идея — продукт кристаллизации тысячи разных идей, появившихся у людей. Вдруг один из них находит нужное слово или подходящее выражение для новой идеи. И как только слово отыскивается, сотни людей припоминают, что подобная мысль им уже давно приходила в голову. Когда человек разрабатывает план, когда мысль его созрела и он готов что-то предпринять, можно не сомневаться, что у многих людей из его окружения те же планы — или похожие.
Нечто в этом роде произошло и тут.
Куртин решил еще на ночь остаться в «Кливленде» и только на другой день перебраться в «Осо-негро». Когда Доббс вернулся туда, он застал в ночлежке еще трех американцев. Остальные постели были в эту ночь не заняты. Один из вновь прибывших был человеком пожилым, с начавшими седеть волосами.
Когда Доббс появился в комнате, все трое умолкли. Но некоторое время спустя разговорились вновь. Старик лежал на кровати, один из молодых лежал поверх одеяла, не раздеваясь, а третий сидел на своей. Доббс начал раздеваться.
Сначала он не понимал, о чем они ведут речь. А потом вдруг сообразил: старик рассказывает о том, как в молодости искал золото. Оба парня приехали сюда, чтобы найти золото; в Штатах они наслышались разных небылиц о том, что в Мексике золото валяется под ногами.
— Золото — вещь проклятая, — говорил старик Говард. — Оно корежит характер. Сколько бы у тебя его ни было, сколько бы ты его ни нашел, пусть даже столько, что и унести не в силах, всегда думаешь, как бы собрать еще побольше. И ради того, чтобы прибавить, перестаешь различать, где ты прав, а где нет. Собираешься в путь и говоришь себе, что тридцати тысячи долларов с тебя хватит. Если ничего подходящего не находишь, снизишь потолок до двадцати, потом до десяти, заявляешь даже, что тебя вполне и пять тысяч устроили бы, лишь бы заполучить их, хоть и тяжелым трудом. Зато если найдешь, то никакие тридцать тысяч, которые ты себе за предел положил, тебя не устроят, и ты все завышаешь и завышаешь ставку: сперва до пятидесяти, потом до ста и двухсот тысяч. А там и начинаются неприятности. Тебя начинает мотать туда-сюда, пока всю душу не вытрясет.
— Со мной такого не случится, — сказал один из парней. — Со мной — нет, готов поклясться. Десять тысяч и точка. И точка, даже если этого добра там останется на полмиллиона. Десять тысяч — ровно столько, сколько мне нужно.
— Кто сам не бывал в деле, — по привычке рассудительно продолжал Говард, — тот не поверит. От игорного стола отойти легко, а вот поди отойди от кучи золота. Никто не отойдет! Я копал на Аляске и находил его, я копал в Британской Колумбии, в Австралии, в Монтане, в Колорадо. И, бывало, сколачивал деньжищу. Ну да, а теперь сижу с вами в «Осо-негро» на нуле. Последние пятьдесят тысяч просадил на нефть. И теперь вынужден клянчить у старых приятелей, прямо на улице. Может, придется собрать свои старые кости и еще раз отправиться за золотишком. Только нет у меня капитала, чтобы развернуться. Вообще оно всегда так: лучше всего идти в одиночку. Но тогда ты должен уметь справляться с одиночеством. Пойдешь вдвоем или втроем, всегда кого-то смерть подкараулит. Соберется нас с дюжину, на каждого мало выпадет, а насчет смертей и ссор — только держись. Пока в мешках пусто, все мы братья-молодцы. А когда мешочки начнут наполняться, молодцы в подлецов превращаются.
И старик принялся рассказывать' разные истории о золотоискателях, которые случайными гостями «Осо-негро» и ей подобных ночлежек выслушиваются с куда более острым вожделением, нежели самые бесстыдные любовные похождения.
Когда один из старых золотоискателей начинал рассказывать, он мог продолжать всю ночь, и никто не уснет или крикнет: «Тише вы там!» Такое требование умолкнуть оказалось бы тщетным в любом случае, шла ли речь об историях золотоискателей, о воровских или любовных похождениях. Требовать тишины всякому позволено. Но если он повторял это чересчур часто или, чего доброго, чересчур настойчиво, рисковал получить на орехи, потому что у рассказчика здесь по крайней мере ничуть не меньше прав, чем у того, кому хотелось спать. Любой человек вправе выговариваться ночи напролет, если у него такая потребность. А если другому это не по душе, он имеет право подыскать себе местечко поспокойнее. Если кто не умеет спать под грохот канонады, под шум вагонных колес, под шипенье автомобильных шин, в хаосе и суматохе, под топот и шарканье ног людей приходящих и уходящих, смеющихся, поющих, болтающих, ругающихся — кто не уснет без задних ног в этих условиях, пусть не путешествует, путь не поселяется в гостиницах, а тем более в ночлежках.
— Слышали вы историю о шахте «Зеленая вода» в Нью-Мехико? — спросил Говард. — Наверняка нет. Зато я знаком с Гарри Тилтоном, а он был там, и от него-то я ее и знаю. Отправилась, значит, компания человек в пятнадцать счастье искать. Шли они не наобум. Давным-давно ходили слухи, что где-то в долине есть богатейший золотой рудник, который в старину открыли мексиканцы. Они там добывали золото, а потом на их место явились испанцы — после того, конечно, как подвергли их страшным пыткам: вырвали языки, мозжили черепа, ну и вообще по-всякому проявляли свою христианскую любовь к ближнему, пока в конце концов бедолаги не выдали им местонахождение шахты.
Совсем неподалеку от шахты в окантовке из гранитных глыб плескалось крохотное озеро. Вода в нем была зеленой, как смарагд. Поэтому шахту и прозвали «Зеленая вода» — Ла мина дель аква верде. Богатейшая шахта! Золото в ней залегало толстенными жилами. Бери, не намучаешься!
Однако мексиканцы прокляли шахту, так по крайней мере утверждали испанцы, потому что с той поры все, имевшие отношение к шахте, отдали богу душу. Кого ядовитая змея укусила, кто от лихорадки умер, а кто от ужаснейших кожных заболеваний или болезней, причины которых никто установить был не в силах. А в один прекрасный день шахта исчезла. И не осталось ни одного человека, указавшего бы, где она находилась.
