Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)
Видимо, потому, что мы двадцать дней не видели ничего, кроме камышей Бассага, поселок из нескольких улиц показался мне настоящим городом. Часа два проторчал я в глинобитном домике почты, пока меня соединили с конторой.
— Председателя нет, — сказал счетовод. — А что там у вас?
Я объяснил, что серьезно заболела девушка.
— Касым уже выехал на рассвете. Вчера получил для вас продукты. Так что подвода будет, ждите.
Когда я вернулся в Бассага, там уже не было ни Тулпар, ни Касыма с его арбой. Мне рассказали, что старику удалось только попить чайку и Халлыва тотчас спровадила его обратно.
Событие это, так и не понятое мной до конца, переполошило, взбудоражило всех. Я уже не решался допытываться у женщин, что случилось с Тулпар, знал только: что-то страшное.
Я трудился теперь в паре с Аксолюк. Она была намного сильнее Тулпар и работала не разгибаясь, но, странное дело, я часто простаивал. Аксолюк была какая-то рассеянная, хваталась то за лопату, то за кирку, но все как-то не получалось. Дела у нее шли намного хуже, чем раньше.
— Слушай, Аксолюк, — не выдержал я наконец. — С Тулпар мне разогнуться не удавалось, а с тобой все все время стою!
Я думал, мои слова подстегнут девушку, заденут за живое. Но вместо того чтоб работать лучше, Аксолюк совсем перестала копать, и, опершись на лопату, надолго устроилась отдыхать.
Я молча ждал. Аксолюк заговорила первой:
— Тулпар у нас ударница, вот и доударничалась! Хочешь, чтоб и со мной так? Не выйдет! Не нравится, сам сюда полезай! А я на твое место.
— Говорить-то ты здорова! Да и в еде первая! А вот отработать съеденное!
Я тут же пожалел о своих словах. Аксолюк не засмеялась, как делала обычно, когда ее попрекали обжорством. Она только посмотрела на меня долгим взглядом, и я понял, что девушка сейчас расплачется.
После обеденного перерыва я поставил Аксолюк с Халлывой, а сам стал работать с Маман.
Работа понемножку наладилась, восстановился ритм. О Тулпар больше не говорили, но, когда Халлыва или Маман, опершись подбородком на лопату, задумчиво устремляли куда-то взгляд, мне казалось, что они думают о Тулпар.
"Да скажите же наконец, что с ней!" — хотелось мне крикнуть в такую минуту, но я вспоминал: "Не все тебе нужно знать" — и лишь скрежетал зубами.
Смотришь, как работают Халлыва или Маман, и думается: не так уж им тяжело… Раздолбят киркой землю, сгребут в одно место, потом начинают кидать наверх…
Вроде бы работают не спеша, но не только Аксолюк, даже я не успевал иной раз выбросить на берег землю, что накидала мне Маман. Вот сколола с небольшого клочка земли мерзлый слой, рукавом отерла со лба пот. Поправила широкий домотканый кушак и, отойдя немного, нажала ногой на лопату. На выступ, где я стоял, один за другим стали падать ровные, как кирпичи, куски глины. Я вдруг почувствовал, как нестерпимо ноет спина. У меня не было такого кушака — подвязаться, может, с ним легче…
За ужином мне пришло в голову, что, если так проработать еще неделю, мы, пожалуй, закончим свой участок. Я хотел уже сказать об этом женщинам, но послышался топот копыт по мерзлой земле, и к нашей хижине подъехали двое. Женщины перестали есть, насторожились. Гыравлы-ага кашлянул и поднялся с места. Вошел техник, за ним — незнакомый мужчина. Я думал, техник тут же уйдет, но он вдруг сказал:
— Что вам проку мучить их своими расспросами? Председателя надо к ответу! Прислал на хошарные работы женщин, да еще зимой!.. Это преступление!
— У меня нет оснований для подобного вывода! — Незнакомец сурово взглянул на техника.
— Нет? — Техник вплотную подошел к нему. — Нет оснований? Не знаю, как насчет уголовного кодекса — тут уж вам лучше знать, — но есть еще кодекс совести. Да, да! Совесть пока еще никто не отменял! А этот их председатель, — бессовестный, безжалостный человек, — прикрываясь трудностями военного времени, вытворяет все, что захочет!.. Погнал молодых женщин на непосильную для них работу! Он виноват в том, что случилось с девушкой! Он должен нести ответственность! Перед ней, перед ее родителями, перед будущим ее мужем! И он ответит! Да, да! Вы, может, и побоитесь его тронуть, но вернутся с фронта те, кого ждут эти женщины, потребуют отчета за все! Мужчины у него перевелись!.. В конце концов, мог послать тех, кто отсиживается в конторах, ходит в бригадирах, кладовщиках, заведующих фермами!.. Думаете, эти женщины не справились бы с их работой? Да любая из них председателя заменит, не то что бригадира! Прислать бы самого на месяцок, быстро бы разобрался, что к чему!..
Незнакомец слушал терпеливо, не прерывал. Когда техник кончил и, махнув рукой, повернулся, чтобы пяти, он сухо заметил:
— Если я вас правильно понял, вы хотите сказать, что этих несчастных женщин принудительно заставили работать на хошаре?
Заржал конь, на котором приехал гость. Сразу за ним — другой. Я вскочил — серого председателева иноходца я узнаю сразу.
— Председатель!
— Я не знаю, принудили их пли они согласились, — сказал техник, не придавая никакого значения тому, что приехал человек, которого он ругает. — Если бы у него была совесть, несчастья не произошло бы! Она особенно необходима тому, кто распоряжается людскими судьбами. Вам, например!..
За дверью послышалось предостерегающее покашливание, и появился председатель, суровый, мрачный, с плетью в руке. Женщины встревоженно засуетились.
Председатель обвел всех спокойным взглядом.
— А, товарищ следователь уже здесь? Быстро ты… — Он насмешливо поглядел на человека, который приехал с техником. Тот вроде бы поначалу смутился, сразу куда-то девалась спесь, глаза забегали, но он быстро взял себя в руки. — У тебя что — дел нет важнее? — насмешливо спросил председатель.
— В данный момент, — с достоинством произнес следователь, — самое важное дело — выяснить обстоятельства, которые вынудили передовую колхозницу, комсомолку Тулпар Ходжаммаеву, к попытке самоубийства! ("Ой-о-й!" — вскрикнула Халлыва и, давя крик, концом головного платка прикрыла себе рот.) — Прошу не мешать мне выполнять служебный долг!
Я был уверен, что нашему председателю не возражают. Во всяком случае, он, привыкший, чтоб любое его распоряжение немедленно выполнялось, не терпел возражений. Как же я был поражен, когда председатель, вместо того чтоб оборвать наглеца, осмелившегося ему перечить, лишь усмехнулся. Горькая усмешка скользнула по его губам и исчезла.
— Мешать тебе я не буду. А прислушаться к совету старшего не так уж плохо. Известно это тебе?
— Мой первый советчик — закон, — не глядя на председателя, ответил следователь. — А послушать вас у меня будет возможность. Это не последний наш разговор.
Председатель удивленно взглянул на него и молча покачал головой.
— Вроде дошло! — проворчал техник, с ненавистью взглянув на председателя. — Любому ясно, что спрашивать надо с него, с председателя! Он виновен в том, что молодая девушка изуродовалась, что пыталась покончить с собой!
Мне показалось, что председатель кинется сейчас на техника: ударит плетью, затопчет сапогами — таким злым огнем вспыхнули вдруг его глаза.
— Хватит вам! — крикнула вдруг Халлыва. — Ишь разошлись!.. Силу девать некуда? Кидаются друг на друга, как верблюды!.. Если кровь кипит, нечего тут перед вдовами схватываться, на фронт идите! А не на фронт, так кирку в руки — и лезьте в эту проклятую яму! Быстро остынете!.. — Она повела головой, словно ее душил воротник. — Этот человек приехал говорить о Тулпар? Что можно сказать о ней? Гордый, сильный, мужественный человек! И если она пошла на такое, значит, не выдержала, не могла иначе! Слава богу, что непоправимое не случилось. Потому что Тулпар такая… такая девушка! Она все равно будет счастлива! И нечего больше толковать про Тулпар! А ты, — она мрачно взглянула на председателя, — не зря, видно, прискакал на ночь глядя. Предупредить, чтоб не болтали лишнего? Болтай не болтай, ребенку ясно: ты погубил Тулпар! Может, и нас тоже. Знал, что для общего дела на все готовы, на все пойдем!..
Голос Халлывы задрожал от слез. Как старуха, упершись рукой в пол, она поднялась с кошмы. Распрямиться сразу ей было больно, и она, морщась, полусогнутая, подошла к председателю.
— Ты все рассчитал, знал, что мы не пожалеем себя. Я вот тоже не знаю, что будет — поясница разламывается… Имей в виду, председатель: если муж вернется с войны, а живот у меня не начнет расти, как положено, ты мне ответишь! И знай: если что, ты убийца моих нерожденных детей.
— Да как же ты!.. — не выдержал Гыравлы-ага и заметался по хижине. — Зачем об таком? Ты об хорошем думай!
