Светлана Замлелова - Пошлая история
Так что на момент знакомства с будущим родственником, Елена не имела никаких занятий. На вопрос же Алмазова она, точно оправдываясь, поспешила изъяснить, что довольно часто ходит с подругами по выставкам. Когда же Алмазов простодушно поинтересовался, на какой выставке она была последний раз, Елена сказала, что как раз сейчас очень занята, а вот назад тому два месяца, она была в цирке на Цветном бульваре. Таисия Фёдоровна, уловившая в ответах дочери что-то несообразное, поспешила ей на помощь:
— Ну, нельзя же целыми днями по выставкам таскаться! — кокетливо сказала она. — Это только одни бездельники могут себе позволить!
И все, включая Сашеньку, засмеялись, и посмотрели на Илью Сергеевича Алмазова с сожалением, как будто он и был тот самый таскающийся по выставкам бездельник.
— Да, — сказала тут Лилия Фёдоровна, — у нас, вы знаете, семья очень большая, но все мы грамотные.
— И мудрые, — как-то очень категорично, точно с ней кто-то спорил, вставила Таисия Фёдоровна.
— Да, да… И мудрые, — поддакнула Лилия Фёдоровна.
— Ваня вот у нас… очень высокодуховный! — объявила Таисия Фёдоровна, бросив на Алмазова взгляд, полный снисхождения. — Жаль нет его!.. Такой талантливый!..
И Алмазов, вдруг почувствовав себя решительной противоположностью этого необыкновенного человека, сжался и побледнел. А Таисия Фёдоровна, между тем, продолжала:
— Вы видели его работы?.. Ах, да вот же, — и она махнула в сторону, где на стене, в окружении семейных фотографий, располагался небольшой камерный портрет Натальи Семёновны, который Алмазов уже успел рассмотреть. Сходство действительно было примечательным, одно казалось странным: хозяйка дома смотрела с портрета, так неестественно и напряжённо вывернув шею, точно художник с мольбертом стоял у неё за спиной. Глаза портрета казались полными скорби, даже слеза готова была пролиться, и создавалось впечатление, что поворот головы причиняет оригиналу невыносимые страдания…
Иван, старший брат Сашеньки, не почтивший собрание присутствием, был одновременно гордостью и проклятием своих родителей. Жил Иван тем, что писал копии с великих полотен и, когда удавалось, сбывал их через знакомых. Иногда брался писать и портреты. Искать работу он не хотел, объясняя это тем, что работа станет отвлекать его от занятий искусством и помешает личностному развитию и росту. Не гнушался он брать у знакомых безвозвратные займы или пожить на счёт очередной поклонницы своего таланта. При этом искренно верил, что «беря взаймы» или позволяя содержать себя, оказывает честь своим кредиторам, не обладающим, по его мнению, и сотой частью тех дарований, какими обладал он сам.
Иван и в самом деле был очень одарённым молодым человеком. Но это-то богатство натуры и мешало ему, и он никак не мог разобраться со своими дарованиями. Он мечтал посвятить себя какому-нибудь искусству, но всё не знал, какому именно и бросался из крайности в крайность. До того, как заняться живописью, он пытался найти призвание в резьбе по дереву, определившись вольнослушателем в художественное училище. Там, наравне со студентами, он резал всевозможные фигурки, панно и вазы, экспериментируя с формой и материалом. Наталья Семёновна показала Алмазову высокий кубок, изготовленный самим Иваном и поднесённый им Наталье Семёновне ко дню рождения. На стенках кубка рельефно изображалась предыстория казни Иоанна Крестителя. Венчала кубок крышка, представлявшая собой отсечённую голову Предтечи.
Но увлечение резьбой быстро прошло, и Иван решил попробовать свои силы в музыке. Он стал писать песни, укладывая на аккорды зарифмованные в подходящем размере английские слова, взятые в случайном порядке, без связи друг с другом. Так что песня на английском языке на поверку оказывалась полнейшей абракадаброй, звукоподражанием. Но Иван уверял, что слова совершенно не важны, а главное — это музыка, написанная в стиле рок.
Лилия Фёдоровна и Таисия Фёдоровна уговорили Наталью Семёновну продемонстрировать и музыкальные способности Ивана. И пока Алмазов внимал звукам, выскакивающим из музыкального центра, Лилия Фёдоровна и Таисия Фёдоровна пытались подпевать и даже, сколько позволяло им пространство между столом и стулом, подтанцовывать. Наталья Семёновна ни разу не улыбнулась, но только всем своим видом давала понять, что сына в обиду не даст — так серьёзна и напряжена была она, столько сдержанного достоинства было в том, как опустила она глаза и застыла, безмолвная…
Из знакомых, владеющих хоть сколько-нибудь музыкальной грамотой, Иван сколотил рок-группу. Безработная виолончелистка, приехавшая из Рязани с тем, чтобы как раз-таки найти работу; вчерашний дембель с гитарой; ударник из муниципального оркестра, безразличный ко всему на свете; сектантка, певшая до недавнего времени на клиросе в церкви, но отколовшаяся от Православия и примкнувшая к заокеанской секте; и наконец сам Иван, называвший себя «клавишником», — таков был состав группы, решившей именоваться «Братья по канаве».
Каждый вечер музыканты собирались на репетицию в гараже у Мироедовых. Но дело у них не шло. Рязанская виолончель, грустная и романтическая, была напрочь лишена какой бы то ни было экспрессии, столь необходимой в исполнении рок-песен. Точно в противоположность ей развязный дембель бил по струнам с поистине завораживающим ожесточением. Равнодушный ударник стучал в свои барабаны так, как будто заколачивал в них гвозди, а сектантка, мрачная и сосредоточенная, чудом неизъяснимым согласившаяся петь в группе, привносила в звучание «английских» песен мистические, если не сказать эсхатологические, нотки, так что слушать её пение было страшно. Все вместе они походили на персонажей крыловских басен. И сколько ни бился с ними Иван, но слаженного исполнения добиться так и не смог. Группа распалась, а Иван запил. Время от времени он запивал и вёл себя при этом чудаковато…
Ещё не смолкли все песни, созданные гением Ивана Мироедова, как в дверь позвонили. Все обрадовались и засуетились, решив, что это Иван вернулся домой. Сашенька поспешила открыть дверь, остальные высыпали в прихожую. Последовал за всеми и Алмазов. Вскоре Сашенька появилась, правда, без Ивана. Вид у неё был крайне растерянный. Следом в прихожую из сеней вошли двое неизвестных покачивающихся мужчин, как-то непонятно — не то за руки и за ноги, не то за рукава и штанины — тащивших третьего.
— Ваше? — спросили они, переступая порог.
И потому, как Наталья Семёновна, Лилия Фёдоровна и Таисия Фёдоровна ахнули и всплеснули руками, Илья Сергеевич Алмазов понял, что перед ним — художник, музыкант и поэт Иван Иванович Мироедов.
— Ваше? — ещё раз осведомились мужчины.
— Ой! Наше, наше! — запричитала Наталья Семёновна. — Заносите!
Незнакомцы занесли Ивана в прихожую и оставили на пятнистом зелёном ковре, заявив, что с хороших людей они денег не берут. Однако с удовольствием взяли батон варёной колбасы, предложенной в благодарность Натальей Семёновной. С тем и удалились.
Ивана, между тем, окружили и в молчании — кто с любопытством, кто с негодованием, кто со злорадством — принялись рассматривать его. Иван, не раскрывая глаз, бормотал что-то и слабо шевелился. Вдруг Алмазов заметил, как приоткрылся левый мутный глазок и хитро уставился на него.
— У кого Armani, а у тебя — дыра в кармане, — заплетающимся языком, но всё же вполне разборчиво проговорил, обращаясь к Алмазову, Иван.
Ася прыснула.
Тут Иван перевёл взгляд на неё и, открыв правый глаз, который оказался таким же мутным как левый, замер, точно увидел нечто необычайное. Но в следующую секунду, протянув к ней руку и попытавшись подняться, вытолкнул заплетавшимся языком из осипшей глотки слова:
— Шемаханская царица!..
Но то ли поступок этот стоил ему многих сил, то ли наступил положенный предел, только вслед за тем, завалившись неловко на пол, Иван устами своими осквернил и пятнистый ковёр, и слух со зрением присутствующих. После чего перевернулся на другой бок и немедленно заснул.
V
Свадьбу решили играть в городке, для чего наняли ресторан с довольно странным названием — «Чебурашка». На вывеске, под которой размещалось заведение, и впрямь был изображён фантастический зверёк с огромными ушами, и тут же значилось: «Казино. Клуб. Ресторан. Дискотека».
Кое-кто из завсегдатаев недоумевал, отчего для обозначения такого солидного комплекса было выбрано такое легкомысленное, отчасти даже детское название? Но объяснялось всё очень просто. Когда-то в городке существовало действительно детское кафе «Чебурашка», и название его вполне отвечало назначению. Здесь выпекали сдобные булки с изюмом и приготовляли молочный коктейль. Но появился у кафе новый хозяин и счёл для себя выпекание булок занятием несерьёзным. Кафе закрыли. А после некоторых преобразований открыли снова, но уже в другом качестве. Название же затейник-хозяин оставил прежнее, очевидно, рассчитывая таким образом завлечь в своё заведение тех, кто когда-то пил в «Чебурашке» молочный коктейль…
