Михаил Шмушкевич - Я вас жду
Не отступаю от сварщика ни на шаг, пока благополучно не было приварено первое перильное ограждение. Лишь затем, попросив Оксану глядеть в оба, ухожу на третий этаж, а позже, убедившись, что всё в порядке. — в школу. По дороге забегаю на почту. Два письма от Трофима Иларионовича. Одно — мне, другое — сыну. Своё распечатываю тут же.
«Милая Галочка!» — перечитываю это коротенькое и новое, многозначащее для меня обращение. Задаю себе вопрос: может, профессор слышит в моих письмах биение моего сердца, поэтому?.. Допустим, что так? Но ведь Багмут не мальчишка, чтоб разбрасываться словами. Уже то, что на Новый год собирается приехать, о многом говорит. Профессор Багмут, думаю, приезжает повидаться не только с сыном…
Читаю дальше:
«У каждого человека от рождения до конца жизни своё выражение лица, своя улыбка. Пишу это письмо и мне кажется, что Вы сидите напротив, и я вижу Вас».
Так он мне, признаюсь, ещё ни разу не писал, ни разу! Радуюсь, прячусь от других, чтобы скрыть эти новые для меня чувства. Свадебный марш Мендельсона то и дело слышу и вдруг — такое несчастье, горе! Пишу эти строки и вижу перед собой заплаканную Оксану» которая докладывает директору, что в случившемся виновна только она, больше никто.
— Ни Троян, ни прораб, ни Дидусь.
— Выгораживаете алкоголика, — хмурится Павел Власович.
— Я никого не выгораживаю, — бросает Оксана, — Дидусь, уходя, строго-настрого предупредил, чтобы никто не подходил к аппарату. А я из виду упустила» что мальчишки такого возраста очень любопытны» на уме у них «дай-ка попробую…» Поднялась наверх, где работал весь класс… Завтра сама пойду в прокуратуру, сама!
— Хватит, уймите свои нервы! — восклицает директор. Он вспомнил о её заявлении. — Вы просили за свой счёт отпуск — считайте, что вы уже в отпуске. Уезжайте, отдохните.
— Теперь, Павел Власович, я не поеду, — решительно заявляет Оксана. — Бежать от ответственности, сваливая на кого-то свою вину? Никогда!
Оксана, милая Оксана, умница! Я горжусь тобой — ты настоящий друг, а я… жду человека, которого ты любишь…
Руслан тоже не спит. Всё время высовывает голову из-за ширмы и шёпотом, как бы боясь кого-то разбудить, произносит: «Галка, — слышь? — никто не виноват, никто! Только я! Это я сказал Михайлику: «Давай попробую. Я — раз, а он тут руку забыл…»
А наш прораб?
Входит в кабинет директора и глухим голосом докладывает:
— Товарищ директор, всю ответственность беру на себя. В Каменске-то меня предупреждали, что собой представляет Дидусь. Подобного алкоголика, сказали, на белом свете не сыщешь…
Выслушав до конца прораба, Суходол замечает:
— Дорогой и добрый Виталий Максимович, не терзайте себя, пожалуйста, сварщик сегодня на редкость был трезв. Единственная его вина заключается в том, что, уходя, забыл положить в карман… газосварочный аппарат.
Руку помощи протянул нам с Оксаной математик Недилько. Хотя в несколько странной форме.
— Дежурить на стройке сегодня должен был я, — начал он и, поправив галстук, добавил: — Мы с Оксаной Ивановной поменялись по моей инициативе и настойчивой просьбе.
— Поменялись, так что? — косо глянула я на Олега Несторовича.
— Какая вы недогадливая, — сокрушённо покачал он головой. — В графике дежурств числится кто? Я, а не Кулик. Если дойдёт до прокуратуры, то непременно заглянут в график…
Я ляпнула:
— Не волнуйтесь, Олег Несторович, к ответу вас не привлекут.
Математик отпрянул назад, до того его поразили мои слова. С минуту он глядел на меня, потеряв дар речи.
— Галина Платоновна, за кого вы меня принимаете?! — воскликнул он. — Я же собираюсь заявить, что это произошло на моём дежурстве!
Краснею до корней волос. Стыдно, человек готов пострадать за другого, а его обвиняют в трусости.
— Простите меня, — искренне извиняюсь перед ним. — Вы очень благородны, вместе с тем, поймите, нельзя идти на такой обман даже из самых лучших побуждений.
17 декабря, пятница.
Колесо завертелось. Медленно, скрипя, однако без остановки. На мать Михайлика Анастасию Сидоровну не повлияли ни слёзы, ни мольбы сынишки. На следующее утро она отправилась в прокуратуру и вернулась с повестками. Павла Власовича, меня, Оксану вызывал следователь. Каждый из нас должен был явиться в указанное ему время, я — первой, как главный виновник события.
«Явиться в одиннадцать часов утра к следователю каменской райпрокуратуры т. Пересаде», — прочла я и вся сжалась от волнения. Когда немного успокоилась, то обратила внимание на фамилию человека, в руках которого теперь всё моё будущее — Пересада. Знакомая фамилия. Ну да, знакомая! Это же экс-директор тумановской школы, номенклатурный Борис Михайлович!
…В пустом, слабо освещённом единственной лампочкой коридоре пять дверей. Три с правой руки, две — с левой. Кабинет № 4, куда меня приглашают, справа. Достаю из сумочки повестку, собираюсь постучать в дверь и — испуганно отступаю назад: перед самым моим носом вырастает Дидусь!
— Драсьте, ушительница.
Разряженный жених! Чёрный костюм, голубая рубашка, яркий галстук, модная меховая куртка…
— Вас тоже? — спрашиваю.
— Третий раз.
«Смотри, — думаю, — Пересада проявляет объективность!»
— Недобрый он, скажу вам, человек, — кивает на дверь Дидусь.
Стучу.
— Войдите.
Роковая случайность, вот уж, право, ирония судьбы! Моего бывшего начальника не узнать: уж больно его разнесло…
— Галина Платоновна?! Троян?! — восклицает Пересада с деланным удивлением. Он небрежным движением отодвигает от себя повестку, которую кладу перед ним, и указывает на стул. — Садитесь, пожалуйста. Да-а, кто мог подумать, что встретимся именно здесь? Приятно и в то же время, сами понимаете, весьма прискорбно.
Пересада раскрывает панку, лежащую перед ним, извлекает из неё жалобу Анастасии Сидоровны Барзышиной. Прочитав её вслух со скрытым наслаждением, он сокрушённо вздыхает:
— Да-а, положение… Согласно закону, Галочка, я обязан был немедленно отстранить… Но, поскольку я вас лично знаю, то, сами видите, на эту меру пресечения не пошёл.
— Весьма тронута.
Он не обращает внимания на мою иронию и доверительно продолжает:
— Скажу больше, истица, то есть мать пострадавшего школьника, у меня особой симпатии, между нами, конечно, говоря, не вызывает.
— Разве? Почему?
— Ни за что, ни про что человека на скамью подсудимых посадить старается.
Пересада приступает к составлению протокола. Доверительный тон, сочувственные вздохи…
— Галина Платоновна, скажите, пожалуйста… Вам было известно, что газосварочный аппарат ТГ-2,25 работает на карбиде?
— Допустим.
— И если в бочку, где находится карбид, налить воду, то от этого соединения вырабатывается ацетиленовый газ, вам тоже, надеюсь, было известно? А может, не знали? Подумайте, я вас не тороплю. От вашего ответа зависит… Может, всё-таки не знали?
— Нет, знала.
Недовольный и глубокий вздох.
— Так-так… А бочка была большая? На двести, сто литров?
— Бочоночек.
— На сколько литров? Примерно, Галочка.
— Не знаю, спросите у Дидуся, — киваю головой на дверь. — Он специалист по «литрам».
Смеётся, трясётся весь. Жидкий какой-то, рыхлый, размытый, зато добрейшей души человек! Нет, это не Пересада, которого относительно недавно знала!
— Галочка, войдите в положение… В протоколы шутки, какими бы они остроумными ни были, не заносятся. Итак, на сколько литров?
— Я сказала, не знаю.
Пересада поднимается и начинает ходить туда-сюда по кабинету. Затем, вдоволь нафыркавшись, грузно опускается на стул.
— Галочка, я хочу вам помочь, поэтому прошу вас быть предельно искренней. Итак, вы, организатор внеклассной работы, покинули строительную площадку, оставили пьяного сварщика, детей. Так?
Не могу же я сказать, что со школьниками осталась Оксана.
— Я действительно уходила, но сварщик не был пьян.
— Не был?! А это что? Читайте… — Пересада придвигает ко мне протокол допроса, подписанный Дидусем, который признаёт, что находился в пьяном состоянии.
— Куда вы уходили?
— В школу. На урок.
— До урока у вас оставалось полтора часа, а ходьбы до школы максимум пятнадцать минут. Вспомните, может, ещё куда-то заходили?
— Заходила на почту.
— Га-лоч-ка, я хочу вам помочь. Зачем же?..
— Товариш Пересада, я сказала вам правду.
Он хохочет, трясётся.
— Ну и шутница! Чего это вдруг вас потянуло на почту? В Сулумиевке, по-моему, есть почтальон, доставляющий корреспонденцию на дом.
— Сведения у вас правильные.
— Вы не ответили на вопрос, Галочка.
— И не отвечу, — бросаю с вызовом. — «Чего вдруг потянуло…» Это моё личное дело.
— Нет, не личное, — усмехается Пересада. — Вопрос, Галочка, имеет прямое отношение к составу преступления. Только, пожалуйста, не пугайтесь.
