Наталья Парыгина - Что сердцу дорого
Она хотела отпить немного, но вино было сладкое и холодное, и ей так хотелось пить. Соня выпила полстакана и поставила его на стол.
— Нет, нет, до дна! — потребовал Аркадий. — Ведь это за нашу любовь.
— Я больше не могу, Аркаша.
— Пустяки!
Он сам взял в руки стакан и поднес к ее губам. Соня пыталась еще противиться, но Аркадий, в конце концов, добился своего — она без всякого удовольствия, почти через силу выпила вино.
— Ты, наверное, собираешься всю жизнь вот так делать со мной, что захочешь, — недовольно проговорила она. — Ты просто тиран, Аркадий.
— Глупая ты, Сонька — насмешливо возразил он. — Надо слушаться старших. Ты будешь славной женой.
— Еще бы! — самодовольно согласилась Соня и рассмеялась. — Вино совсем не слабое. Я здорово опьянела. Включи приемник. Музыки хочется.
— Лучше заведем пластинку и потанцуем, идет?
Он завел какое-то танго. Они попытались танцевать. Но Сонины ноги плохо слушались. И потом Аркадий как-то нехорошо прижимал ее к себе. Соня оттолкнула его.
— Пусти! Я не хочу танцевать. Я пойду домой.
— Ну зачем так торопиться. Ты первый раз у меня. А то, знаешь что, оставайся у меня до утра.
— Выдумаешь тоже.
— А что? Считай, что это твой дом. Все равно, ты станешь моей. Ничего страшного, если это случится на неделю-другую раньше.
Он не шутил. Соня тоже стала серьезной, даже как будто отрезвела.
— Не надо, Аркадий, — строго сказала она.
Музыка кончилась, пластинка, шипя, крутилась вхолостую.
— А если я так хочу?
Он привлек ее к себе. Соня пыталась оттолкнуть его, но почувствовала, как слаба она по сравнению с Аркадием, как трудно ей с ним бороться. Он просто парализовал ее волю своей настойчивостью.
Соня с трудом высвободилась и вышла в прихожую. Аркадий молча прошел за нею. Она сняла с вешалки пальто и уже просунула в рукав одну руку, когда он мягко, но настойчиво отобрал у нее пальто и повесил на прежнее место.
— Ну, побудь еще со мной, мне так одиноко без тебя.
Крепко обняв Соню своими сильными руками, Аркадий стал целовать ее в губы, потом, не выпуская из своих объятий, увел в комнату и посадил рядом с собою на мягкий диван.
Широко открытыми, светлыми глазами Соня глядела ему в лицо. Голова ее лежала, слегка запрокинувшись, на руке Аркадия, и золотистые волосы рассыпались по рукаву его пиджака. Он наклонился и опять стал целовать ее.
— Пусть наше счастье начнется немного раньше, — прошептал Аркадий.
Соня покачала головой. Но он чувствовал, что сопротивление ее слабеет.
— Мы любим друг друга… Так зачем ждать? Останься!
— Я не могу. Тетя будет беспокоиться.
— Она подумает, что ты задержалась на заводе. Помнишь, однажды была срочная работа, и ты оставалась на две смены подряд?
— Нет, я должна идти.
— И вообще твоей тете до тебя немного дела. Она даже рада будет, если ты не придешь. Константин Ильич ей куда дороже, чем ты.
— Неправда.
Но упоминание о Константине Ильиче сыграло свою роль. Стоило только Соне подумать о нем, как у нее тотчас возникало раздражение против тетки и желание досадить ей. Каждый вечер наряжается, ждет его, заглядывает в окошко. «Костя, Костя!»
Аркадий достал из кармана папиросы, закурил, скомкал пустую пачку.
— Я пойду все-таки, Аркаша, — сказала она.
— Не надо. Ты здесь — дома, — улыбаясь, ответил он.
Он был с ней, ее Аркадий, он принадлежал ей. От вина, от своих переживаний, от этой всепоглощающей любви, Соня чувствовала странную, блаженную слабость. Она была как в тумане, ей никуда не хотелось идти, и она почти обрадовалась, когда Аркадий сказал: «Ты здесь — дома».
Он сжал ее в своих объятиях и легко поднял.
«Напрасно я пришла к нему», — испуганно подумала Соня.
— Не бойся, — прошептал Аркадий.
Он уже не спрашивал, останется она или нет. Он распоряжался ею, как своей собственностью. И Соня не пыталась больше сопротивляться. Ей не хотелось сопротивляться. Ведь скоро — через месяц, а может быть, через неделю — он станет ее мужем. Нет, не через неделю, а сейчас. Сейчас…
29
Тамара, дойдя до обмазочного отделения, невольно убыстряла шаги и старалась не смотреть по сторонам. Керамические формы самых разнообразных очертаний занимали каждый метр свободной площади, оставляя лишь узкий проход. Но вся эта территория была не складом, а кладбищем. Брак. Брак, в котором все обвиняют Тамару Логинову.
Брак на керамике случался и раньше, но никогда он не был таким затяжным и массовым — как-то сам собою прекращался. А сейчас, когда цех ежедневно выпускал тысячи деталей, это стало настоящим бедствием.
Тамара не знала, что делать. Она совсем потеряла уверенность в себе. Робко входила в лабораторию, точно не имела на это права. Медлила приниматься за работу. Прежде чем отмерить мензуркой спирт или соляную кислоту, десять раз заглядывала в инструкцию, которую и без того знала наизусть. Очень старательно, по всем правилам готовила состав и потом подолгу стояла возле обмазчиц, следя за тем, как они окунают агрегаты в обмазку и подставляют под струю мелкого песка.
Творилось что-то непостижимое. То состав мутнел и створоживался, как кислое молоко, то не смачивал агрегата и стекал с него, как с гусиного пера. Иногда обмазка оставалась сырой по двое суток, а в другой раз, наоборот, высыхала быстрее положенных четырех часов, но стоило к ней притронуться — отваливалась мелкими чешуйками. Керамические формы браковались целыми партиями. Впустую пропадал труд модельщиц и обмазчиц, а на плавильном участке то и дело случались простои: нечего было заливать. Литейщики томились без дела, скучали и ругались.
Однажды во время такого вынужденного безделья к литейщикам пришел член заводского комитета комсомола Лялин.
— Слушай, Егоров, что у вас тут происходит? — начальнически спросил он.
— Загораем, — сидя на куче металлического лома, отозвался Вадим.
— Вот именно, загораете! Цех больше чем наполовину молодежный, а программу срываете. И другие простаивают из-за вас, раз детали не даете.
— Рады бы давать… — вставил Саша Большов, но Лялин не обратил на него внимания.
— Ты возглавляешь производственный сектор, а организацией социалистического соревнования не занимаешься.
— Дело не в соревновании… — хотел объяснить причину простоев Вадим, но Лялину нравилось слушать только самого себя.
— Комитет комсомола обязывает тебя принять меры. Вы привыкли думать, что за программу отвечает один начальник цеха, а комсомольцы могут сидеть сложа руки и спокойно смотреть на прорыв.
— Мы спокойно смотрим? — вскакивая, крикнул Вадим.
И тут — Вадим этого никак не ожидал — Саша Большов и Андрей поддержали Лялина.
— А что, Вадим, в самом деле, ты ведь ничего не пытался сделать, — задумчиво проговорил Андрей.
— Да ведь специалисты не могут разобраться, а я…
— Никто не говорит, чтобы ты сам разбирался, — сказал Саша, — но надо же требовать, чтобы делали что-то.
Требовать… Как будто у других душа не болит, без него не знают, что цех в прорыве.
Все-таки Вадим пошел к Минаеву.
— Иван Васильевич, что же это такое? — еще с порога заговорил он. — Люди остаются без зарплаты, простои без конца. Премию ожидали, а вышло… И другие цеха подводим.
— Ты в роли прокурора выступаешь? — ядовито осведомился Минаев.
Вадим вздохнул.
— Я посоветоваться пришел.
— Может, я нарочно делаю этот брак? — кипятился Минаев. — Надо всем вместе искать причину, а не по кабинетам ходить.
Вадим все-таки ничего лучшего придумать не мог, как ходить по кабинетам: отправился к Косте Жаркову.
— Надо что-то делать, Костя…
Тот сразу понял, о чем речь.
— Может, соберем комсомольское собрание?
— Давай.
Это было, наверное, самое бурное и самое бестолковое из всех собраний. Вместо доклада Вадим сказал:
— На строительство цеха затратили тысячи, а теперь все производство зашло в тупик из-за этой проклятой обмазки.
— Осторожнее будь в выражениях, — одернула его Вера.
— Проклятой! — упрямо повторил Вадим. — Долго мы еще будем спотыкаться об этот завал? — кивнул он на бракованные формы — собрание проводили прямо на участке, и за примером было недалеко ходить. — Я не работаю на обмазочном участке и не знаю, как это называется: беспомощность или беззаботность.
Продолжать Вадиму не пришлось — обмазчицы заговорили чуть ли не все сразу, Тамара подняла руку, желая высказаться. Председатель неистово стучал карандашом о подоконник:
— Тише! Да перестаньте орать!
Наконец ему удалось добиться порядка. Стали выступать по очереди.
— Это лаборатория виновата, — сказала одна из обмазчиц. — Почему иногда состав плохой, а иногда хороший? Значит, делают по-разному.
