Борис Крумов - Рокировки
Я спросил:
— Можно? — и сделал шаг вперед.
— Заходи.
В маленькой комнате места хватило только для гардероба, дивана, который служил постелью, столика и двух табуреток. Из комнаты был ход в нишу, очевидно миниатюрную кухню, где стояла электрическая плита и маленький холодильник.
Тоди, конечно, застал Рени в постели. Но простыни не были смяты. Очевидно, не успев привести волосы в порядок, Рени и накрыла их сеткой…
— Ты разве не на море? — спросила она.
— В это время года?
— Зачем же тогда поехал?
— Чтобы малость развеяться.
Бросив сумку на табуретку, я плюхнулся на диван.
— Кофе пить будешь?
— Выпью, но сначала дай мне валерьянки.
— Нет у меня этой гадости. И кто тебе сказал, что таким жеребцам, как ты, нужна валерьянка?
Она включила плиту, вымыла кофеварку. Ничего не говорила, молчал и я, но не выдержал. Как-то все равно надо начать. Что ж, друг Жора, жарь напрямик.
— Я стоял под окном и слышал ваш разговор.
Рени повернулась. Я выдержал ее взгляд, не моргнув. Наверное, девочка поняла, что я ее не обманываю. Продолжая заправлять кофеварку, сказала тихо:
— Я не собиралась что-то скрывать от тебя. Помнишь, я тебе обещала рассказать все. Но не сейчас, позднее…
— Я обманул тебя, Рени. Ничего я не слышал! Понял только, что Тоди тебя запугивает. Заставляет плясать под свою дудку. Перед тем как он вышел, я спрятался в соседнем подъезде.
Она поставила кофеварку на плитку, села рядом со мной. Пеньюар у нее распахнулся, оголил ее колени, она их не прикрыла. Да мне сейчас было не до ножек. Рени взяла сигарету и, не дожидаясь, пока я дам ей прикурить, сама чиркнула спичкой.
— Я тебе расскажу все. При одном условии.
— При каком?
— Если не будешь с ним драться.
— А если он этого заслуживает?
— Если и заслужил, все уже прошло.
— Тогда почему он давит на тебя?
— Потому что еще не знает меня. Так же, между прочим, как и ты… Обещай, что не поквитаешься с ним!
— Обещаю, но если не будет сил вытерпеть?
— Стиснешь зубы. Вытерпишь ради меня.
— Ладно, давай.
— Год назад Тоди попросил меня принять нескольких иностранцев у него в квартире…
— Как это — принять?
— Ну, в постели…
— И ты?
— Приняла.
— Потом?
— Просят же тебя, не заводись! Иначе больше ничего не услышишь.
— Хорошо.
— Они платили Тоди, и мы делили доллары. А потом я отказалась продолжать это. Он не забрал у меня свой ключ, хотел, чтобы я еще подумала.
— Какой ключ?
— Да от его квартиры!
— А сейчас он где, этот ключ?
Она показала взглядом на нишу.
— Здесь.
Я не понял, где точно, однако кухня была не такой уж большой, чтобы там не найти ключ.
— И больше никого не принимала?
— Никого.
— Дальше.
— Тоди настаивал, чтобы я продолжала. Обещал заплатить две трети, а себе взять одну.
— И ты?
— Снова отказала. Он стал запугивать, что все обо мне расскажет… Я тебя предупредила: не заводись, не вскакивай, иначе укажу тебе на дверь!
— Но как, зачем?.. Почему ты пошла на поводу у этого гада?!
— Потому что я тоже хочу ходить одетой, как другие женщины! По какому праву, почему маменькины дочки надевают шикарные импортные вещи? А я, у которой уже спина горбится от работы, пополняю свой гардероб тряпьем из лавок и магазинов возле рынка.
— Рени, дружище, ты же официантка! Идеальная профессия. Что тебе стоит обсчитывать — кого на стотинки, а кого на левы? Особенно по вечерам, когда клиенты твои так наклюкаются, что, хоть десятку припиши, не заметят. Можно и прямо у кого-нибудь в карманах пошуровать. Ведь они иногда тебе сами дают бумажники, чтобы ты взяла необходимую сумму? Это лучше, чем принимать в постели!
— Ох, оставь меня в покое. Я решила этот вопрос раньше, чем ты меня осудил. Сам видишь, отказала Тоди. Выставляю его уже третий раз.
Кофеварка закипела. Рени встала, налила кофе. Я кипел сильнее, чем кофеварка. Сделал глоток, обжегся, плюнул. Рени рассмеялась.
— Спокойно. Ответь мне на один вопрос. Почему ты, как только вышел из тюрьмы, сразу пришел к нему? Возобновляете старые дела? Если это вообще можно назвать делами… Вас снова сцапают, и ты опять утрешься полотенцем, а он останется сухим!
Она была права. Еще перед поездкой с Дашкой на Солнечный берег мне пришло в голову, что это путешествие — ну никак не для меня, не для моего здоровья, но не хотелось признаваться в этом ни перед Рени, ни перед собой.
Помолчав, я спросил:
— У тебя есть что-нибудь выпить?
— Есть, но не сейчас. Подождешь, пока я оденусь, мне скоро на работу.
Она ушла в ванную. А я стал искать ключ Тоди в нише-кухоньке. Там, даже если пшеничное зернышко спрятать, легко его найти, что уж говорить о ключе. Она положила его в коробку из-под кислого молока, вместе с пуговицами и булавками. Запихнув ключ в карман, я снова уселся на диване в ожидании Рени.
2
Я проводил Рени до бара «Ориент» и пошел домой: не хотелось ни в ресторан, ни искать своих приятелей, а больше всего не хотел встречаться с Тоди. Я от него не прятался, но и видеть его не мог. По крайней мере сейчас.
Мама сидела в комнате, которую мы называли кухней, штопала блузку. Отложив работу, посмотрела на меня. Я поздоровался, она не ответила, даже головой не кивнула. Лишь когда я двинулся в свою комнату, проговорила мне вслед:
— Задержись ненадолго.
Я остановился.
— Где скитался?
— На Солнечном берегу.
— В это время люди не ездят на море.
— Я был с приятелем.
— Так я тебе и поверила.
Возражать? Доказывать ей что-то?.. Я пошел к себе, но мама опять меня остановила.
— Не спеши. Куда ты спрятал деньги, которые просил меня спрятать?
Мне хотелось нанести ей ответный удар — о каких, мол, деньгах речь?
Но, встретив ее взгляд, понял, что хитрить не стоит.
— Запихнул их под доски пола.
— Крысы вырыли их оттуда, вытащили на улицу… В той же упаковке, в полиэтиленовом пакете. Дети во дворе их увидели, собрался народ, пришел инспектор. Спрашивал меня, не наши ли, я ответила: не наши. Только он мне не поверил. Крысы шастают по старым домам. В новых они еще не завелись, там больше муравьев да тараканов. В квартале только наш дом старый. Тебе ясно, что подумают в милиции?
Это я мог себе представить.
— Зачем тебя ищет Тоди? — спросила мать.
— Когда он приходил?
— Утром.
— Откуда я знаю, зачем я ему!
— Зато я знаю, зачем.
— Ой, мама, ты начинаешь фантазировать.
— Послушай, сынок, я не буду спорить, фантазирую я или знаю, чем вы с ним занимаетесь. Я тебе кое-что скажу, а ты постарайся запомнить. Если Тоди еще хоть раз к нам придет, я воткну ему нож в спину. Вот этой самой рукой, которой я сейчас иголку держу. В любом случае для меня уже не наступит светлый день, но я оторву тебя от этого человека. Неужто ты слепой, неужто не видишь, как тебя используют? Ты сидишь в тюрьме, а он развивает свои атаки из кафе…
— Мама!..
— Замолчи. Не оправдывайся — смешно. И обидно.
— Ну что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?
— Ничего. Хочу, чтобы ты пре-кра-тил заниматься кражами!
— Ладно, хватит кричать.
— Я не кричу. Если раскричусь, милиция сейчас же тебя заберет. А я этого не хочу. Я рано овдовела… Из-за мужа-пьяницы и сына-вора света белого не видела. Жду радости от внуков. Только в них может найти утешение несчастная вроде меня. Поэтому твое место здесь, а не в тюрьме. Если не прислушаешься к моим словам, я сама расправлюсь с тем, кто толкает тебя на этот путь.
Я ничего не ответил. Ушел в свою комнату, лег на кровать и стал смотреть в потолок. Доски почернели от дыма, засижены мухами. Не было смысла проверять, здесь ли деньги. История ясна, как белый день. Насколько смешна, настолько и печальна. Не думал, что голодные крысы жрут полиэтилен…
В милицию меня, конечно, не станут вызывать: никто не докажет, что деньги мои. Жалко все-таки, что я потерял три тысячи, но, пожалуй, мама моя права. Тоди всегда выйдет сухим из воды, а я опять могу засесть. Но на этот раз — врешь, не будет этого! Нет!..
3
Как я лежал у себя на чердаке, так и заснул. Разбудил меня сигнал какой-то машины. Уже стемнело. Вскочив, я посмотрел в окно. Перед домом не было видно никакой машины. Что-то часто стали мне чудиться и сниться автомобильные сигналы да сирены милицейских машин.
Матери не было — обычно в это время она уходит к моей тетке, которая тоже овдовела и постоянно болеет. Это даже лучше, что мамы нет дома. Увидела бы, что я выхожу, и встала бы у дверей. Вынудила бы вылезать в окно.
Только на улице я понял, что голоден: не обедал сегодня. А главное сейчас было выяснить кое-что. Когда мне что-то неясно, я чувствую себя, как размотанная веревка. Мне приходит на ум, что меня считают дураком и подкладывают мне арбузную корку, чтобы поскользнулся. Не хочу быть в дураках. Никогда.
