Владимир Файнберг - «В бананово-лимонном сингапуре…»
Тот вышел из своего особняка, остановился на верхней ступеньке крыльца.
— В чём дело?
— Спускайся! Ты арестован, — приказал начальник милиции.
— За что?!
— За то, что награбил миллионы, убивая людей.
— Я?! Да я зарабатываю деньги на спор, показываю фокусы.
— Какие ещё фокусы? – спросил простодушный начальник милиции.
— Могу укусить свой левый глаз. Веришь?
— Не верю.
— Спорим на сто долларов?
— Давай.
Мафиози вынул изо рта вставные челюсти и укусил ими свой левый глаз.
Милиционер протянул ему сто долларов.
— Спускайся.
— Погоди. А веришь, что я могу съесть свой правый глаз?
— Не морочь мне голову. Этого уже не может быть никогда.
— Может. Спорим на пятьсот долларов?
Милиционер согласился, уверенный в том, что сейчас заработает пятьсот долларов.
Мафиози вынул из правой глазницы искусственный глаз и положил его в рот.
Милиционер отдал пятьсот долларов, заорал:
— Сейчас же спускайся!
— Погоди. А знаешь ли ты, с кем имеешь дело? Когда я писаю, у меня идёт не моча, а французские духи «Шанель №5». Можешь понюхать, спорим на 1000 долларов?
Мафиози расстегнул ширинку и пописал сверху на милиционера.
— Ну, вот ты проиграл! Вонючая твоя моча, — закричал милиционер. – Давай деньги!
— Нет, выиграл, — заявил мафиози. – Потому что поспорил с моим соседом на десять тысяч долларов, что в присутствии спецназа обоссу начальника милиции!»
…Алексей подошёл к высокому зданию, обвешанному по сторонам подъезда нагло золочёными вывесками. За зеркальной дверью маячила фигура охранника.
Здоровенный, коротко стриженый амбал с пистолетом у пояса нехотя впустил Алексея, выслушал его объяснения, проверил содержимое сумки. Вместе с ним поднялся на седьмой этаж, своим ключом отпер дверцу коридора ведущего ко входу в чердачное помещение. Охранник шёл впереди. Гружёный сумкой Алексей тяжело ступал за ним в полутьме.
«Хорошо бы в конце дня попросить хотя бы аванс, — подумал он. – Смог бы до автобуса, до возвращения домой послать Давиду в Тби…»
Внезапно пространство с треском взорвалось вокруг него. Алексей успел осознать, что рушится в какую‑то бездну, и всем телом ощутил страшный удар снизу.
1
Наверное, с точки зрения стороннего наблюдателя все у меня выглядело хорошо. Даже очень.
В конце августа я с женой и девятилетней дочкой должен был по приглашению знакомых улететь на отдых в Италию. Визы получены, авиабилеты, загранпаспорта – все в готовности стопкой лежало на столе. Пора было укладывать чемоданы.
Лето в Москве кончалось. Холодный дождь за окном сиротливо перебирал листву тополей, кое–где желтеющую, то ли пережаренную зноем июля, то ли уже тронутую осенью.
На редкость удачно всё складывалось. Только что вышла в свет моя новая книга. Правда, крохотным, тысячным тиражом, правда, как и за предыдущие книги, я не получил за неё ни рубля.
Тем, кто уже успел её прочитать, она нравилась. Люди начали искать её по магазинам, в интернете.
Больше года я работал над ней. Предстоящая поездка казалась заслуженной наградой.
Но радости странным образом не было. Может быть от того, что люди, которым я в первую очередь хотел бы подарить эту книгу, в большинстве своём умерли. Или давно куда‑то исчезли. Наверное, забыли обо мне. Словно не было братской дружбы. Многолетнего участия в жизни друг друга.
А может быть всё дело в возрасте. Когда тебе идёт восьмой десяток, поневоле теряешь способность радоваться, становишься занудой. Хотя до сих пор никто не даёт мне моих лет. Недавно один чудак, видимо желая сделать приятное, сказал, что я выгляжу лет на сорок пять…
Нет, не в возрасте дело! Просто уже довольно давно многие теперешние люди напоминают мне компасы без стрелок. Север, магнитный полюс никуда не делся. Но жители страны потеряли ориентацию…
В то утро жена последний раз перед отъездом пошла на работу. Я накормил дочь завтраком и принялся было складывать в папку кое–какие записи, чтобы обдумать на досуге один полузабытый замысел.
Я стоял у стола, бегло проглядывал наброски в ветхих тетрадях, исписанные листики блокнотов. Пытался понять, отчего много лет назад остановилась работа.
— Папа! Телефон звонит, неужели не слышишь? – крикнула из другой комнаты дочь.
Оторванный от дела, я с досадой снял трубку.
— Здравствуйте! Это Лидия Ивановна! – услышал я голос экзольтированной прихожанки из нашей церкви. – Хочу вас обрадовать! Оказывается, когда мы умрём, нас на том свете встретят наши коты и собачки!
— Мерси! – сказал я и повесил трубку.
Пора. Пора было уезжать от этой безумной жизни.
Только начал укладывать в папку свои бумаги, как телефон зазвонил снова.
— Володя, здравствуйте. Вы это?
— Я это.
— Ох, Володя, чудом нашла через Нодара новый номер вашего телефона. Помните Нодара – археолога?
— Конечно! А с кем я говорю?
— Тамара. Помните речку Техури, моего мужа Алексея, нашего сына Давида?
— Господи! Тамрико! Какое счастье, что вы нашлись! Я вам писал, столько раз пытался дозвониться в контору заповедника. Давид уже большой? Стал художником?
— Володя! Алёша разбился.
Я опустился на стул. Кровь бросилась в голову.
— Погиб?
— В двух местах разбит позвоночник. Спиной мозг повреждён. Отнимаются руки, ноги. – Она зарыдала. – Сломаны ребра, перелом плеча…
— Чем помочь? Нужны лекарства?
— Нет, Володя…Не знаю как и сказать, к кому ещё обратиться…
— Так, что нужно делать? Говорите!
И вот сквозь её плач я услышал о том, как Алексей во время работы провалился сквозь гнилой пол какого‑то здания, пролетел этаж; как какой‑то охранник вызвал «скорую», как Алексея удалось перевезти в Тбилисскую больницу, в отделение нейрохирургии.
Слушал её, не мог себе представить этого надёжнейшего человека, мастера на все руки, обездвиженным инвалидом.
— Володя, на Гаручава, который послал его на эту работу, никто не хочет помочь. А врачи говорят нужна срочная операция. Если вставят какой‑то испанский имплантант, чтобы скрепить позвоночник, дней через десять сможет вставать.
— Чудесно!
— Володя! Имплантант, с операцией стоят пять тысяч долларов!..
— Понял.
— Это какая‑то пластина из титана.
— У врачей она есть?
— Есть. Только нужно пять тысяч долларов.
— Понял, Тамрико, понял. Ты откуда звонишь?
— Из Тбилиси. Остановилась у сестры, где Давид живёт. Ни у кого таких денег нет, или не хотят давать. Вспомнила о вас…
— Молодец! Диктуй адрес. Послезавтра я должен уехать. За день–два постараюсь достать. Вышлю через банк. Позвони мне завтра вечером.
— Бога за вас будем молить.
— Алёша в сознании? Передайте ему привет.
— Да! Адрес! Диктуй фамилию, имя, отчество.
2
Ведь знаю, что нельзя давать невыполнимых обещаний. И вот попался. А что делать? Что делал бы на моём месте любой другой человек?
Для меня было честью, что в далёком селе, давно вместе с Грузией отрезанном от России лезвием границы, обо мне вспомнили, как о последней надежде.
В некотором замешательстве я закурил сигарету. Взял со стола записную книжку. Мелькали фамилии, адреса и телефонные номера. Заранее было ясно, что нет у меня таких богачей, которые могли бы дать или занять пять тысяч долларов для спасения человека, тем более, незнакомого. Даже кликнуть клич, чтобы срочно объединить усилия, сложится, я не мог.
Не нашлось никого, кому стоило бы отважиться позвонить. Хотя бы посоветоваться. В растерянности отыскал в глубинах секретера другую записную книжку, старую, за прошлые годы. Половина адресов там была вычеркнута. Люди или умерли, или уехали…
Среди невычеркнутых мелькнула фамилия – Немировский. Это был давний соученик по школе. С юности изворотливый малый, ставший любителем антиквариата. Несколько раз, всегда неожиданно, возникал в моей жизни. Последний раз уже взрослым, солидным человеком в годы, когда из продажи исчезли самые необходимые вещи, добыл для меня упаковку прекрасной финской бумаги.
Вспомнил, как приехав к нему домой, я увидел на стенах квартиры подлинники картин Айвазовского, Шишкина, старинные иконы.
Трудно понять, чем я ещё со школьных времён привлекал к себе внимание Немировского. Он изредка мне названивал, поздравлял с Новым годом. Иногда появлялся то с баночкой красной икры и шампанским, то с блоком сигарет для меня и коробкой шоколадного «Ассорти» для жены. Я чувствовал – зачем‑то ему нужен. Так сказать, про запас.
Всегда он был состоятелен. Хотя сегодня вряд ли захотел бы помочь спасти Алёшу от инвалидства. Никому, кроме родных, неизвестный Алёша был не нужен.
Время шло. Практически у меня оставались лишь сутки до отъезда.
