Леонид Жуховицкий - Легенда о Ричарде Тишкове
Порой с ним бывало такое.
Уже лет двадцать профессия гоняла его по стране. И он привык к этой суетливой, бегучей жизни, в которой рейсовый самолет был будничен, как трамвай. Привык и не удивлялся, находя в кармане билет хабаровского или рижского автобуса, и не удивлялся, когда московский дождь смывал с его плаща ташкентскую пыль.
Но иногда какой-нибудь пустяк — узор на потолке гостиничного номера, или олень, привязанный к забору, или горячий кусок жирной конской колбасы, почтительно протянутый хозяином-казахом, — вдруг словно ставил время на тормоза, застывал перед глазами, неподвижный, как фотография, и Архипов вздрагивал, встряхивал головой, недоумевая: где это я?
Архипов поглядел на мутные волны, вздохнул и пошел в культбудку — писать репортаж.
Часа через два электрик Билал, маленький застенчивый азербайджанец, связал его с городом, и Архипов продиктовал стенографистке свой репортаж.
— Как создается среди бушующего моря стальной остров? — четко, с расстановкой говорил он в трубку.
Вошел буровой мастер и, сев на топчан, уставился на корреспондента.
— Прежде всего крановые суда ставят на дно стальные блоки, похожие на огромные табуретки…
— Табуретки у тещи на кухне, — внятно проворчал бурмастер. — Блоки, и все.
— Похожие на огромные табуретки, — ровно повторил Архипов.
— Вот, Билал, учись врать, — сказал бурмастер и вышел.
Волны разошлись незаметно. Сперва долго дул тугой северный ветер. К нему привыкли, почти перестали его замечать и лишь, работая, слегка отворачивали головы. Но за каких-нибудь два часа ветер поднял волны до пятиметровой высоты. На волны тоже не обращали внимания, потому что росли они постепенно: просто шли друг за другом, и каждая восьмая, или десятая, или шестнадцатая была выше любой из предыдущих. Они разбивались о сваи, и брызги, взлетев, замирали на мгновение в воздухе громадным зеленовато-белым водяным кустом.
Архипов в своем плащике сильно мерз на ветру. Все-таки от вышки он не уходил и блокнот держал наготове. Вдруг повезет — услышит какую-нибудь колоритную фразу, которая оживит суховатый репортаж.
Но люди трудились почти молча — грохот дизеля и грохот моря все равно заглушали слова. Архипов глядел на рабочих и все старался представить себе скважину — уходящую в глубь земли тысячеметровую стальную макаронину, к которой как раз сейчас прикрепляли высоченную «свечу». Потом он поймал себя на том, что смотрит почти все время на бурового мастера. В самом деле, не зря так хвалили в конторе этого парня с вздорным характером.
Конечно, в тонкостях бурения Архипов не разбирался. Но он видел, как работали люди — ловко, быстро, с тем налетом азарта, без которого труд не в радость. Видел, как охотно слушались они Федора, как сразу понимали его четкий, по-дирижерски красивый жест. Вообще мгновениями бурмастер здорово походил на дирижера, легкорукого, уверенного в умной и вдохновенной покорности оркестра.
Архипов не сразу заметил, что стало темнеть. Он поглядел на небо, и небо ему не понравилось: на севере словно смятые тучи наглухо заложили горизонт. Еще ливня не хватало…
Пришел из культбудки радист. Когда он перебегал мостик, внезапный порыв ветра прижал его к поручням.
— Что там, Билал? — спросил бурмастер.
— Ураган дают.
— Скоро?
— Через два часа.
Они о чем-то поговорили негромко — Архипов не слышал за ветром. Потом бурмастер сказал:
— Там видно будет. Ветродуи — они всегда врут…
Основание сильно раскачивалось. Архипов несколько раз подходил к поручням, глядел вниз и удивлялся: в море словно воды прибавилось. Порой волна поднималась к самому настилу. Архипов покачивал головой, причмокивал и шел обратно — боком, заслоняя лицо от ветра.
Он совсем замерз. Но страшно не было. Ведь люди работают, а они лучше знают, что опасно, а что нет. Все-таки он спросил здоровилу моториста:
— Часто у вас такое бывает?
Моторист, не расслышав, приложил ладонь к уху.
Архипов повторил.
— Осенью, зимой — всю дорогу, — сказал моторист, — Тут летом здорово — море как блюдечко.
— А можно сказать, что сейчас шторм?
Моторист понимающе покосился на блокнот:
— Точно. Даже семь баллов — и то называется шторм. Это точно, не сомневайтесь.
Архипов поблагодарил и ушел за бак с мазутом, куда ветер не доставал. Сел на какую-то ржавую трубу — плаща было не жалко, все равно уже грязный. Машинально достал блокнот и тут же спрятал: пальцы едва держали авторучку, да и записывать особенно нечего.
Но в общем Архипов был доволен. Все получилось вовсе неплохо. Вполне можно считать, что ему повезло. Летели прекрасно — никакой болтанки. И сегодня до пристани ехали на «Волге» с главным геологом. Попутная легковая — такое не часто случается…
И со штормом вышло удачно. Самый выигрышный момент для репортажа. И, главное, видишь все это собственными глазами. Не то что с чужих слов… Вообще материал может получиться…
К Архипову подошел Виталий. Крикнул:
— Пойдемте в культбудку!
— А что такое?
— Федор велел уходить с буровой.
Виталий пошел впереди, Архипов за ним.
И сразу же мокрый ветер тяжело ударил его по лицу. Архипов зажмурился на мгновение. А секунду спустя он уже ничего не понимал.
Со свистом, с ревом, с пушечным грохотом море и небо бросились на буровую. Громадная волна, накрыв настил, неслась прямо на Архипова. Он отпрянул назад, оступился и, судорожно взмахнув руками, полетел на мокрые доски. Его рывком подняли — кажется, Виталий и моторист. Волна хлестнула по ногам, до пояса обдала холодом, схлынула. А впереди уже росла и разбегалась новая, готовясь вспрыгнуть на настил…
Архипова цепко держали за рукава. Низко наклонясь вперед, почти ложась на ветер, он шел по качающемуся настилу между какими-то балками и трубами, временами даже полз. Он почти не раскрывал глаз — так бил ветер, и ничего не слышал, кроме грохота, и не знал, куда идет, и верил только в одно — в человеческие руки, держащие его.
* * *Они сидели в культбудке на топчанах. Федор оглядел всех и еще раз машинально пересчитал про себя.
Да нет, порядок. Все тут. За ребят он не слишком и беспокоился. В первый раз, что ли… А вот корреспондент — этот сдуру мог и в море угодить. Как он шлепнулся — прямо под волну. Хорошо, Федор сзади стоял, успел поднять. Искупало бы, как миленького, или башкой о лебедку трахнуло…
То и дело волна била в основание, и Федор думал с тревогой: а что, если она еще выше поднимется? Будку бы не смело — силища какая… Нет, устоит. Домик каркасный, к основанию приварен. А главное — баки заслоняют…
Волна взорвалась прямо за спиной у Федора, и он сжался, ожидая удара, и зажмурился, а когда открыл глаза, все вокруг качалось и плыло, мелькали какие-то тени…
— А, черт! — сказал моторист и остановил лампочку, кругами ходившую под потолком.
Федор обернулся к Виталию:
— Хорошо еще, баки заслоняют, верно? А если бы с юга ураган? В щепки бы разнесло нашу голубятню.
— С юга ураганы такой силы не налетают, — сказал Виталий.
— Сваи-то выдержат — металл…
— Запас прочности тут достаточный, — согласился Виталий. — Правда, и ураганов таких лет десять не было.
Корреспондент достал авторучку и, наморщив лоб, что-то черкнул в блокноте. Федор с раздражением взглянул на него. Сидит тут, как инспектор по технике безопасности…
— Запас прочности — это все дело темное, — сказал Федор. — Под Баку три основания той осенью свалило. А тоже небось были с запасом…
— Да бросьте вы каркать, — возмутился моторист. — Уж лучше чем повеселей займемся… Давайте, хлопцы, лысых считать? Пока двадцать штук не насчитаем.
— Валяй, начинай.
Моторист начал с главного геолога. Вторым пошел начальник конторы. Потом сторож склада.
Когда очередь дошла до Федора, он сказал не без ехидства:
— А товарищ корреспондент не подойдет?
Это было несправедливо и просто грубо — Федор и сам знал, и не удивился, когда Виталий, покраснев, зло бросил:
— Когда начнем дураков считать, ты пойдешь первым номером.
И снова долго сидели молча, прислушиваясь к грохоту снаружи. Один из рабочих все пытался растопить печурку. Но подмокшие дрова так и не загорелись.
— Вот, хлопцы, я вам историю расскажу, — начал моторист. — Была у меня в Астрахани одна девчонка…
Рабочие заранее ухмылялись. Историй у Губы было множество.
— Я там в порту работал, в общежитии жил. А ребята говорят: просит, мол, девчонка одна с тобой познакомить. Хочу, говорит, посмотреть на живого одессита. Ладно, говорю, валяйте, знакомьте. Я тебе, думаю, покажу живого одессита…
Волна ударила в пол, в стену, в крышу. Лампочка вспыхнула ярко и лопнула. Радист Билал долго возился в темноте, менял лампочку.
