Иван Арсентьев - Преодоление: Роман и повесть
Но как отгонишь прочь то, с чем тесно связан, что является твоей жизнью, что вызывает в сердце и нежность, и злость, и жалость. И еще — страх перед тем, что вдруг из‑за твоего равнодушия, нераспорядительности или невнимания постигнет кого‑то беда? Нет, Ветлицкий поступать так не мог. Его изощренная память до сих пор всегда предупреждала: бдительность и еще раз бдительность! Смотри в оба, иначе проглядишь нечто важное, примешь подделку за подлинник, как уже случилось в твоей жизни. Память не отключишь, не уничтожишь, она упорно возвращает тебя в прошлое и, как опытный фокусник, ловко подкидывает карты — не козырные, а простые всех мастей, на которых запечатлены совершенные тобой проступки и ошибки. Плохое прошлое хочется забыть, но оно вновь и вновь дает о себе знать, вызывает из небытия образы или смутные тени событий. Бывает это чаще всего в моменты, когда на твоем пути встречаются случайные совпадения, и сходство выражается не только в повторении характера, но и внешности. Лана, например, своим голосом, телом, даже запахом разогретой солнцем кожи там, на бордюре бассейна, напоминала Ветлицкому ту, которая оставила в его душе самый поганый нестираемый след.
У той женщины было вычурное имя Гера, а фамилия Сипдова. Будучи женой инженера станкозавода Ветлицкого, сама она работала в областном комитете радио, а ее отец — Мирон Фокич Сиплов был ответственным работником, которого крепко побаивались и прозывали за глаза «молотилкой районного начальства». В глубинке из опыта провинившихся предшественников знали: если в их краях объявился Сиплов, считай, что кто‑то из района вылетит с треском. Такие операции Сиплов проводил безукоризненно. Железная логика суждений, незаурядная воля, твердость конъюнктурных убеждений гарантировали стопроцентное исполнение скользких поручений.
За четыре года до того, как Гера познакомилась с Ветлицким, у нее в результате недоразумения родился мальчик Алик. Гера продолжала жить с родителями, которые смотрели за ее ребенком, к ним после женитьбы переселился и Станислав Ветлицкий. Сипловы обхаживали его со всех сторон, бывало, за стол без него не сядут, а поесть любили они всласть и ели, что называет–ея, до отвала. То, что мальчик Геры упрямо называл Станислава «Таска», не только не нарушало семейную идиллию, но даже умиляло старших. Впрочем, остроумный мальчик надавал прозвищ всем: дедушку Мирона называл «мерином», маму — «грелкой», что же касается бабушки, не чаявшей души во внуке, то его обращение к ней было самое краткое: «гадина».
Первое время Станислав возмущался: как так?
Взрослые люди не могут приструнить распущенного ребенка! Но немного позже он понял, что малыш по сути прав, что действительно устами младенца глаголет истина. Конечно, Алик не сам докопался до нее, скорей всего подслушал во дворе от знающих людей, но краткие прозвища как нельзя точнее обобщали главные черты их носителей.
Удивительные вещи творит природа! Вот мать и дочь, а ничего общего между ними, ничегошеньки схожего. А говорятеще, будто яблоко от яблони недалеко падает.
Замкнутый мирок Сипловых жил своими интересами по давно сложившимся семейным традициям. Близких друзей у Мирона Фокича не было, в. гости он не ходил и к себе никого не приглашал, считая, что лишний глаз — лишняя сплетня. Не удивительно, что Станислав в этом круге оказался чужеродным телом, как говорится, не к шубе рукав… Тесть, теща и Алик продолжали жить сами по себе, своими радостями и заботами, Станислав — на отшибе, а Гера прыгала стрекозой между родителями и мужем, не отдавая мудро никому предпочтения. Ее вполне устраивало, что родители смотрят за ребенком, несут все хозяйственные заботы и тем доставляют ей возможность свободно располагать своим временем, расти духовно, чего в наш век принудительных ритмов жизни добиться непросто.
И муж ее устраивал вполне. Однажды в разговоре с приятельницей Розой, — они вместе работали на радио, Гера высказалась так:
— Конечно, Стас не «ах»! но пока ничего. Папа мне настойчиво советует держаться Стаса. А папа все понимает и худого не посоветует. Он никогда ни разу не ошибся. Да, да! И не ошибется, если будет и впредь поступать согласно с требованиями времени. О–о! Вот кого бы на радио нам! Он бы на десять лет вперед составил план и наметил вехи, которых следует придерживаться в творческой работе. Он не только видит, он предвидит! Но ему тоже ставят палки в колеса всякие там фронтовики, которые когда‑то бух–трах! а теперь лезут нахрапом, хотя не смыслят ни бельмеса. Когда папа назвал меня Герой, эти самые дураки, засевшие в ЗАГСе, не захотели метрику выписывать, таким именем, мол, называют собак, а не детей. Им‑то невдомек, что это имя богини брака и супружеской любви, повелительницы молний и громов. Ну, а имя, как известно, определяет характер…
Роза иронически хмыкнула, но Гера, подобно своей матери, закусила удила и понесла самодовольно:
— Что говорить, Стас — человек тяжелый, жить с ним — нужно нервов и нервов. Если бы не ребенок, да не глупые условности — стала бы я с ним связываться! Но что поделаешь, если каждый тычет тебе в нос моральным кодексом. Все время приходилось жить с оглядкой, постоянно быть начеку. А теперь у меня все в ажуре: какой‑никакой, а муж, у моего сына — отец, а не прочерк в метрике. Улавливаешь разницу, Розуля? Ну, а жгучей, неземной, всепоглощающей и тэдэ любовью я сыта по горло. Марек опустошил, выпотрошил меня совершенно.
— По–моему, наоборот: Марек начинил тебя, если то был Марек… — сострила с ехидцей Роза, на что Гера ответила с вызовом:
— Это значения не имеет, я выполнила свой общественный долг и прямое назначение женщины, произвела на свет гражданина, не в пример некоторым… Кстати, у меня и сейчас нет недостатка в поклонниках, не то что у других, но я теперь опытная, в дурацкое положение себя не поставлю.
С наступлением весны старшее поколение Сипловых вывозило Алика за город и до самых снегов обитало на государственной даче. Молодые же оставались париться в городской квартире, выбираясь на лоно природы только под выходной. Станислав не бросал попыток установить более сердечные отношения с тестем и тещей, но, бывая в их обществе, больше полусуток выдержать не мог. У Алика, в его «сопливом» возрасте начали уже ярко проявляться бабушкины замашки. Иной раз он вытворял такое, что Станиславу, воспитанному в рабочей семье, представлялось возмутительным и диким. Он стеснительно краснел, переминаясь с ноги на ногу, и наконец, не выдержав, поворачивался и уходил.
— Вот видишь, Аличек, не любит тебя Таска, — хныкала подловато теща, а маленький балбес, косясь вслед ему, оглушительно верещал и, выстроив семейку в одну шеренгу, плевал на каждого по очереди.
— Мерин, дурак серый, не отворачивайся! Грелка, нагнись ниже! Чего ты вертишься, гадина! Стой смирно!
Семейка обтиралась носовыми платками, обмениваясь репликами восхищения:
— Какой экспрессивный мальчик! — восхищалась Гера.
— Шутничек мой! — умилялась бабушка.
— Прелесть, какой занятный! — радовался дед.
Зять, не разделявший восторгов относительно «самодеятельности» Алика, давал тем самым теще повод обвинять его в детоненавистничестве.
Отработав день на заводе, Станислав перекусывал на ходу и спешил в библиотеку, где его хорошо знали и готовили по заранее составленным заявкам техническую литературу, очередные информационные бюллетени и разную периодику. Он рылся в справочниках, прочитывал статьи в зарубежных журналах по станкам, поскольку неплохо владел немецким, делал выписки и фотокопии, да еще брал книги с собой, чтоб штудировать дома.
Уже пять лет он упорно занимался техническими изысканиями. Началось это со студенческих лет, с дипломной работы, которой заинтересовались тогда и дипломная комиссия, и производственники. В ней в общих чертах излагался новый принцип изготовления станков. С той поры и корпит Ветлицкий над увлекшей его темой.
Материалов за годы накопилось немало: различные технические расчеты, прикидки, заметки, эскизы. Каждый свой вывод, как и размышления, приходилось выверять по нескольку раз со всех сторон, связывать с потребностями производства и его состоянием на сегодняшний день. Записи по конструктивным и технологическим вопросам Станнслаз складывал в папки и запирал их на замок в нижнем отсеке громоздкого книжного шкафа, чтобы Алик, если ему придет такая идея, не пустил бумаги на изготовление «голубей».
Хрулев познакомился с Ветлицким, будучи его оппонентом при защите диплома. Молодой инженер понравился директору и был взят на завод. И на станкозаводе Хрулев не выпускал его из поля зрения, выделял из массы других инженеров, находя, очевидно, в нем то, чем обладал сам, но что так и осталось не развитым до конца и не проявленным, ибо велением судьбы директор вынужден был заниматься не научно–техническим прогрессом производства, а делами иного порядка.
