Адам Шафи Адам - Кули. Усадьба господина Фуада
— Хорошо. Мы рассмотрим их. И не стоит из-за этого бастовать. Скажите вашим людям, чтобы они приступали к работе, а мы будем постепенно решать все поставленные вами вопросы.
На этом переговоры закончились. Получив обещание, что требования рабочих будут рассмотрены, Фараджи и Бакари ушли. Завершилась и продолжавшаяся десять дней забастовка — на одиннадцатый день портовики приступили к работе.
* * *Шли дни, недели, месяцы, а в жизни рабочих ничего не менялось. Грузчиков увольняли за малейшую провинность; все дорожало, а зарплата оставалась прежней. Жить стало еще труднее.
Однажды днем, когда солнце приближалось к зениту и работа на корабле была в самом разгаре, грузчики увидели, что к ним приближается моторка управляющего компанией.
— Что ему здесь нужно? — озабоченно спросил один из рабочих.
— Какой черт его сюда несет, да еще в такой час? — откликнулся другой.
Через некоторое время лодка управляющего подошла к барже, стоящей у борта океанского лайнера.
— Где Рашиди? — крикнул мистер Джордж, не вылезая из моторки.
— Эй, Рашиди! Рашиди! — закричали грузчики с баржи.
Рашиди, по пояс голый, с мокрым от пота телом, перегнулся через борт:
— Чего?
— Тебя зовут.
Рашиди перебрался с судна на баржу и подошел к борту, у которого стояла моторка.
— В порт пришел твой сосед. Срочно хочет тебя видеть, — сказал ему мистер Джордж.
— Сейчас. Я только рубашку надену.
Рашиди спустился на моторку, и та, развернувшись, пошла к берегу.
Сосед принес известие о смерти Машаву.
Смерть матери потрясла Рашиди. Он рыдал как ребенок, и соседки, которые собрались у них в доме, чтобы оплакать покойницу, никак не могли утешить его. Выйдя во двор, Рашиди сел на деревянный чурбан. Он никак не мог собраться с мыслями. В кармане у него не было ни цента, а нужно было срочно съездить в деревню к дяде Фархани, брату покойной матери, и сообщить ему о предстоящих похоронах. Крики и плач женщин не давали сосредоточиться.
Вдруг его кто-то окликнул. Он поднял голову и увидел Фараджи.
— Так не годится, Рашиди. Крепись и не мучай себя.
Сочувствие друга тронуло Рашиди, слезы сами полились у него из глаз.
— Когда похороны? — спросил Фараджи.
— Завтра, после полудня.
— Вот, держи. Мы тут собрали немного. — Фараджи вложил в руку Рашиди стошиллинговую бумажку и, попрощавшись, ушел…
Смерть Машаву была для Рашиди тяжелым ударом. Не в силах примириться с мыслью о том, что матери больше нет, он почти ничего не ел и потому осунулся, исхудал… Прошло много времени, прежде чем жизнь Рашиди начала входить в привычную колею.
Глава VIII
Как-то Рашиди возвращался домой вместе со своим другом, молодым рабочим Салумом. После погрузки мешков с гвоздикой оба еле держались на ногах от усталости. Неожиданно Салум сказал:
— Вот сегодня в Чаани будет веселье!
— Что будет? — не понял Рашиди.
— Будут играть два оркестра: таарабу и маумбва[19].
— Да я это… не особенно…
Но Салум набросился на него:
— Что "не особенно"? Сегодня суббота. Значит, мы имеем право немного поразвлечься. Всю жизнь только и знаем, что таскать мешки. Пойдем! Давай хоть один вечер повеселимся.
Рашиди заколебался. А действительно, почему бы сегодня не пойти в Чаани?
— А как мы доберемся туда? Где мы ночью найдем такси?
— У меня есть велосипед, — сказал Салум, — и у него очень крепкий багажник. Так что прокатишься, как в кресле.
— Ну ладно, — согласился Рашиди. — Заезжай за мной часов в десять.
Еще не было десяти, когда Салум подъехал к дому Рашиди и посигналил звонком. Рашиди уже ждал его. Он постарался приодеться: на нем была нарядная клетчатая рубашка, брюки и парусиновые туфли.
Ночь была хороша. Луна на небе светила ярко. Несмотря на поздний час, дорога не была пустынной: на шоссе их постоянно обгоняли машины, попадалось много велосипедистов. Все направлялись в Чаани.
Шум нгомы[20] они услышали еще издалека.
— Ну, что я тебе говорил! — радостно засмеялся Салум.
Скоро они свернули с шоссе и, проехав метров сто по проселочной дороге, оказались на месте. Все пространство, где происходило празднество, освещалось электрическими лампочками. Шум сотен людских голосов и звуки музыки сливались в один невообразимый гул.
Сначала Салум и Рашиди пошли смотреть нгому под названием "Собака устала". Веселье было в самом разгаре. Женщины — на всех желтые в голубой горошек канги, — пританцовывая, кружком обступили музыкантов. Вокруг собралась огромная толпа — в основном мужчины. Некоторые из них, захваченные ритмом танца, сами приплясывали на месте. А тем временем между женщинами разгоралось настоящее соревнование. Они быстро и грациозно двигались, ноги отбивали бешеный ритм, полные груди подрагивали, бедра ходили из стороны в сторону. Казалось, их гибкие тела лишены костей. Каждой из участниц нгомы хотелось чем-то выделиться из общей массы: одни кокетливо поводили глазами, другие старались повыше подпрыгнуть и погромче пропеть. Но были среди них и те, что танцевали словно нехотя, смущенно потупившись.
Музыканты тоже не жалели сил. Уже не оставалось зрителя, чьи ноги сами по себе не приплясывали бы в ритме танца. Время от времени кто-нибудь из зрителей, не выдержав, выскакивал в круг танцующих, а потом снова возвращался на свое место. Рашиди стоял, оглушенный происходящим. Такого ему никогда не приходилось видеть. Это, правда, не означало, что он никогда не видел, как танцуют нгому "Собака устала". Наверное, на всем Занзибаре не сыщется ребенка, который не видел бы этого. Дети и сами часто устраивают эту нгому, используя в качестве музыкальных инструментов ящики и пустые консервные банки. Рашиди часто наблюдал, как ее танцуют днем в Нгамбо — по случаю рождения ребенка или свадьбы. Но в этом танце под ночным небом Чаани было что-то особенное, волнующее и страстное.
Через полчаса Салум тронул Рашиди за плечо:
— Пойдем послушаем, как там поют.
— Подожди немного, — не оборачиваясь, попросил Рашиди.
— Пойдем: там еще лучше. Играют музыку таарабу, поют.
Рашиди ничего не ответил. Он стоял и как зачарованный смотрел на танцующих женщин.
— Ну пойдем же, — снова позвал Салум.
Рашиди нехотя повернулся к нему:
— Ты иди, а я подожду тебя здесь.
Салум постоял еще немного, а потом ушел слушать игру оркестра-таарабу.
Среди участниц нгомы была девушка, которая танцевала, стыдливо прикрыв кангой обнаженные плечи и скромно потупив взор. Она старалась танцевать как можно проще и незаметнее, и все равно в ней было что-то такое, что приковывало к ней взгляды многих мужчин. Рашиди тоже не мог оторвать от нее восхищенного взора. Ему казалось, что он знает ее или по крайней мере когда-то видел. Он не отрываясь смотрел на нее до тех пор, пока девушка не перехватила его взгляд.
Рашиди смутился и пошел искать Салума. Тот стоял захваченный музыкой, уносясь в мыслях куда-то далеко-далеко. Он даже вздрогнул, когда Рашиди тронул его за плечо.
— Что, устал от нгомы? — спросил Салум.
— Нет, я еще вернусь туда.
В это время музыканты и участницы нгомы решили сделать перерыв, и люди потянулись слушать певцов. Но, конечно, не все. Кто-то пошел выпить помбе[21], кто-то покурить или просто побродить по окрестностям. И тут Рашиди заметил в толпе девушку, которая так приглянулась ему во время нгомы.
— Пойдем туда, — твердо сказал Рашиди и, взяв Салума за руку, потащил его за собой, даже не спросив, хочет приятель идти в ту сторону или нет. Протиснувшись через толпу любителей музыки таарабу, они наконец подошли к девушке, но в этот самый момент ударили барабаны, возвещающие о продолжении нгомы. Услышав их, девушка повернулась и столкнулась со стоящим позади нее Рашиди. Он инстинктивно выставил руки вперед, и она угодила прямо к нему в объятия. Не успел он ничего сказать, как девушка подняла на него глаза и вежливо поздоровалась. И снова он не успел ничего ответить, а девушка уже ловко выскользнула и побежала догонять подруг.
Рашиди и Салум продолжали слушать выступления певцов. Для Салума, любителя музыки таарабу, это было истинным наслаждением, но Рашиди томился и вскоре сказал:
— Пошли отсюда!
— Подожди, я хочу сделать подарок певице[22], — отозвался Салум, пришедший в восторг от только что услышанной импровизации. В ней говорилось о женщине, страстно мечтающей полюбить, но не находящей своего избранника. Салум подошел к певице и протянул ей монетку в десять центов, которую она, как это было принято, губами взяла из его рук.
Протиснувшись через толпу тех, кто наблюдал за танцами, Рашиди сразу же отыскал глазами девушку. Была уже поздняя ночь, но нгома, казалось, только набирает силу. Когда девушка очутилась напротив друзей, Салум вдруг выскочил в круг и что-то прошептал ей. Девушка ничего ему не ответила, а только повернулась и посмотрела на Рашиди.
