Медведь - Кривак Эндрю

Я пыталась натянуть лук, сказала она. Но было темно.

Мужчина покачал головой.

Ты бы никогда не разглядела, сказал он.

Когда они поднялись на рассвете, оказалось, что рука посинела и опухла, и девочка вслух подумала, что надо бы вернуться домой, но мужчина сказал: океан уже близко, а соленой водой удобно промывать рану.

Нужно завершить то, ради чего мы пришли, сказал он.

Так что они собрали вещи и пошли дальше.

~~~

C УТРА ЭТОГО ДНЯ И ДО ПОСЛЕДНЕГО СВЕТА они двигались по изменчивому ландшафту: редколесье, обнажения горной породы, заболоченные луговины, — останавливаясь, только чтобы собрать тысячелистника, когда попадался, живокоста и подорожника, где встречались. Смешав листья с пеплом от вечернего костра, они сделали мужчине компресс на руку, накрыли его листьями подорожника и крепко примотали к ладони и запястью стеблем арахиса.

Солнце уже клонилось к закату третьего дня, когда девочка остановилась на полушаге, приподняла нос, как олень на лужайке, медленно, глубоко втянула воздух. Попыталась заговорить, втянула еще и потом сказала: пахнет сосной и розой, и чем-то еще. Пахнет…

Океаном, сказал мужчина, который был рад передышке. Это запах океана.

Они продрались сквозь кустарник к голому камню, остановились на краю утеса. Ветер дул сильно и ровно, а перед ними расстилалось море. Внизу, в воде, прибрежные скалы то обнажались, то скрывались во впадинах между пенными гребнями волн, которые катились вперед, одна за другой, разрастаясь и ускоряясь, а потом опадали и разбивались с грохотом, будто трескались булыжники. А под ними поверхность моря поднималась и опускалась, но вроде бы не продвигалась вперед, — поверхность эта тянулась до самого горизонта, почти не отличного от серебристой синевы вод, так что девочке показалось, будто море и небо скруглялись наверху, накрыв собой землю, как будто куполом.

Мужчина окинул берег взглядом, дотронулся до плеча девочки и указал вдаль, на длинную белую полосу.

Нам туда, сказал он. Где течет ручей.

Они вернулись к лесной опушке и зашагали вдоль нее, пока не увидели косые лучи солнца, оно садилось в разрыве между тучами на западе, тогда они снова свернули к востоку. Девочка гадала, сильную ли мужчина испытывает боль, он же не выказывал слабости и, не замедляя хода, шагал по тропе, которую знал по предыдущим проходам, как будто это было самое важное, единственное его дело. Они поднялись выше по скругленным прибрежным скалам, снова углубились в смешанный лес, где ручейки появлялись будто бы ниоткуда. Потом мужчина стал держаться берега одного из этих ручейков, тот бежал под гору, уклон делался все круче, пока вода прыжком не вырывалась из-под прикрытия бука и болиголова, а уж потом лилась по гладким почерневшим камням, будто длинный палец тянулся к морю, к рокоту волн на мокром песке.

Они стояли рядом на берегу, смотрели в водную даль и слушали, как валы разбиваются о берег. Девочка вдохнула запах и повернулась к отцу.

Нужно добраться до пещеры, сказал он прежде, чем она успела заговорить.

Она далеко?

Дальше по берегу. Под утесом, на котором мы стояли.

Они двинулись вдоль берега, перелезая через валуны, которые скатились с обрыва, запрудив ручейки, питавшиеся пресной водой из леса. Солнце давно село, звездная вуаль затенила небо, и только тогда мужчина указал в направлении утеса. Казалось, что высокий круглый черный отпечаток оттиснут на отвесной стене, которая поднималась выше всех на берегу, — и они зашагали в ту сторону, как будто бы к дому.

Пол пещеры был песчаным, задняя стена покрыта лишайником и влагой, но здесь хватало места, чтобы встать во весь рост, здесь было где разложить принесенные вещи.

Девочка вышла наружу, набрала сухой травы, сучков и топляка, принесла все это в пещеру, вырыла у входа ямку и при помощи кремня и кресала начала высекать искры на трут из кедровых стружек, которые всегда носила с собой, пока они не задымились, не вспыхнули и не разгорелся огонь.

ГОРИЗОНТ РАСЧИСТИЛСЯ, НОЧЬ ВЫДАЛАСЬ СУХАЯ. Мужчина с девочкой сидели возле устья пещеры, доедали остатки озерной форели и смотрели в направлении волн.

Завтра, сказал он, разведем соляные костры.

Ветер притих до бриза, и когда они доели, девочка спросила папу, как его рука.

Примерно как была твоя, когда тебя клюнул гусь.

Тогда плохо дело, сказала она.

С компрессом легче.

Девочка помолчала, а потом спросила: а зачем ты туда полез?

Взгляд мужчины был устремлен в огонь, он не поднял глаз, чтобы на нее посмотреть.

Меня будто потянуло, сказал он. Столько там всего похоронено. Столько всего непонятного. Я всю жизнь гадаю, как оно так случилось.

А твой отец разве не знал?

Он знал только родню твоей мамы. А они говорили только про матерей и отцов из своего рода.

А других они не искали?

Всю жизнь. А когда закончили искать, остались только я и твоя мама.

Он умолк и долго не раскрывал рта, тишину нарушало лишь потрескивание пламени и рокот волн.

Так что мы искать уже не стали, сказал он наконец. Решили поселиться на горе. И ждать.

Чего? — спросила она.

Тебя.

Девочка тоже устремила глаза в пламя, как будто в нем можно найти все, что человек ищет, а потом сказала: ты ведь с ней говоришь, да?

Мужчина кивнул.

Каждый день.

Она взглянула на него снова.

Я знаю об этом. Тебе, наверное, кажется, что ты произносишь слова про себя или что слишком ветрено и я не слышу. А я слышу.

Знаю, сказал мужчина. Мне столько всего хочется ей сказать.

Что ты ей говоришь?

Я ей рассказываю про тебя. Какие ты задаешь вопросы, чем занимаешься. Для нее было бы настоящим счастьем быть с тобой рядом.

Я много вопросов задаю, да?

Только что задала еще один, сказал мужчина, и девочка рассмеялась и снова посмотрела в огонь.

Ты думал, что найдешь ее здесь?

Я знаю, где ее искать, сказал он. Просто хотел снова вспомнить. То время, которое мы провели вместе. Здесь.

Он набрал песка в ладонь здоровой руки, просыпал его сквозь пальцы.

Девочка наблюдала за ним.

Можешь ей передать от меня одну вещь?

Все что угодно, сказал он.

Скажи ей, что для меня настоящее счастье учиться делать те вещи, про которые я знаю, что и она их делала тоже.

Обязательно, сказал мужчина.

КОГДА ДЕВОЧКА ПРОСНУЛАСЬ УТРОМ, МУЖЧИНА стоял, склонившись над костром, и вылавливал из горшка белый шарик с вкраплениями грязи и водорослей. Она протерла сонные глаза и наблюдала.

Что ж ты меня не разбудил, сказала она.

Я вчера вечером поставил горшок на огонь, когда ты заснула, сказал он. При свете луны набрал возле скал много доброго топляка. Вот, попробуй. Первая добыча.

Компресс так и был привязан к укушенной руке, мужчина крепко прижимал ее к боку. Здоровой рукой он бросил щепотку соли на ее подставленную ладонь.

Она лизнула.

Очень солоно, сказала она и выплюнула на землю кусочек водоросли.

Мужчина улыбнулся, качнул головой.

Грязь вытащим, когда вернемся домой, сказал он. Давай вон там разведем еще два костра. За полосой прибоя. А потом ты позавтракаешь, а я прилягу.

ОН ПРОСНУЛСЯ В СЕРЕДИНЕ ДНЯ, МЕДЛЕННО поднялся. Девочка сидела на солнце, вытачивая наконечники из кусочков стекла — зеркальное поблескивало под ее руками. Увидев, что он встал, она убрала наконечники в свою сумочку. Теперь он постоянно прижимал ладонь к боку, как будто она хотела там спрятаться. Он пошел к кострам.

Ты долго спал, сказала она.

Устал.

Вода быстро закипает. К вечеру будет еще соль.

Еще несколько дней, сказал он, и у нас будет запас надолго.

Она указала на его руку и попросила: дай посмотрю.

Он вытянул руку вперед. Девочка сняла листья, счистила засохший компресс. На ладони все еще виднелись следы зубов, кожа покраснела, запястье стало горячим и алым, из проколов сочилась белая жидкость.