Неверная - Али Айаан Хирси

Как такое могло произойти? Ведь я столько раз говорила правду о своем прошлом. Да, я должна была все рассказать еще в 1992 году, когда приехала в Голландию, даже под угрозой депортации. Со временем, научившись не бояться, я поняла, что лгать не нужно.

Но теперь, когда я была абсолютно честна перед всеми, я не знала, что будет дальше с моим гражданством и позволят ли мне остаться в Голландии. Единственное, что я осознавала тогда абсолютно четко: мне придется выйти из состава парламента раньше, чем планировалось.

Днем я зашла в пресс-центр, встала перед телекамерами и объявила, что ухожу из политики и уезжаю из страны. Я поблагодарила всех, кто поддержал меня, и постаралась подвести какие-то итоги. Руки дрожали, в горле пересохло.

Через несколько часов мне позвонил Кристофер ДеМус и подтвердил, что с сентября я смогу приступить к работе в American Enterprise Institute.

Пресс-конференция состоялась в два часа дня. Без пятнадцати пять Рита Вердонк уже отвечала в парламенте на вопросы моих разгневанных коллег. Более трех лет я работала с этими людьми, общалась, обедала с ними, заключала соглашения, договаривалась о голосах. А теперь, в результате внутреннего расследования, на которое потребовалось всего четыре дня, я лишилась гражданства и должности. Многие члены парламента были в ярости и не скрывали этого.

Около одиннадцати вечера Рита не выдержала напряженного допроса и стала допускать ошибку за ошибкой. Сначала она сказала, что я никогда не была голландской подданной. Потом – что я еще шесть недель буду являться голландкой (хотя, по ее же словам, я никогда ею и не являлась). Заявила, что не имела понятия о том, что я лгала, подавая прошение, и взяла другую фамилию, хотя я не раз упоминала об этом в интервью и в разговорах. Даже мой рабочий электронный адрес был [email protected] («парламент-точка-Нидерланды»). Так что я совершенно не скрывала, что в юности носила фамилию Маган.

После этого Рита стала терять позиции в нижней палате. И дело уже было не во мне, а в личных интересах и политических интригах. Рита Вердонк стала бы сильным лидером, поэтому оппоненты конечно же хотели ее уничтожить. И даже в нашей Либеральной партии нашлись люди, готовые с радостью принести ее в жертву под любым предлогом.

Миллионы телезрителей стали свидетелями того, как во время дебатов в прямом эфире Риту буквально разрывали на кусочки. Лидеры правящей коалиции стали отстраняться от нее. Она последовательно отклонила два предложения повторно рассмотреть мое дело. Около половины третьего ночи спикер парламента, видимо, передал ей предупреждение о том, что, если она отклонит и третье предложение, ей придется покинуть правительство. Наконец около трех часов ночи Рита согласилась пересмотреть мое дело. Я должна была получить ответ в течение шести недель.

С этого момента вся ситуация стала напоминать какой-то фарс. Я нашла адвоката, которая объяснила мне, что, так как я использовала фамилию Али – имя, данное при рождении моему деду, известному как Маган, – в моем прошении не было никакой фальсификации. Она также приложила к делу исследование законов Сомали, согласно которому я имела право использовать в качестве фамилии любое имя из длинного списка моих предков по мужской линии. (Я этого не знала.) Так как я не могла предъявить свидетельство о рождении моего деда, отца и матери, я получила заявление от брата, подтверждающее, что дед Маган был назван при рождении Али. После этого мне оставалось только ждать.

Спустя несколько недель до меня дошли слухи о том, что премьер-министр Ян Петер Балкененде потребовал от Риты пересмотреть ее решение и восстановить мое гражданство, но она не хотела потерять лицо. В конце концов за два дня до летних каникул в парламенте Балкененде назначил ей встречу и велел уведомить Законодательное собрание о том, что я снова являюсь голландской подданной.

Я узнала об этом в Вашингтоне, в офисе юриста, который помогал мне разобраться с видом на жительство в Америке. По требованию моего голландского адвоката я отправила срочный факс о том, что отныне буду всегда подписываться фамилией Али, а не Маган или какой-либо иной.

Через несколько часов, когда агент по недвижимости показывал мне квартиру, телефон зазвонил снова. Теперь я должна была подписать заявление о том, что сама виновата в случившемся недоразумении. Ведь я сказала журналистам, что солгала, назвавшись Али, в то время как могла использовать эту фамилию совершенно законно.

Мне хотелось покончить уже с этим раз и навсегда. В Голландии я больше не чувствовала себя дома. Но без гражданства я не могла подать документы на американскую визу, к тому же, если бы я отказалась подписать заявление, мне пришлось бы еще долгие годы находиться в подвешенном состоянии и бороться за свои права. Мои адвокаты в один голос утверждали, что я не могу изменить в заявлении ни слова – только принять его или отвергнуть. И все же я настояла на одной поправке: вместо «прошу прощения» в тексте появилось «я сожалею». (По слухам, за это премьер-министр Балкененде заставил Риту пообещать, что она никогда больше не произнесет «правила есть правила».)

На следующий день, когда я была в офисе American Enterprise Institute, туда стали стягиваться голландские журналисты и операторы. Я еще не получила никакого официального уведомления, но они знали, что Рита уже согласилась восстановить мое гражданство и дебаты назначены на следующий вечер, как раз накануне парламентских каникул. Я просто ответила, что очень рада. И это была правда: мне не терпелось покончить с этим. Кроме того, выяснилось: люди в Гааге считают, что меня шантажом вынудили подписать признание вины, а Рита Вердонк повела себя недостойно.

Но никакого шантажа не было, и я сказала об этом журналистам. Только спешка: я хотела как можно скорее разобраться с этой историей.

28 июня в восемь вечера начались дебаты в парламенте, и Рита Вердонк с премьер-министром Балкененде тут же оказались на линии огня. Выяснилось, что Рита оставила сообщение на автоответчике Балкененде о том, что собирается лишить меня гражданства, и после этого даже не перезвонила ему, прежде чем объявить о своем решении публично. Какой же она после этого лидер? Также сразу стало очевидно, что многие члены парламента чувствовали себя оскорбленными: правительство, видимо, было невысокого мнения об их интеллектуальных способностях, заставляя их поверить, что во всей этой истории виновата только я одна.

Рано утром в парламенте Балкененде спросили, была ли я вынуждена подписать заявление, в котором брала всю вину на себя, и являлось ли это условием возвращения гражданства. Премьер-министр подтвердил: да, Рита настояла на том, чтобы я подписала этот документ. После этих слов пол в здании парламента задрожал от топота: все бросились к микрофону.

В половину пятого утра Партия зеленых призвала выдать вотум недоверия Рите Вердонк. Множество людей по всей стране следили в прямом эфире за подсчетом голосов. Шестьдесят шесть членов правительства поддержали вотум, семьдесят девять отклонили его. Это означало, что D-66, небольшая партия, входившая в правящую коалицию, проголосовала против министра. Теперь Рита должна была уйти в отставку, иначе коалиции придет конец, и правительство распадется.

Уже наступило 29 июня, последний день работы парламента перед каникулами. В девять утра состоялось срочное совещание кабинета министров, после чего премьер вышел к прессе и заявил, что Рита сохранит свой пост. Теперь решение оставалось за D-66 – и в тот же вечер шестеро членов этой партии вышли из коалиции.

Правительству Балкененде пришел конец. Выборы назначили на осень.

Я узнавала о ходе этой драмы из эсэмэсок и электронных писем. Бывшие коллеги присылали их сотнями, а когда правительство рухнуло, я получила сразу пятьдесят сообщений.

В тот момент я была в Аспене, штат Колорадо, куда меня пригласили на конференцию при участии американских политиков и глав корпораций. Я была поражена тем, что ко мне постоянно подходили люди, ругавшие голландское правительство. Мне постоянно приходилось объяснять, что Голландия – не страна ксенофобов и что меня не выгнали оттуда ни с того ни с сего.