Сиротка. Слезы счастья - Дюпюи Мари-Бернадетт
Она стала с неуверенным видом расстегивать свою кофточку. Людвиг тут же воспротивился:
– Мы не можем надолго оставлять Томаса возле дома одного, без присмотра.
– Да, ты прав. Послушай, отведи его к Иветте. Она вполне может посидеть с ним часок! И возвращайся поскорей. Я задерну шторы и буду ждать тебя в нашей постели. Людвиг, я нуждаюсь в тебе и твоих ласках. Я схожу с ума, когда снова и снова думаю о том, что ты больше не хочешь меня и уже никогда больше не захочешь.
Она, задышав чаще, подняла юбку и, схватив руку Людвига, провела его ладонью по своим обнаженным бедрам. Людвиг, почувствовав к ней сострадание, показал жестами, что сделает то, что она хочет, и, выйдя на крыльцо, сказал сыну, чтобы тот следовал за ним.
Уже шагая к дому семьи Лапуант, находящемуся посреди длинной вереницы заброшенных построек, Людвиг вдруг вспомнил о Кионе. Вчера, возвращаясь с реки, он впервые увидел ее после трех с половиной лет разлуки. Девочка с круглыми щеками и длинными рыжевато-золотистыми косами превратилась в лучезарную девушку – худощавую, стройную, с гораздо более светлыми волосами. Он из вежливости сказал ей комплимент по поводу такого перевоплощения, а она ответила ему улыбкой, которая запомнилась ему своей невиданной ослепительностью и необычайной доброжелательностью. Он был очень многим обязан Кионе! Она, еще будучи маленькой девочкой, стала подкармливать его, когда он, немец, сбежал из лагеря для военнопленных. Она была готова пойти на какой угодно риск ради того, чтобы ему помочь. Накануне рождения Томаса она предупредила всю родню об опасности, угрожавшей его будущей матери.
«Только она может спасти Шарлотту еще раз и заставить ее образумиться, – мысленно сказал он сам себе. – А возможно, и Эрмин. Если Онезим одолжит мне грузовичок, мы поедем прямиком в Роберваль».
Однако Онезим пребывал в дурном расположении духа и встретил Людвига нелюбезно.
– Нет, мой грузовик мне нужен и самому! Муки небесные, тебе нужно купить свой автомобиль, Бауэр, если ты хочешь разъезжать на колесах с моей сестрой и вашими шалопаями. В городе есть в продаже не очень дорогие автомобили.
– Хорошо, извините меня, – поспешил сказать Людвиг, чувствуя себя неловко и поглядывая на Иветту, обычно отличавшуюся словоохотливостью, а сейчас почему-то упорно молчавшую.
– Мадам Лапуант, не могли бы вы в таком случае присмотреть за Томасом около часа? – поинтересовался немец. – Шарлотта чувствует себя плохо, а мне нужно поработать довольно далеко от дома.
– Ну конечно! С какой стати я стала бы отказывать? Но не надо называть меня «мадам». Просто Иветта. Мы ведь родственники.
– Скажи мне, Бауэр, если моя сестра, как ты говоришь, чувствует себя плохо, то почему же ты тогда хотел повезти ее на моем грузовичке на прогулку?
Людвиг, оказавшись в неловком положении, тут же сумел из него выпутаться.
– Мы хотели заехать к мадам Шарден, у которой есть болеутоляющие таблетки. Шарлотта жалуется, что у нее болит спина.
– Нужно, чтобы она легла в постель и не напрягалась! – сказал Онезим. – Я одолжу тебе свой автомобиль завтра. Мне его нужно отремонтировать. А своего малыша можешь нам оставить, у нас ему будет хорошо.
Томас еще крепче ухватился за руку своего отца: на мальчика наводил страх этот дядя с зычным голосом и фигурой великана. Иветта, впрочем, сумела его быстренько успокоить.
– Иди сюда, мой милый, я покажу тебе своих цыплят. Да, у одной моей курицы вылупились цыплята. Красивые желтые и черные цыплята. А затем я дам тебе пюре и кусок ветчины. Сегодня я кормлю его обедом, Людвиг. Скажи Шарлотте, чтобы не беспокоилась.
Людвиг поблагодарил Иветту и отправился восвояси. Он мало-помалу уже привыкал к своим соседям, тем более что Иветта и Онезим Лапуанты являлись для него родственниками со стороны жены. Подходя к Маленькому раю, он поднял взгляд на окно спальни и увидел, что шторы задернуты. Пять минут спустя он уже вошел в спальню.
«Супружеский долг!» – подумал он, раздеваясь и ложась под одеяло рядом с обнаженной Шарлоттой, тело которой за последние несколько недель сильно исхудало. Оно тем не менее было теплым и нежным. Его запах был приятным, а кожа цвета слоновой кости – шелковистой. Шарлотта прижалась к Людвигу и, прерывисто дыша, впилась в него недоверчивым взглядом.
– Раз ты пришел – значит, ты меня любишь, да?.. Я тебя очень люблю, мой дорогой, мой Людвиг, моя любовь!
Ее опьяняли эти слова, которые она очень часто произносила в прошлом, и она позволила себе действовать очень раскованно, даже смело. Людвиг, закрыв глаза и поддаваясь этому водовороту страсти, стал отвечать на поцелуи Шарлотты и ее ласки.
– Мой дорогой, моя любовь! – бормотала Шарлотта, став похожей на дикарку со своими растрепанными волосами и исступленным взглядом. – Ложись на спину. Ты замечательно любил меня, когда я была сверху – да, да, вот так!
Она села на него сверху и начала совершать движения взад-вперед, издавая страстные стоны. Людвиг позволил ей самой определять ритм их соития, не решаясь на нее взглянуть и лишь придерживая ее за талию. Он вдруг представил ее в такой же позе, но на Венсане, ее любовнике. Когда она была с тем мужчиной, она тоже двигалась так исступленно и тоже стонала? Ему пришлось сделать над собой большое усилие для того, чтобы не оттолкнуть ее и в конце концов достичь оргазма.
«Впервые после того, как мой двоюродный брат мне все рассказал, впервые после того, как она мне изменила!» – подумал он, когда она, получив удовлетворение, вытянулась рядом с ним на постели.
– Теперь я знаю, что ты меня еще любишь, мой дорогой, – заявила Шарлотта с радостным вздохом. – Как нам здесь хорошо друг с другом!
Однако она ошибалась. Все было как раз наоборот. Людвиг только что окончательно осознал, что эту женщину он больше не любит.
Роберваль, тот же день
Лоранс и Киона сидели за столом, стоящим в беседке. Вооружившись ножницами и тюбиками с клеем, они уже заканчивали мастерить картонный домик для куклы. Жослин оказал им в этом помощь: он посоветовал установить эту хрупкую конструкцию на деревянное основание, которое сам смастерил из двух тоненьких дощечек и планок, найденных в сарае.
– Мы покрасим его после того, как поедим, Адель, – сказала Киона. – Он тебе нравится?
Девочка с восторженным видом закивала. Она охотно стала бы играть с этим домиком прямо сейчас, то есть не дожидаясь, когда его покрасят, однако, будучи послушной, ничего не сказала.
– У бабушки есть лоскутки, – добавила Лоранс. – Я сделаю из них занавески на окнах и ковры во всех четырех комнатах.
– Вы не сделали в этом домике камин, – заметил Констан, с интересом наблюдавший за «строительством» картонного домика.
– Я нарисую камин, месье, и языки пламени в нем!
Лора и Эрмин наблюдали за всем этим, расположившись в шезлонгах.
– Мне это кажется странным, мама, – тихо сказала Эрмин. – Вчера я заметила, что Киона и Лоранс ведут себя неприязненно по отношению друг к другу. Особенно это чувствовалось во время ужина. Сегодня же между ними как будто полное взаимопонимание.
– Не стоит ломать себе голову. В таком возрасте настроение меняется очень часто и очень резко, причем даже из-за каких-нибудь пустяков, – ответила Лора. – Ты лучше взгляни на саму себя, моя дорогая. У тебя удрученный вид – вид женщины, которую лишили ее обожаемого мужа.
– Мне вряд ли стоит жаловаться. Тошан нуждается в свободе, но он вернется уже скоро. Что я могу клянчить у небес? Киона снова рядом с нами, сияющая и исключительно любезная. Надеюсь, она быстро забудет о том, что ей пришлось пережить. Кстати, мама, завтра нужно будет купить выпуск газеты «Солей». Вчера позвонила Мари-Нутта. Она сказала, что статья Бадетты будет напечатана в субботнем номере.
– Мы отправим за газетой Лоранс и Киону. Им будет приятно прогуляться.
Лора снова посмотрела на этих двух девушек, полное взаимопонимание между которыми вообще-то удивляло и ее. Она немало отдала бы за то, чтобы узнать, когда и каким образом они сумели помириться. Смех Лоранс и ее задор казались ей неподдельными, тогда как она вроде бы должна была дуться и напряженно размышлять над своей несчастной любовью. Эрмин снова погрузилась в чтение.
