Дьявол носит «Прада» - Вайсбергер Лорен
— Привет! — произнесла я, пожалуй, с чрезмерным энтузиазмом, открывая дверь и обнимая его за шею. — Какая приятная неожиданность!
— Я на минутку, ты ведь ничего не имеешь против, верно? Мы тут были неподалеку с Максом, и я подумал: забегу поздороваюсь.
— Ну конечно, какое там «против», я так рада! Заходи, заходи.
Я чувствовала, что тараторю как ненормальная, и любой психотерапевт с легкостью бы определил, что мое напускное оживление в действительности скрывало отсутствие эмоций.
Он схватил бутылку пива, поцеловал Лили в щеку и уселся в оранжевое кресло, которое мои родители сохранили в более или менее приличном состоянии еще с семидесятых, словно зная, что придет время презентовать его одному из своих отпрысков.
— Это по какому поводу? — кивнул он на стерео, откуда доносились надрывные завывания «Аллилуйи».
— Медитирую. А что? — отозвалась Лили.
— У меня есть кое-какие новости, — объявила я, стараясь, чтобы мой голос звучал радостно, и желая тем самым убедить и себя, и Алекса в том, что все идет как нельзя лучше. Он с таким удовольствием готовил нашу предстоящую встречу выпускников — я сама всячески его к этому поощряла, — и теперь, когда до нее оставалось меньше недели, было до безобразия жестоко ломать его планы и надежды. Мы однажды всю ночь напролет обсуждали, кого пригласить на нашу большую воскресную пирушку, и уже точно решили, где и с кем пропустим по маленькой перед субботним матчем между «нашими» и «Корнеллом».
Они оба выжидающе и не чувствуя никакого подвоха смотрели на меня, наконец Алекс спросил:
— Да? И какие?
— Мне только что позвонили — я на неделю лечу в Париж! — В эти слова я вложила преувеличенный восторг гинеколога, объявляющего бездетной паре, что у них будет двойня.
— Куда ты едешь? — переспросила Лили рассеянно и безо всякого интереса.
— Зачем это ты едешь? — одновременно с ней спросил Алекс, и вид у него был примерно такой, как если бы я объявила, что у меня положительный тест на сифилис.
— У Эмили мононуклеоз, и Миранда хочет, чтобы на показы с ней поехала я. Потрясающе, да? — Я улыбнулась фальшивейшей из улыбок. Господи, как тяжело. Мне и самой страшно не хотелось ехать, но хуже всего было то, что приходилось убеждать его, какая это чудесная возможность.
— Не понимаю. Разве она не ездит на эти показы по восемь раз в год? — спросил Алекс.
Я кивнула.
— Так почему же вдруг ни с того ни с сего ей понадобилась ты?
Лили не обращала на нас внимания и, казалось, всецело была поглощена старым номером «Нью-Йоркера». У меня были все экземпляры за последние пять лет, и с тех пор, как я поступила на работу в «Подиум», я заставляла себя прочитывать даже оперные рецензии и «Финансовую страницу». Каждое слово.
— На весенних показах она всегда дает большой прием, и ей нужно, чтоб с ней была какая-нибудь секретарша из Америки. Чтобы позаботиться обо всем.
— И этой секретаршей из Америки будешь ты, а это означает, что ты пропустишь встречу выпускников, — мрачно подытожил Алекс.
— Ну, обычно все происходит не так. Это считается огромной привилегией и достается, как правило, старшему секретарю, но Эмили заболела, и поэтому поеду я. Поскольку я улетаю в среду, в Провиденс к выходным я не успею. Мне действительно очень жаль, что так вышло.
Я отодвинула стул и встала, чтобы сесть поближе к нему, на диван, но он весь выпрямился и подобрался.
— В общем, это все пустяки, да? Я уже заплатил за комнату, чтобы ее оставили за нами. И конечно, чепуха, что я уже со всеми договорился, чтобы освободиться к выходным. Я сказал маме, что ей придется нанять приходящую няню, потому что ты хочешь поехать. Но ведь все это ничего не значит! «Подиум» зовет, не так ли?
За все годы, что мы были вместе, я еще не видела его таким сердитым. Даже Лили выглянула из-за журнала и сочла за лучшее вежливо убраться из комнаты, прежде чем эта стычка перерастет в открытый скандал.
Я подошла поближе и попыталась присесть к нему на колени, но он положил ногу на ногу и отмахнулся.
— Нет, правда, Андреа, — так он называл меня, только когда бывал всерьез мной недоволен, — неужели все, на что тебе приходится идти, стоит того? Не лги мне, постарайся хоть раз. Стоит все это того?
— Что «все»? Стоит ли встреча выпускников, которая будет еще раз двадцать, моей работы? Работы, которая открывает передо мной такие возможности, о которых я и не мечтала, да еще скорее, чем можно было надеяться? Да! Это того стоит.
У него отвис подбородок, и на мгновение мне показалось, что сейчас он заплачет, но он закрыл рот, и на лице его появилось выражение настоящей ярости.
— Разве ты не понимаешь, что мне хочется поехать с тобой, а не исполнять все ее прихоти целую неделю по двадцать четыре часа в сутки? — закричала я, забыв, что где-то в квартире находится Лили. — Можешь ты на секунду представить себе, что мне, может, вовсе не хочется ехать с ней, но у меня просто нет выбора?
— Нет выбора? Да у тебя всегда есть выбор! Энди, неужели ты до сих пор не поняла, что работа теперь для тебя больше, чем просто работа, — она поглотила всю твою жизнь? — закричал он в ответ, и все его лицо покраснело, даже шея и уши. Обычно я думала, что это очень привлекательно, даже сексуально, но сегодня мне просто хотелось спать.
— Алекс, послушай, я знаю…
— Нет, это ты послушай! Не будем обо мне — это что, это ладно; не будем о том, как мало мы видимся из-за твоих бесконечных неотложных дел. А как насчет твоих родителей? Когда ты их видела в последний раз? А твоя сестра? Ты хоть отдаешь себе отчет, что она только что родила ребенка, а ты даже не видела собственного племянника? Это не наводит тебя ни на какие мысли? — Он понизил голос и наклонился ко мне. Я подумала, что он, может быть, хочет извиниться, но он продолжал: — А как насчет Лили? Ты хоть замечаешь, что подруга у тебя на глазах превращается в запойную алкоголичку? — Должно быть, на моем лице выразилось крайнее изумление, поскольку он резко выпрямился. — Только не говори, что ты об этом не задумывалась, Энди. Это видно даже слепому.
— Ну да, конечно, она попивает. Как и я, и ты, и все, кого мы знаем. Она ведь учится. Все студенты этим занимаются, Алекс. Что в этом страшного? — Это прозвучало так неискренне, что он только головой покачал.
Мы помолчали, потом он заговорил:
— До тебя никак не достучишься, Энди. Не знаю, как это случилось, но мне кажется, я тебя совсем не знаю. Думаю, нам надо отдохнуть друг от друга.
— Что? О чем это ты? Ты хочешь со мной расстаться? — переспросила я, слишком поздно осознав, что он вовсе не шутит. Алекс был таким милым, таким понимающим, он всегда был рядом, и я привыкла принимать как должное, что после изнурительного рабочего дня он всегда готов выслушать и поддержать — в то время как все остальные старались оградить себя от моих излияний. Проблема была в том, что я все меньше и меньше давала ему взамен.
— Да нет, я не о том. Не расстаться, просто переждать. Возможно, так мы сумеем по-новому взглянуть на все происходящее. Ты, конечно, недовольна сейчас моим поведением, да и я от тебя не в восторге. Может, если мы расстанемся на некоторое время, так будет лучше для нас обоих.
— «Лучше для нас обоих»? Ты думаешь, это нам поможет? — Меня бесила банальность его слов, сама мысль о том, что расставание на некоторое время может наладить наши отношения. Мне казалось крайним эгоизмом с его стороны, что он делает это именно сейчас, когда уже виден конец моего рабства и мне предстоит такое трудное испытание. Угрызения совести тут же сменились раздражением.
— Хорошо же. Ладно, давай отдохнем, — проговорила я саркастически и с неприязнью, — сделаем передышку. Звучит многообещающе.
Он не отрываясь смотрел на меня, и в его больших карих глазах отражались недоумение и боль; затем страдальчески зажмурился, словно пытаясь изгнать мой образ из своих мыслей.
— Ладно, Энди. Я пойду, не буду еще больше тебя расстраивать. Надеюсь, тебе понравится в Париже, правда надеюсь. Я позвоню тебе.