Судьбы и фурии - Грофф Лорен

– Как тебя зовут? – спросил ее седовласый мужчина, когда они вошли в лифт.

– Матильда, – ответила она. – А твое?

– Ариель, – сказал он.

Она взглянула на свое отражение в блестящей медной двери лифта: размазанное пятно красного, белого и золотого. Очень тихо она сказала:

– Я девственница.

Он достал платок из нагрудного кармана и промокнул лоб.

– Меньшего я и не ждал, – сказал он и галантно, но как будто в шутку поклонился, а после открыл перед ней дверь.

Он передал ей стакан холодной газированной воды. Квартира у него была огромной, по крайней мере, казалась такой. Две стены состояли сплошь из стекла. Остальные были белыми, с гигантскими мерцающими разными цветами картинами. Он снял пиджак, повесил его на вешалку, сел и сказал:

– Можешь чувствовать себя как дома.

Она кивнула, подошла к окну и взглянула на лежащий внизу город. Через пару минут он сказал:

– Под «можешь чувствовать себя как дома» я подразумевал «можешь снять одежду».

Матильда отвернулась от него, скинула туфли, расстегнула платье и позволила ему упасть к ее ногам.

На ней было белье из черного хлопка, почти как у маленькой девочки, то самое, которое вызвало столько улыбок в агентстве неделей раньше. Лифчик она не надела, он был ей не нужен.

Она повернулась, убрав руки за спину и смерив Ариеля тяжелым взглядом.

– Снимай всю одежду, – сказал он, и она медленно стянула трусики.

Пару минут он молча разглядывал ее, а она ждала. Затем сказал:

– Повернись, пожалуйста.

И она послушно повернулась. Здания снаружи утопали в тусклом дыме, и, когда на доме напротив зажглись огни, они казались просто квадратиками света, парящими в космосе.

Когда он встал, чтобы подойти к ней, Матильда содрогнулась.

Он потрогал ее между ног и улыбнулся, увидев влагу на своих пальцах.

В сравнении с мясистым лицом его тело оказалось слишком худым и почти безволосым, если не считать ореолов темных волос вокруг сосков и полоски, тянущейся от пупка к паху. Он лег на белоснежный диван, и она вынуждена была корчиться над ним, пока ее бедра не начали пылать и подрагивать от напряжения.

Тогда он неожиданно раздвинул их и вошел, улыбнувшись при виде вспышки боли на ее лице.

– Нырять проще, чем протискиваться, милая, – сказал он. – Первый урок.

Матильда никак не могла понять, почему немедленно, в тот же момент, не встала, не оделась и не сбежала. Эта боль была воплощением ненависти. Она попыталась отвлечься, пялясь на один из золотых квадратиков света за окном, считая про себя, но он сжал ее лицо и силой повернул к себе.

– Нет. Пожалуйста, смотри только на меня.

И она смотрела.

В углу комнаты виднелся источник искусственного света, какие-то высокотехнологические часы. Их свет превратил часть его головы в пульсирующее зеленое нечто.

Казалось, он ждет, когда она сдастся, но этого не происходило. Она вся обратилась в камень и чувствовала только, как растет и усиливается давление внутри.

Когда последовало долгожданное облегчение, она тут же поднялась на непослушные ноги, ощущая только жгучую и всепоглощающую боль.

Он нарезал банан кружочками, выложил их на ее теле, медленно съел один за другим и сказал, что это был его ужин.

– И даже больше, – добавил он. – Похоже, я объелся.

Ей он заказал жареный сэндвич с сыром и картофель из ресторана напротив его дома. А потом, приблизившись к ее лицу, наблюдал, как она ест, отслеживая взглядом каждый кусок.

– Больше кетчупа, – говорил он. – Слижи сыр с пальца.

Утром он тщательно вымыл ее и проинструктировал, как привести себя в порядок, а после, сидя в горячей ванной, следил за тем, как она делает это, поставив ногу на тиковый стульчик.

Затем он уложил ее на огромную белую постель и развел ее колени.

На стене висела плазма, он включил ее и поставил кассету. На экране появились две девушки, рыжеволосая и темноволосая. Они вылизывали друг дружку.

– В первый раз никому не нравится то, что я собираюсь с тобой сделать, – сказал он. – Нужно немного пофантазировать, чтобы достичь эффекта. Сосредоточься. Несколько раз – и ты все поймешь.

Как же это было ужасно – видеть его отвратительное лицо там, чувствовать жар его рта и колкость щетины, а главное – то, как он наблюдал за ее мучениями.

Никто и никогда не подбирался к ней так близко. Ее ведь даже в губы никто не целовал.

Матильда закрыла голову подушкой и вздохнула, пытаясь представить себе молодого парня, без лица, просто его тело, мускулистое и красивое.

Она почувствовала, как в ней начала медленно расти волна. Сначала небольшая, она становилась все больше, темнее и страшнее и в конце концов обрушилась на Матильду с такой силой, что она закричала в свою подушку.

Ариель отнял ее [внезапный поток белого света] и со смехом сказал:

– А ты умеешь удивлять, малышка!

Она и не знала, что так сильно ненавидит китайскую еду, до того момента, как он заказал ее и велел Матильде съесть, сидя перед ним на ковре. Все, начиная c «Му-шу» с тофу и заканчивая креветками с брокколи, все-все-все, до последней рисинки. Он не взял ни кусочка – просто сидел и смотрел.

– Если тебе нужно домой, можешь принять душ, и я отвезу тебя на вокзал, – сказал он.

Несмотря на рожу, как у горгульи, он определенно был добрым.

Матильда кивнула. Она уже трижды мылась в его мраморной ванной, и каждый раз – после еды. Кажется, она начала его понимать.

– Мне нужно вернуться вовремя, завтра в школу, – сказала она.

– Ты носишь форму?

– Да, – соврала она.

– О боже, – простонал он, – надень ее на следующей неделе.

Она опустила палочки.

– Значит, ты решил?

– Это зависит от того, в какой колледж ты хочешь.

Она сказала ему.

– Рад это слышать. Ты умная девочка.

– А может, и нет, – сказала она, жестом обводя квартиру вокруг и свое голое тело с рисом, прилипшим к груди. Она улыбнулась и тут же согнала улыбку с лица. Незачем ему знать, что у нее есть чувство юмора.

Он встал и направился к двери.

– Хорошо. Договорились, – сказал он. – Будешь приходить ко мне в пятницу вечером и уходить в воскресенье. Во избежание глупых вопросов, для всех ты – моя крестница. Начиная с сегодняшнего дня, наш контракт продлится четыре года. Летом будешь работать в моей галерее. Посмотрим, как хорошо я смогу научить тебя всему, что тебе нужно знать. Можешь сниматься в своем агентстве для каталога, если тебе нужно как-то объяснить, откуда у тебя деньги. И надо будет достать для тебя противозачаточное средство. И пока мы вместе, чтобы избежать всяких ужасов вроде болезней и прочего, не вздумай прикасаться или даже просто смотреть на другого мужчину или женщину. Если я услышу, что ты хотя бы поцеловала кого-нибудь другого, нашей сделке конец.

– Даже не собираюсь подумать о чем-то таком, – сказала она и представила про себя черный член. – Куда ты? – спросила она.

– Хочу купить тебе нормальное белье. Это просто неприлично – разгуливать в таком. Иди в душ, потом можешь поспать, я вернусь через несколько часов.

Он подошел к двери, но внезапно остановился и обернулся.

– Матильда, ты должна понять, что это просто сделка. Не хотелось бы, чтобы ты думала, что за этим может скрываться что-то еще.

Она широко улыбнулась – впервые за все это время.

– Сделка, – повторила она. – И никаких эмоций. Будем роботами.

– Прекрасно, – сказал он и закрыл дверь.

Оставшись в одиночестве, Матильда почувствовала себя омерзительно. Она взглянула на свое отражение в темном окне, за которым неторопливо шевелился город. Потрогала свой живот, грудь, шею. Взглянула на руки и увидела, что они мелко дрожат.

Она была не больше испорчена, чем та девушка, которая еще совсем недавно ехала в поезде, но все же отвернулась от своего отражения.

ПРОШЛО ДВА МЕСЯЦА. Школа закончилась, и она переехала в квартиру Ариеля. Из дома дяди взяла совсем немного: несколько книжек, красное платье, очки, свою потрепанную детскую фотографию, на которой она была милой и круглощекой француженкой – такой, какой была до того, как стала плохой.