Сиротка. Слезы счастья - Дюпюи Мари-Бернадетт
– Если мой отец и моя сводная сестра не станут возражать, то я, со своей стороны, тоже разрешаю вам написать задуманную вами статью и сопроводить ее фотографиями. Я имею в виду ту статью, которую вам заказали, когда давали разрешение приехать сюда, в Роберваль. Вы размышляете над этой статьей со вчерашнего вечера.
– Ну вы даете! – изумилась журналистка. – Это правда, мой главный редактор очень хочет напечатать большую статью о вас, поскольку вы сестра знаменитой Эрмин. Однако я постараюсь быть благоразумной, моя дорогая Киона. Если я разболтаю в статье о вашем удивительном даре, у вас больше не будет ни одного спокойного дня. К вам станут приезжать отовсюду – со всего Квебека, из Европы… Люди – и прежде всего те, кто оказался в беде, – легко верят во все сенсационное, а особенно паранормальное. Они тянутся к ясновидящим, и те – как настоящие ясновидящие, так и обманщики – зачастую пользуются этим в своих интересах.
– Я это знаю, Бадетта. А теперь давайте-ка лучше вернемся к столу. Вы проголодались.
– Да, верно. Это вы тоже прочли в моих мыслях?
– Нет, я просто предположила – не более того, – ответила, весело улыбнувшись, Киона.
Никто не смог бы догадаться, что она, пытаясь казаться веселой, всего лишь притворяется. Хотя она никоим образом не упрекала свою мачеху за то, что та организовала вечеринку в ее честь, но вообще-то в глубине души считала себя недостойной подобного мероприятия. «Я не заслуживаю того, чтобы меня так ценили! Не нужно было праздновать мое возвращение, – думала она, подходя к столу, уставленному яствами. – Правда, как мне рассказывала Мин, они уже даже полагали, что утратили меня навсегда, что я, возможно, погибла и что меня закопали где-нибудь в лесу, но страдали-то они по моей вине, из-за моей глупости».
Она взяла с тарелки и съела – без малейшего аппетита – редиску и кружочек огурца. Сидя между Овидом и Жослином, Эстер наблюдала за ней, все еще испытывая волнение и восхищение. «Она красива, как ангел, – подумала молодая еврейка. – Она обладает превеликим множеством достоинств, а также душой и сердцем из чистого золота».
Почувствовав волнение Эстер, Овид решил тихонечко ее расспросить.
– Вы, похоже, растерялись, когда Киона повела себя так странно, да?
– Нет, это было какое-то уникальное чувство, – прошептала Эстер, – и я даже забыла, что все взгляды обращены на меня. Эта девушка за каких-то пару минут дала мне очень и очень многое. Однако мне не хочется об этом говорить. Во всяком случае, не сегодня вечером!
– Извините меня, – сказал учитель, чувствуя разочарование из-за того, что так ничего и не узнал.
Лора, стремясь поддерживать непринужденную обстановку, прилагала всяческие усилия к тому, чтобы разговор велся на самые безобидные и банальные темы. Отдавая должное угощению, все обсуждали июньские грозы, письма Луи, жаловавшегося на свое житье-бытье в летнем лагере, и последние шалости Констана. Онезим грубоватым голосом рассказывал о похождениях своего сына Ламбера, называя его «чертовым балбесом».
Наконец Мари-Нутта положила конец этой безобидной болтовне, посмотрев на Киону с заинтригованным видом и спросив ее:
– Мама сказала мне, что ты десять дней выдавала себя за парня. Лично я сразу же догадалась бы, что ты девушка. Те люди, наверное, либо подслеповатые, либо идиоты, да?
– Мари-Нутта, ну что за бестактность! – возмутилась Эрмин. – Я же просила тебя про это никому не говорить!
– Ничего страшного, Мин, – пожала плечами Киона. – Я и сама собиралась поговорить об этом. Да, Нутта, я носила мужскую одежду и кепку. Ее я никогда не снимала. Я старалась говорить грубоватым голосом и подражала манере поведения Мукки и Луи. Я смогла бы ввести в заблуждение и тебя, если бы ты не была со мной знакома и никогда меня раньше не видела. Меня даже на строительной площадке частенько принимали за парня. Я ведь купила себе спецовку на пару размеров больше, чем нужно, а еще мужскую рубашку. Свои волосы я скрывала под кепкой.
– Иисусе милосердный, но зачем же тогда ты их обрезала? – удивилась Мирей.
– Это чтобы саму себя наказать, чтобы чем-то пожертвовать, – призналась Киона. – Думаю, пришло время рассказать вам всем о моих невеселых приключениях. Мне не хотелось портить эту вечеринку такого рода рассказами, но, я думаю, это необходимо.
Ее лицо приняло самоуверенное выражение, благодаря которому она выглядела намного взрослее и становилась похожей на неземное существо, явившееся на землю, к людям, чтобы заставить их поверить в то, во что они упорно не верили. Со времен ее детства ее родственники были свидетелями этого явления, которое становилось теперь уже не таким очевидным, поскольку Киона уже превращалась во взрослого человека, но которое тем не менее не могло не привлекать к себе внимания.
– Мне хотелось бы многое вам рассказать, – продолжала Киона. – Начнем с самого важного. У мистера Патрика Джонсона, у которого я работала, выдавая себя за некоего Боба Тэйлора, я почувствовала, что лошади – лошади, которых я раньше никогда не видела, – мысленно общаются со мной, и я могу понимать их телепатически. Благодаря этому я также могла ослаблять их тревогу и боль или же попросту успокаивать их. Меня это восхищало. Мистера Джонсона – тоже. Он разводит беговых лошадей, некоторые из них очень дорогие. Самая красивая из них – жеребец по имени Винтернайт. Я поняла, что у него колики, потому что он не терпит стойла. Мистер Джонсон прислушивался к моим советам и, я думаю, нанял бы меня на работу на целый год, но, когда он узнал, кто я на самом деле, – узнал накануне того дня, когда я собиралась удрать оттуда, – он пришел в ярость. Я рассказала ему о том, что со мной произошло, и вдруг обнаружила, что могу читать его мысли и мысли его дочери Эбби. Когда я приехала сюда и оказалась среди вас, я осознала, что могу читать и ваши мысли. Простите меня, я всеми силами пыталась не проникать в сознание других людей, но, как выяснилось, ничего с этим поделать не могу. Эрмин и Тошан уже знают об этом. Именно поэтому мне не хотелось сюда возвращаться. Прошу вас, старайтесь рядом со мной думать всего лишь о каких-нибудь пустяках.
Снова став девушкой-подростком всего лишь шестнадцати с половиной лет, Киона еле удерживалась от того, чтобы не начать всхлипывать.
– Мне кажется, я за что-то покарана – вот что я обо всем этом думаю! – добавила она.
– Это происходит только тогда, когда ты прикасаешься к нам, да? – спросила Лоранс. – Или когда ты просто находишься рядом с нами?
– Расстояние играет определенную роль, но не очень большую, – сообщила с обеспокоенным видом Эрмин.
– Но такое ведь попросту невозможно! – воскликнул Овид Лафлер.
– Это должно быть невозможным, – ответила Киона. – Я сама никогда не хотела обладать подобными способностями. Если я не исцелюсь, то уйду в монастырь и попрошу там, чтобы меня держали взаперти в какой-нибудь келье.
– А может, у тебя что-то не в порядке с нервами? – предположила Лора. – Это вполне может быть после всего того, что ты перенесла. Не бойся, Киона, я уверена, что это продлится недолго. Рядом с тобой находимся мы, и мы готовы тебе помогать и тебя оберегать.
– Лора, прошу, не относись ко мне как к жертве. Вы все уж слишком добры ко мне. Я этого не заслуживаю. Папа, тебе следовало бы оттолкнуть меня, когда я бросилась тебе на шею, и дать мне пощечину. Никто не стал меня ни в чем упрекать – ни ты, ни Мин, ни Тошан. А вот бабушка Одина отругала бы меня, наказала бы или же перестала бы со мной общаться. Она ведь предупреждала меня насчет Делсена, а я ее не послушала. Я предала ваше доверие ко мне, я сочла себя способной оказаться сильнее обстоятельств, и обстоятельства обратились против меня. Демоны очень сильны.
Констан, сидя на коленях у Тошана, начал плакать, испугавшись напряженного выражения лица Кионы и слов, которые она только что произнесла. Мадлен тут же стала извиняться:
– Ой, простите, мне следовало уложить его спать одновременно с Катери. Пойдем, мой мальчик, я спою тебе колыбельную. Ты поел достаточно и наверняка уже хочешь спать.
