Там, где билось мое сердце - Фолкс Себастьян Чарльз

Мне было интересно побольше о ней узнать, но она отвечала нехотя, и я не стал рисковать.

— А какие у вас на сегодня дела?

— Пойду смотреть дома и квартиры для внесения в наш гостевой реестр.

— И где они?

— В разных частях города.

— Пешком будете ходить?

— Пешком.

— А можно мне с вами?

Сам не знаю, как эти слова сорвались у меня с языка.

— Ладно, но прямо сейчас, — сказала Анна очень серьезно, будто вообще не умела улыбаться.

Я расплатился, и мы вышли на холодную улицу. Шагала она быстро, я старался не отставать. Первой осматривали квартиру в сером многоквартирном доме. Лифт был сломан, и мы долго поднимались на четвертый этаж.

Квартира принадлежала пожилым супругам, которые собрались переехать в дом на окраине, а это жилье сдать.

Чувствовалось, что им уже пора на покой. Пока Анна осматривала квартиру, старик что-то щебетал, как потревоженная в клетке птица. Интонация была умоляющей, но догадаться почему, я не мог. Жена гремела на кухне посудой. Нас уговорили выпить черного чаю с очень крошливым печеньем.

Анна потом объяснила: она говорила им, что необходимо сделать ремонт и провести горячую воду. В тот день мы посмотрели еще три квартиры.

— А как вам живется в вашей комнате? — спросила Анна.

— Не люкс, конечно, — сказал я, — но там здорово.

— Я тоже так думаю. Я сама там жила в первое время.

— А сейчас где?

Она махнула рукой, показывая в сторону.

— Там, за кафедральным собором.

— Хорошая квартира?

— Конечно. У меня был большой выбор.

Уже стемнело, а я напечатал сегодня всего одну страницу. И даже на расстоянии чувствовал укор покинутой машинки.

— Можно мне и в следующий раз к вам присоединиться? — спросил я. — Приятно с кем-то пообщаться.

— В пятницу я снова пойду по квартирам. И у «Феликса» буду примерно в то же время, что сегодня. Если придете в «Феликс»…

— А телефон у вас есть? — спросил я, но она уже успела отойти и не обернулась.

С того дня я довольно часто ходил с Анной по домам, квартирам, комнатам, маленьким гостиницам, которые она осматривала на предмет возможного проживания туристов. Как же одиноко человеку, если он ищет дружбы с сотрудницей турбюро, у которой ни разу не был дома и даже фамилии ее не знает…

Но я люблю ходить пешком. И город я узнавал все лучше. Анна попутно показывала мне ресторанчики и книжные магазины, где продавались книги на иностранных языках.

Когда я не ходил с Анной по квартирам, то заглядывал в кино. Это был хороший способ отвлечься от «Немногих избранных». Чаще всего я смотрел душераздирающие мелодрамы или незатейливые комедии, простодушные герои которых постоянно падают в ведро с известкой — если ведро не падает на них. Однажды в качестве члена дневного «клуба киноманов» (абонемент туда стоил столько же, сколько один билет на вечерний сеанс) я неожиданно попал на порнофильм. Его действие разворачивалось в стенах женского монастыря. На афише не было и намека на «стилистику» фильма. Они тут подобными мелочами не заморачивались.

Анна не называла точных дней, но вскоре я и сам определил, что мимо «Феликса» она проходит по вторникам и пятницам. Иногда требовалось проинспектировать всего парочку квартир, иногда больше, но, чтобы оценить состояние каждой, достаточно было одного взгляда. Случалось, что мы ходили по адресам почти до семи. Разговор обычно крутился вокруг все тех же квартир, изредка вскользь касаясь истории города.

Я не спрашивал Анну о семье, о прошлом, а она не проявляла интереса к моей жизни. Мы обменивались краткими репликами по поводу книги. «Двигается помаленьку». — «Это хорошо». После чего она доставала сложенные листочки и говорила:

— Ну что же. Сегодня у нас квартал, в котором вы еще не были. В старину там селились ткачи. Я правильно их назвала? Есть такое слово — ткачи?

Мы переходили через мост и шагали по мощеной улочке. Иногда садились на трамвай или в дребезжащий вагончик навесной железной дороги, оттуда можно было заглянуть в окна серых блочных домов, возведенных на месте улочек, разрушенных войной.

Разумеется, мне было любопытно, кто она такая, эта Анна. Я перебирал в уме возможные варианты. Сбежала от свирепого мужа. Вдова. Мужа не выпускают из-за «железного занавеса», и она работает, чтобы посылать ему деньги. У нее за границей двое маленьких детей. Она собирает данные для госслужбы, выслеживает нелегальных иммигрантов. Возможно, тоже пишет книгу, какой-нибудь длинный исторический роман. Работает в турбюро, чтобы платить за квартиру.

У Анны было необычное лицо. Про полные, будто вылепленные, губы я уже упоминал. Что еще? Высокий лоб, большие карие глаза. Лицо, безусловно, яркое, но почему-то не очень запоминающееся. Мне чудилась в нем какая-то затаенная боль. В те дни, когда мы не виделись, я ради интереса пытался мысленно составить ее словесный портрет. Но получалось слишком общо: довольно рослая, худощавая, волосы до плеч. А лицо? Я до сих пор подробно помнил лица одноклассников из деревенской школы, с двадцатых годов помнил. А лицо женщины, которую видел только вчера, не смог бы толком описать.

Были мы с ней «друзьями»? Сложно сказать. Но мне казалось, что были. Между нами поневоле протянулась связующая ниточка, которая из-за наших вторничных и пятничных походов становилась все прочнее. У нас обоих хватило деликатности не расспрашивать друг друга о прошлом, думаю, этим мы точно друг другу нравились. Особенно радовало, что я не обязан ничего из нее вытягивать, не то что при общении с пациентами. Флер таинственности на прошлом Анны меня даже слегка возбуждал.

Кстати о пациентах. Что нас больше всего сближало с Джудит Уиллс и Саймоном Нэшем, так это острое неприятие удобных «решений» — спекулятивных панацей, предлагавшихся психоаналитиками первой волны.

Несчастная девчушка заикается, у нее кружится голова, наблюдаются «абсансы» [33] и прочие очевидные проявления эпилепсии. И вдруг нам объявляют, что причина всех ее страданий — неосознанное желание оказаться в одной постели с отчимом…

Грубейшее пренебрежение объективными клиническими обследованиями и наработками. Преступное пренебрежение, когда девочку с болью в животе лечили от «истерии» и в конце концов отправили домой умирать от рака желудка.

И все-таки… Человек обожает всякие таинственные истории, требующие разгадки, а в детективе ищет не просто ответ, но и счастливый финал. Человек жаждет открытий, сулящих избавление. Очень уж велико искушение. Но если отбросить в сторону всякие догмы (то есть выигрышные факты, на которые опирается всякая религия, требующая от своих адептов беспрекословного одобрения «концепции»), то придется признать, что иногда бесконечные разговоры о прошлом помогают выудить из человеческой памяти то, что может облегчить ему жизнь в будущем.

Но что-то я отвлекся. Анна. Наша дружба поддерживалась не интимными отношениями, а их отсутствием. Физической близости между нами не было, зато росло доверие. Однажды мы осматривали апартаменты в центре, неподалеку от собора. Хозяева уехали на полгода в Италию. По сравнению с остальными вариантами это жилище было даже шикарным. В гостиной мраморный камин и диваны, обитые бархатом, на стенах картины маслом. В большой спальне кровать с балдахином и окно с видом на реку. Никогда не спал на кровати с балдахином, ни разу на такой даже не сидел. Я взгромоздился на кровать, привалившись спиной к подушкам в изголовье. Анна измеряла ширину комнаты. Наблюдая за ней, я спросил:

— Как ты думаешь, в том, что с нами происходит, есть некая закономерность или это набор случайностей?

Анна подняла голову и в первый раз за время нашего знакомства улыбнулась. Отложила в сторону рулетку, расстегнула молнии на сапожках и сняла их. А потом тоже забралась на кровать и села рядом.

Продолжая улыбаться, посмотрела на меня.

— Знаешь, Роберт, лично я никакой закономерности не вижу. Я вижу конкретные реальные дни.